Руденко. Генеральный прокурор СССР - Звягинцев Александр Григорьевич - Страница 35

Я, однако, не намерен углубляться в историю гитлеровского государства и его военной машины для того, чтобы устанавливать сейчас, когда и при каких условиях возникла и зародилась преступная деятельность германских руководящих военных кругов. Я хочу только напомнить о некоторых важнейших доказательствах, относящихся уже к периоду начала войны.

Еще 23 мая 1939 г. на совещании в новой имперской канцелярии с высшими военачальниками Гитлер заявил:

„Речь идет не о Данциге. Речь идет для нас о расширении жизненного пространства на Восток. Таким образом отпадает вопрос о том, чтобы пощадить Польшу, и остается решение напасть на Польшу при первой возможности ‘.

Развивая в присутствии высших германских офицеров и генералов свои политические и военные планы, Гитлер на совещании 22 августа 1939 г. в Оберзальцберге говорил:

„На первом плане – уничтожение Польши… Если и на Западе разразится война, на первом плане остается уничтожение Польши… Для пропаганды я дам повод к развязыванию войны, безразлично, будет он правдоподобным или нет“.

На совещании главнокомандующих 23 ноября 1939 г. Гитлер говорил своим ближайшим военным советникам:

„В основном же я не для того возродил вооруженные силы, чтобы они бездействовали. Решение действовать всегда жило во мне. Раньше или позже я хотел разрешить проблему. Вынужденно получалось так, что Восток на ближайшее время выпал“.

Это ли не свидетельство того, что Гитлер не делал из своих преступных планов секрета для высших военных руководителей гитлеровской Германии?

Еще более убедительными в этом смысле являются военно-оперативные документы германского командования, в которых в циничной форме излагаются преступные агрессивные цели гитлеровского правительства.

В директиве Гитлера от 30 мая 1938 г. о реализации плана „Грюн“, предусматривавшего захват Чехословакии, указывалось:

„Моим непоколебимым решением является то, что Чехословакия в ближайшем будущем должна быть разбита в результате одного военного акта.

Самым благоприятным в военном и политическом отношении моментом является молниеносный удар на почве какого-нибудь инцидента, которым Германия будет спровоцирована в самой резкой форме и который морально оправдает военные мероприятия в глазах хотя бы части мировой общественности‘.

Или директива от 27 марта 1941 г. о захвате Югославии, которой предусматривалось:

„Даже в том случае, если Югославия заявит о своей лояльности, ее следует рассматривать как врага и вследствие этого разгромить так скоро, как это будет возможно“.

Своего апогея эта циничная откровенность достигла в немецких военно-оперативных документах, касающихся подготовки нападения на СССР.

В инструкциях ОКБ об особых областях от 13 марта 1941 г., то есть еще задолго до нападения на СССР, прямо указывалось:

„Захватываемые во время операции русские области, как только это позволит ход военных действий, должны превращаться, в соответствии со специальными инструкциями, в государства с собственными правительствами ‘.

В „Указаниях о применении пропаганды в районе „Барбаросса“, изданных ОКБ в июне 1941 года, предусматривалось, что „пока не следует вести пропаганды, направленной на расчленение Советского Союза“.

Наконец, документ Ns 21 от 18 декабря 1940 г., зашифрованный под названием план „Барбаросса“, гласил:

„Конечной целью операции является отгородиться от азиатской России по общей линии Архангельск – Волга“.

Бывший генерал-фельдмаршал германской армии Фридрих Паулюс дал здесь, в Суде, исчерпывающее объяснение этой „конечной цели“, которую преследовала гитлеровская Германия в войне против Советского Союза и которая была известна всему руководящему составу германских вооруженных сил…

Военные преступления и преступления против человечности

Германские вооруженные силы и их военачальники совершали, самостоятельно или во взаимодействии с германскими полицейскими органами, бесчисленные злодеяния на оккупированных территориях.

