Рыцарь Курятника - Капандю Эрнест - Страница 4

Он поклонился, вновь раздался петушиный крик, и бандиты исчезли. Куда они девались – невозможно было сказать.

А. осмотрелся и спокойно продолжал свой путь, как будто с ним ничего не случилось.

Несколько минут спустя, он дошел до предместья СенДени. Здесь возвышался монастырь Сестер Милосердия, называемых тогда Серыми Сестрами. Он находился на углу улиц Сен-Дени и Сен-Лоран. День и ночь его дверь была полуоткрыта, рядом с ней висел колокол, в который любой мог позвонить.

А. остановился перед низкой дверью и тихо позвонил. Дверь отворилась; небольшая лампа слабо освещала прихожую, выходившую на монастырский двор.

В прихожей сидела сестра милосердия в костюме, который не изменился с 1633 года – с тех пор, когда Венсан де Поль приказал Луизе де Мальяк, основательнице этого ордена, надеть его в первый раз. Большой накрахмаленный чепец скрывал ее лицо, но по голосу можно было угадать, что она молода.

– Чего хочет брат мой? – спросила она.

– Поговорить с матушкой от имени страждущих, – отвечал А. – Вы знаете, что сегодня 30 января, сестра моя?

А. сделал заметное ударение на дате. Сестра милосердия посторонилась, став к стене.

– Матушка ждет вас в часовне, – сказала она тихо.

А. прошел через двор в часовню, возвышавшуюся в центре здания. Лампа, свисавшая со свода, слабо освещала часовню.

Женщина в одежде сестры милосердия стояла на коленях перед алтарем и молилась, перебирая четки костлявыми руками. А. медленно подошел и встал на колени возле нее, несколько позади.

– Помолитесь за меня! – тихо произнес он.

Сестра милосердия слегка повернула голову; она, повидимому, нисколько не была удивлена, увидев человека в черной бархатной маске. Она перекрестилась и поднялась с колен.

– А! Это вы, брат мой, – сказала монашка.

– Сегодня 30 января, сестра моя, – напомнил он, – и четвертый час утра.

– Я вас ждала.

А. оставался на коленях; у него в руках был небольшой ящик, который он протянул сестре милосердия.

– Вот мое обычное приношение.

Сестра милосердия взяла ящик, подошла к алтарю и поставила его на первую ступень.

– Да примет этот дар наш Создатель! – воскликнула она. – И пусть мольбы всех страждущих, участь которых вы облегчаете, вознесутся к Нему и вымолят у Него милосердие к вам.

А. медленно приподнялся, низко поклонился сестре милосердия, потом пошел к двери часовни. Сестра милосердия поспешила его опередить и, окунув пальцы в святую воду, подала ему кропильницу. А. казался очень взволнованным.

– Сестра моя, – проговорил он, – моя рука не смеет коснуться вашей…

– Почему?

– Потому что ваша рука чиста, а моя осквернена.

Сестра милосердия покачала головой.

– Брат мой, – сказала она, – я не знаю, кто вы, потому что никогда не видела вашего лица и не знаю вашего имени; мне неизвестно ваше прошлое; но я знаю, что вы делаете. Вот уже четвертый год подряд 30 января ночью вы приносите мне, в эту часовню, сто тысяч ливров и просите тайно раздавать эти деньги страждущим. Сто тысяч ливров спасли жизнь многим больным! Дело, исполняемое вами втайне, есть дело благочестивое. Какой проступок совершили вы – я не знаю, но милосердие всемогущего Господа неистощимо, а доказательством, что это милосердие распространяется на вас, служит то, что в эти два года, особенно в нынешнем, все, кому я помогала вашими деньгами, выздоровели скорее.

А. сложил руки.

– Неужели? – спросил он в сильном волнении.

Сестра милосердия кивнула. А. поклонился ей:

– Это ваши молитвы призвали на меня милосердие Божие, пусть эти молитвы еще и еще вознесутся к Богу.

Сделав шаг назад, он прибавил:

– Через год в этот самый час.

Затем прошел через двор, миновал прихожую и быстрыми шагами направился к Сен-Дени.

На монастырской колокольне пробило четыре часа.

– С добрыми делами покончено, – сказал себе А., – пора приниматься за дурные. Час благодеяния прошел, час мщения пробил!

