Собственное мнение - Ритчи (Ричи) Джек - Страница 64

Возможно, Нортон даже и не заметил порезов на руках Креймера. Но даже если и заметил, то не придал этому никакого значения. Ведь Креймер скончался в результате сердечного приступа — вот что было главное. Комната, перевёрнутая вверх ногами. Всё было продумано до мельчайших деталей, он даже гравюру специальную заказал, чтобы на стенку повесить, так сказать, последний штрих. Однако она не была доставлена вовремя, её принесли лишь вчера или сегодня утром, и Нортон разорвал её и выбросил в мусорную корзину. На гравюре были изображены британские солдаты. Они маршируют к тому месту, где должны сложить своё оружие, впереди них движется духовой оркестр, который играет старую английскую песню «Мир перевернулся вверх ногами».

— Интересно, разыграл он кого-нибудь? — произнёс Франклин, которого эта мысль, видимо, очень занимала.

Разумеется, Франклин не знал о том, что произошло. Он не знал Креймера. От сердечного приступа в городе умирают сотни людей, а когда Креймер умер, в газетах лишь появилось объявление о том, что он скончался в «квартире друга».

Выйдя от Франклина, я проехал мимо дома Нортона. У тротуара стояли полицейская машина и карета «скорой помощи».

Я направился в центр, к главному офису нашей компании, и поднялся к Олбрайту. Он выслушал мой рассказ и покачал головой:

— Всё это поистине удивительно, но нам от этого не легче. Ведь по страховке нам всё равно придётся платить. Разумеется, будь Нортон жив, у него могли бы быть крупные неприятности, а так нам нет никакого смысла обнародовать эту историю.

— Всё зависит от причин смерти Нортона. Если он умер от сердечного приступа, дело можно считать закрытым.

Олбрайт кивнул:

— Я свяжусь со следователем и попрошу его позвонить мне, после того как он вернётся. Ведь должно быть вскрытие. Я не думаю, что, когда Нортон умер, вызывали врача.

Олбрайт позвонил мне домой вечером.

— Нортон умер от яда, — сообщил он мне, сразу перейдя к делу.

— Самоубийство?

— Не похоже. Ни записки, ничего. Теперь этим делом занимается полиция. Я только что разговаривал с лейтенантом Хенриксом. Он обыскал буквально всю квартиру. Яда нигде нет.

— Может быть, Нортон принял весь яд?

— Не исключено. Но должен же он был где-то хранить его. В коробочке или пакетике, а Хенрике не нашёл ничего подобного. И похоже, что яд стал действовать, как только Нортон вернулся домой. Его пальто лежало на диване. Вполне возможно, что отравили его где-то в другом месте.

— Полиция подозревает кого-нибудь?

— Хенрике ничего не говорил об этом, но я не думаю. Расследование началось всего несколько часов назад. Полагаю, завтра они начнут опрашивать всех знавших Нортона.

— Когда Нортон умер?

— Следователь читает, что вчера около одиннадцати вечера.

Повесив трубку, я налил себе виски и закурил сигарету. Я думал о разном, думал о ней. Ждёт она меня? Или я, как другие, удовольствуюсь тем, что буду приходить и смотреть на неё и ждать?

В половине одиннадцатого я смял последнюю недокуренную сигарету и поехал на Брейнард-стрит, 231. Выходя из машины, я посмотрел наверх. Слабо мерцали звёзды.

Открыв входную дверь, я почувствовал запах краски. В тусклом свете было трудно определить истинный цвет стен, но мне показалось, что они выкрашены тёмно-зелёной краской, а перила — коричневой. Тёмно-коричневой. Метрах в двух над лестницей висела едва видная в тусклом свете табличка: «Окрашено».

Я нажал на кнопку звонка над дверью в квартиру 1. Консьерж был в тряпичных тапочках, от него сильно пахло пивом.

— Слушаю.

— Когда вы красили вестибюль?

Он бросил на меня сердитый взгляд:

— Вы вызвали меня лишь для того, чтобы задать этот вопрос?

— Да.

Тут он увидел моё лицо и понял, что на заданный вопрос лучше ответить.

— Сегодня, — с беспокойством ответил он.

— Прямо сегодня?

— Конечно. — Тут он поправился. — Вообще-то, начали ещё вчера. Мой зять начал красить верхний этаж в четыре часа дня. Служит он в другом месте, здесь только подрабатывает.