Простое перечисление документальных доказательств, разоблачающих злодеяния, совершенные немецко-фашистскими захватчиками на оккупированных территориях, заняло бы слишком много времени.

Поэтому я сошлюсь лишь на отдельные доказательства, подтверждающие, что военные преступления и преступления против человечности совершались немецкими вооруженными силами планомерно, в массовых масштабах, были заранее организованы и в них участвовали все звенья германской военной машины – от фельдмаршала до солдата.

Достаточно вспомнить распоряжение подсудимого Кейтеля от 13 мая 1941 г. „О применении военной подсудности в районе «Барбаросса» и об особых мероприятиях войск“, которым предписывалось применение „самых крайних мер“, для чего германским офицерам предоставлялось право расстрела без суда, и которым устанавливалась безнаказанность немецких военнослужащих за преступления, совершенные в отношении мирного населения.

Или распоряжение того же подсудимого Кейтеля от 16 сентября 1941 г., которым он предписывал германским войскам „иметь в виду, что человеческая жизнь в странах, которых это касается, абсолютно ничего не стоит и что устрашающее воздействие возможно лишь путем применения необычной жестокости'.:

Можно также указать на приказы ОКБ об уничтожении советских военнопленных комиссаров, о клеймении советских военнопленных, приказы подсудимого Геринга об уничтожении взятых в плен летчиков союзных армий, о разграблении оккупированных территорий и угоне мирного населения в Германию на принудительный труд, приказ подсудимого Дёница, запрещающий спасать людей с тонущих кораблей, приказ бывшего генерал-фельдмаршала Рейхенау „О поведении войск на Востоке“ и многие другие.

Все они приобрели теперь уже нарицательный смысл.

Эти преступные приказы не оставались приказами на бумаге, как это пытались представить здесь некоторые свидетели вроде фон Браухича или фон Манштейна. Они с немецкой пунктуальностью претворялись в жизнь.

Трибунал выслушал показание свидетеля, бывшего генерал-майора медицинской службы германской армии Вальтера Шрайбера, который, являясь ученым-бактериологом, рассказал о плане гитлеровских заговорщиков использовать в войне в качестве оружия смертоносные бациллы чумы. Только выход наступающих частей Красной Армии к границам Германии сорвал этот преступный план гитлеровской военной клики, осуществление которого угрожало новыми страшными бедствиями, опустошением всей Европы…»

Глава VI

Все выше, выше и выше

После завершения Нюрнбергского процесса Роман Андреевич продолжал руководить органами Прокуратуры Украинской ССР. Переход к мирной, созидательной жизни не был гладким и ровным. Украинская ССР была одной из республик, наиболее пострадавшей от фашистской оккупации. К колоссальному материальному ущербу, понесенному республикой, добавились и другие невзгоды. В 1946 году на Украине случилась небывалая засуха. В западных областях продолжалась активная антисоветская и террористическая деятельность.

Изменялись и законодательные акты военного времени. Принимались новые законы, направленные на скорейшее восстановление народного хозяйства, охрану государственной, общественной и личной собственности, защиту прав и интересов граждан.

Все это требовало от органов прокуратуры республики активизации надзора по всем основным направлениям своей работы, усиления организации борьбы с преступностью, повышения качества предварительного расследования.

Вернувшись с Нюрнбергского процесса, в конце 1946 года Руденко сразу же провел совещание с областными прокурорами, на котором обсудил ситуацию, сложившуюся тогда с кадрами. В своем докладе он подчеркнул, что «дело подбора и воспитания кадров приобретает первостепенное значение», что мероприятия по кадрам – это не самоцель, это средство осуществления важнейших задач, стоящих перед прокуратурой. Он потребовал, чтобы вопросами подбора, расстановки и воспитания кадров занимались, прежде всего, все руководители областных органов прокуратуры, а также все оперативные сотрудники их аппаратов. Сам он, бывая в областных, городских и районных прокуратурах, не только интересовался тем, как работают люди, но и их обучением, условиями быта и отдыха, вникая в заботы каждого следователя и помощника прокурора.