Снег перестал валить, но черные тучи, скопившиеся над Парижем, предвещали, что метель скоро возобновится.

А. направился к Сене. Дойдя до улицы Коссонри, он замедлил шаги и осторожно пошел вдоль стены; он шел по Железной улице. Дойдя до кладбища, он остановился и огляделся. Напротив входа стояла карета без герба, наподобие наемной. Кучер спал на козлах.

А. осмотрел карету и тихо подошел. Стекло на дверце вдруг опустилось, и он увидел силуэт женщины, закутанной в шелковые складки черного капюшона. А. остановился у кареты.

– Откуда явилась звезда? – спросил он.

– Из леса, – отвечал нежный взволнованный голос.

А. подошел еще ближе.

– Второго февраля на маскараде в ратуше все будет готово, – сказал он.

– А Бине?

– Он с нами. Вот его письмо.

А. подал бумагу, которую отдал ему С.

– А Ришелье? – спросила незнакомка.

– Он ничего не знает и не будет знать.

– А король?

– Он не расстается с миниатюрным портретом.

– Маскарад назначен через четыре дня?

– Да, нам надо победить нынешней ночью, или все погибнет.

– Каким образом?

– За мадам д'Эстрад хлопочет тот… кого вы знаете.

Таинственная дама наклонилась к А.:

– Начальник полиции?

– Да.

– О! С ним нельзя бороться. Фейдо всемогущ!

– Не бойтесь ничего, он падет до праздника…

– Каким образом?

– Его убьет насмешка.

– Скажите мне…

– Ничего не скажу, не узнаете, пока не придет время. Надейтесь и действуйте! То, что вы делали до сих пор, – великолепно. Продолжайте и полагайтесь на меня.

– Если вы узнаете что-нибудь, вы меня предупредите?

– Немедленно.

А. сделал шаг назад, поклонился, но шляпы не снял; дама в капюшоне удержала его движением руки. Быстро наклонившись, она взяла кожаный мешочек, лежавший на передней скамейке, и подала его А.; тот даже не поднял руки, чтобы взять его.

– Как?! – удивилась дама. – Вы не хотите?..

– Теперь ничего! – отвечал А.

– Тут только тысяча луидоров, и если эта сумма слишком ничтожна…

– Пожалуйста, уберите его в карету, и не будем об этом говорить. Нравится ли вам, как я служу?

– Это чудесно!

– Но, отказавшись от вашей руки, наполненной деньгами, прошу вас дать мне вашу руку пустою.

Маленькая, беленькая, изумительно красивая ручка без перчатки немедленно выскользнула из дверцы. А. взял эти тонкие пальчики своей левой рукой и поднес их к губам, а правой быстро надел на палец бриллиантовый перстень, до того прекрасный, что он засиял в ночной темноте, как светлячок в густой траве.

– О! – воскликнула дама от восторга.

– Молчите! – приказал А.

– Но я не могу принять…

– Это ничтожная безделица; я не осмелился бы вам предложить мои лучшие бриллианты.

– Но, Боже мой! – воскликнула молодая женщина, сложив руки. – Кто вы?

– Вы это узнаете.

– Когда?

– Когда будете в Версале и весь двор будет у ваших ног… Тогда вы меня узнаете, потому что я приду просить у вас награды за свои услуги!

– Приходите, я исполню все, о чем вы попросите.

– Клянетесь?

– Клянусь.

– Через месяц вы не будете мне обязаны ничем.

– Как? – прошептала молодая женщина. – Вы думаете, что мне удастся?

– Да. Через месяц в Версале.

А. вдруг отступил и сделал движение рукой. Кучер, до тех пор, по-видимому, крепко спавший, вдруг приподнялся, схватил вожжи, ударил по лошадям, которые, несмотря на снег, пошли крупной рысью. Карета исчезла на улице Ферронри.

А. огляделся вокруг и, уверенный в том, что никто его не подстерегает, он быстрыми шагами пошел к Сене.

Менее чем за десять минут А. дошел до набережной, вдоль которой тянулся длинный ряд высоких домов в шесть или семь этажей, черных, закопченных, разделенных узкими переулками.

В ночное время и ужасную непогоду этот район Парижа представлял собой самое печальное зрелище.

На другом берегу возвышалось мрачное здание суда, как грозная тюрьма, с зубчатыми стенами и остроконечными башнями.