Карлики - Пинтер Гарольд - Страница 8

Если это так, то чего же она боится? Ведь именно сила и убедительность его рассуждений с самого начала привлекали ее. Они впервые встретились в библиотеке, и в течение недели после знакомства он пару раз пригласил ее прогуляться вечерком по городу. В тот день он впервые позвонил ей. У меня умер отец. Давай посидим где-нибудь за чашкой чая. Они встретились в кафе на Хэкни-роуд. День был душный и сумрачный. Как только они сели за столик, Пит начал говорить. Она смотрела на него и слушала. Полиция решила, сказал он, что его отец покончил с собой. Сам он так не считал. Скорее всего тот просто напился и уснул, открыв кран газового обогревателя, но забыв зажечь горелку. Сам он возился на кухне, пытаясь починить слив в раковине, где засорилась труба, и тут услышал крики матери. Она стояла посреди комнаты прямо над телом. Отец лежал ничком на ковре, а в комнате было полно газа. Мать пошла вызывать полицию. А он остался там с ним. Она когда-нибудь оказывалась рядом с мертвецом? Тот был мертвый как ножка кровати, а больше ничего, абсолютно ничего не происходило. Он чувствовал внутри себя пустоту, будто в старом мешке. Все эти эмоции, что это вообще такое? Ветер, завывающий в решетке угольного чулана. Он был сухой, как старая деревяшка. Гаечный ключ он по-прежнему держал в руке. Ему ничего не стоило развернуться и пойти обратно, чтобы закончить ремонт раковины. Все ясно, как дважды два, вот только что в результате? Ничего. Ноль. Прежде чем приехала полиция, он двадцать минут стоял над трупом. Его отец был мертвый, как засохший старый муравей, а его при этом даже ничто не кольнуло.

Пит вошел в комнату, держа под мышкой какой-то сверток в коричневой оберточной бумаге, который положил на стол. Он развернул пакет и протянул ей белое летнее платье. Она сбросила свитер и юбку и переоделась.

– Замри.

Она остановилась вполоборота к нему.

– Подойди к окну.

Она прошла к окну, подобрала юбку, повернулась, посмотрела на свое отражение в зеркале.

– Нравится? Стой где стоишь. Солнце бьет тебе в затылок, платье по бокам слегка просвечивает. Ты выглядишь просто великолепно.

Он сел и закурил сигарету.

– Красивое, – сказала она, присаживаясь на подлокотник его кресла. – Спасибо.

– Тебе идет.

– Я его буду надевать по особым случаям.

– Нет, – сказал Пит. – Лето – самый подходящий случай для этого платья. Я хочу, чтобы ты в нем гуляла.

– В солнечные дни.

– Да. Ради этого оно и сшито.

– Ты где был?

– Прогулялся по набережной. Посмотрел на лодки. Немножко тишины и покоя. В этом офисе просто птичий базар.

– Всё девушки?

– Ну.

– А чем они занимаются?

– Понятия не имею. По-моему, в основном хихикают и болтают – с ужасным произношением. Я стараюсь держать дистанцию.

– И они к тебе не пристают?

– Даже близко не подходят. Знают, что я их так отошью – мало не покажется.

– Жарко было сегодня?

– Жарко? Я просто высох как мумия. Морской воздух меня освежил. Особенно приятно было рассматривать плавающее в воде дерьмо.

Вирджиния подошла к зеркалу и оглядела себя. Потом обернулась.

– Пит?

– Да?

– Что ты думаешь про солнце?

– Что я думаю про что?

– Как ты смотришь на солнце?

– В каком смысле – как я на него смотрю?

– Да ладно, это неважно.

– Нет, подожди. Что неважно?

Он подошел к окну.

– Оно заходит.

– А я сижу здесь, – сказала она.

Он затянулся и, выпустив дым через нос, стал смотреть, как облачко тает в воздухе.

– Значит, что я думаю про солнце? Занятный вопрос.

– Ты платье шил с удовольствием?

– Это платье? Конечно.

– Оно замечательное.

– Да уж. Я как будто в шахматы играл, и каждый стежок был новым ходом. Вот так оно и вышло – шах и мат.

Она встала рядом с ним у окна.

– Хочешь, я тебе к нему еще нижнюю юбку сошью? – спросил он.

– Да, пожалуйста.

– Договорились. Сделаю.

Они смотрели, как солнце опускается к горизонту между фабричными трубами. Он наклонил к ней голову и обнял ее за талию.

– Ты мне сегодня нравишься, – сказал он.

– Из-за платья?

– Нет.

Он повернул ее к себе и поцеловал.

– Давай чаю попьем.

– Давай.

Он смотрел ей вслед, когда она шла к буфету.

– Да, – сказал он, – ты замечательно выглядишь в этом платье.

– Это просто шедевр, – сказала она.

– Но знаешь что, – сказал он, садясь, – в каком-то смысле я вижу в тебе скорее парня, чем женщину.

– Это в каком же смысле?

– Нет, нет, как женщина ты в порядке. Но мне нравится, как ты умеешь хранить свою мыслительную энергию, копить ее и пользоваться ею, когда нужно. Я сам у тебя этому учусь. И еще ты для меня верный друг. Настоящий хороший приятель, свой парень.

– Правда?

– Да. Видишь ли, вот взять, например, Марка, так он никогда этого не понимал. Женщина для него – только женщина и ничего больше. А от нашей с тобой духовной близости скорее родится что-нибудь стоящее, чем от близости между нашими телами. Может, мы и не всегда ощущаем это единство, но оно существует, уверяю тебя.

Она поставила на стол чашки и налила молока.

– Марк хочет, чтобы его женщины обращались к нему «сэр» и по три раза в день козыряли ему. А он в ответ даже шляпу не приподнимет. А еще меня достает, что он слишком уж легко относится к тому, что называется личной жизнью, – несется во весь опор, а что будет с женщинами, с которыми его сводит судьба, и думать не желает.

– Чай готов.

Они сели за стол, и она стала нарезать хлеб.

– Нельзя держать женщину в герметичном футляре и открывать его, только когда свет выключен, – сказал Пит. – Женщина и в других областях может многого добиться.

– Но ведь он тебе нравится, я так понимаю?

– Нравится? Конечно, нравится.

Он нарезал на ломтики помидор и насыпал соли на тарелку.

– Он умеет слушать, – сказала Вирджиния.

– Он тупой и упертый. Вот что я тебе скажу. На днях он пытался убедить меня, будто все мои проблемы из-за того, что я недостаточно часто с тобой сплю.

– Марк?

– Да.

– А он-то откуда знает? Я имею в виду, откуда он вообще знает? Ну, про нас?

– Понятия не имею. Может, я сам когда-нибудь об этом упомянул.

– То есть ты сам сказал ему, что мы не слишком часто занимаемся любовью?