Я стал подниматься по лестнице и услышал, как щёлкнул замок её двери.

Открыв дверь и впустив меня в квартиру, Хелен оглядела меня, потом нежно улыбнулась:

— Я ждала вас.

— Питер Нортон умер, — сказал я. — Его отравили.

Она подошла к проигрывателю и немного уменьшила громкость.

— Да?

— Нортон часто приходил сюда?

— Приходил, чтобы поглядеть на меня, разговаривал. Иногда я слушала его.

— Вы слушали, когда он рассказывал о комнате, перевёрнутой вверх ногами?

— Да.

— Нортон ведь был у вас вчера вечером?

— Хотите что-нибудь выпить?

— Он был здесь вчера вечером. Вестибюль и лестница плохо освещены, и он испачкался свежей краской. Он вытер руки носовым платком, но где-то на перилах остались отпечатки его пальцев. Полиция докажет, что он был здесь вчера вечером.

Она вынула два хрустальных бокала из бара:

— Полиция сюда не приходила.

— Она об этом не знает. Знаю лишь я один.

Она улыбнулась:

— Значит, мне нечего беспокоиться.

— Хелен, я должен буду сообщить им об этом.

Она взглянула на меня:

— Но почему?

— Ведь это убийство.

— И подозрение в первую очередь упадёт на меня? Будет расследование? Полиция узнает, кто я и где я находилась?

— Да.

— Я бы этого не хотела.

— Хелен, — спросил я. — Вы убили Нортона?

Свет упал на бокал, который она держала в руке.

— Да, — произнесла она.

Проигрыватель умолк. Раздался щелчок, и на диск упала новая пластинка. Вновь полилась музыка, но в комнате стало неуютно.

— Вам не следовало говорить мне это.

— Вы спросили, а я не могла солгать вам. Вы знаете почему, не так ли? И вы не сообщите в полицию. — Хелен поставила бокалы и порывисто шагнула к картине, прислонённой к креслу. — Я даже не помню, как писала её. О чём я тогда думала?

— Вы имели какое-нибудь отношение к смерти Креймера?

— Нортон рассказал мне, что устроил эту комнату в своей квартире. Я знала, что у Креймера больное сердце, очень больное. И знала, что он оформил страховку на моё имя. Я подала Нортону идею сыграть шутку с Креймером. Нортон, разумеется, не знал почему. — Она посмотрела мне в глаза. — Вы поражены? Почему?

— А если бы Креймер не умер?

— Придумала бы что-нибудь ещё.

— Вы так просто относитесь к вопросам жизни и смерти, Хелен?

Она смотрела на другую свою картину.

— Люблю голубой цвет. Он нравится мне больше других. Никогда не говорила об этом никому.

— Почему вы убили Нортона?

— Он грозил сообщить обо мне в полицию, если я не соглашусь принадлежать ему.

— Но что он мог сообщить им? Никто бы ничего не доказал. У него самого были бы неприятности.

— О Креймере он бы вообще не упоминал. Он просто послал бы в полицию анонимное письмо. В нём сообщил бы о других. Обо всех он не знал, но он знал об одном человеке до Креймера и подозревал, что были и другие.

— Сколько всего их было!

— Пять. — Она нахмурилась. — Нет, шесть. Неважно. Но они мертвы, и полиция найдёт способ причинить мне неприятности. Не всегда моё имя было Хелен Мортланд. — Она посмотрела на меня. — Я не дам им посадить меня в тюрьму. Скорее умру.

— Быть может, не в тюрьму.

Её глаза расширились.

— Если другие считают меня ненормальной, мне это всё равно. Но неужели так считаете и вы?

— Мне придётся пойти в полицию. Вы это знаете.

— Но ведь мы с вами не такие, как другие. Разве мы обязаны подчиняться их законам?

— Да.

Она побледнела:

— Я никого не любила до сих пор. Неужели я должна потерять то, что обрела.

Я молчал. Мне нечего было ей сказать.

— Когда вы пойдёте в полицию?

— Не знаю.

— Утром. Торопиться ни к чему. Я не сбегу. Мне некуда бежать. Никто не ждёт меня. — Она слабо улыбнулась. — Поцелуй? Только один поцелуй?

А потом я ушёл. Я пил и ждал.

Занимался холодный рассвет, когда я набрал номер телефона Хелен. Никто не снял трубку, да я и не ждал ответа.