Пандора в Конго - Пиньоль Альберт Санчес - Страница 70

Ему снилось, что идет дождь. Во сне Маркус спал в каком-то уголке сельвы, и его будил гром. Первый разряд был далеким, а второй прозвучал уже громче. Он проснулся. Ему никогда не нравились сны, в которых ему снилось, что он спит. Но Гарвей не был в сельве, а все еще находился на одной из площадок на тропинке. Он услышал гром еще раз и спросил себя: «Я на самом деле уже проснулся или еще сплю?»

Маркус не спал. И гром не был настоящим громом. Это был звук, похожий на звук рвущейся бумаги. Словно лист этой бумаги был огромным, как небо. Кроме того, Гарвей услышал треск и скрежет камней, словно кто-то тащил огромную глыбу, и понял, что там, наверху, в своде, образуется трещина, как в плотине водохранилища. Только эта плотина сдерживала не воду, а камни, все камни Земли.

Беги, Маркус Гарвей, беги! Сейчас он и вправду бежал, спасая свою жизнь. Но бежал, радостно смеясь, потому что если всего несколько часов назад его жизнь не имела никакого смысла, то сейчас даже его смерть не помешала бы победе.

Он добрался до грота. Еще на пути к Девичьему морю Амгам убедила его придвинуть огромный камень в форме мельничного колеса к самому входу в грот, почти закрыв отверстие туннеля. Несмотря на выразительную мимику Амгам, Маркус ее тогда не понял и помог ей, просто чтобы она не сердилась. Теперь он понимал цель действий. Маркусу удалось добраться до грота, но если бы он не смог закрыть за собой какую-нибудь дверь, и как можно плотнее, то наводнение камней и пыли поглотило бы его.

Сверху стал падать песок и камни. Сначала камешки были небольшие, но очень скоро вокруг Маркуса начали проноситься метеориты, с каждой минутой все крупнее. Большинства из них он не видел, а только слышал, как они падали совсем близко от него, ударяясь о землю и брызгая картечью. Некоторые камни пролетали так близко, что в свете фонаря казались зелеными падающими звездами.

Земля рушилась прямо над его головой. Если бы Маркус не смог забраться в грот, точно мышонок в норку, от него бы не осталось даже мокрого места. Наконец ему удалось протиснуться через узкое отверстие в форме полумесяца, которое они с Амгам оставили между мельничным колесом и стеной грота.

Гарвей залез туда как раз вовремя, потому что сразу после этого земля задрожала. Некоторым людям доводилось оказаться в самом центре урагана. Маркус же мог похвастаться странной привилегией пребывания под зоной землетрясения. Представим себе человека, который подносит к уху спичечный коробок и встряхивает его, чтобы узнать, остались ли там спички. Маркус был спичкой. Но, несмотря на то что его сотрясало и подбрасывало, что его оглушал хор тысячи барабанов, он толкал камень в форме мельничного колеса. Ему надо было точно пригнать его к стенкам туннеля. Только так можно было защитить ход от потока камней. Но у Гарвея ничего не получалось: камень, служивший дверью люка, был очень тяжел. Руки Амгам, куда более мускулистые, чем его, без труда справились с этой задачей. Но у Гарвея в одиночку ничего не получалось. Он не мог сдвинуть камень. Не мог.

В свете фонаря Гарвей увидел тот ужас, виновником которого был он сам и который теперь неуклонно приближался. Целый океан серого пепла и измельченных камней накатывался темной и плотной волной на перевал, молниеносно поднимаясь вверх. Ему оставалось закрыть дверь или умереть. Все было очень просто.

И он это сделал. Коротконогий и тщедушный человечек смог закрыть этот импровизированный люк. Все его мышцы и сухожилия напряглись до предела, и камень переместился на те несколько сантиметров, которые надо было преодолеть.

Гарвей сел на землю и изможденно прислонился спиной к стене грота. Ему казалось, что его руки только что подверглись какой-то средневековой пытке. За каменным люком слышался рев бури. Маркус положил на свою испачканную землей ладонь две застывшие слезы Амгам и стал смотреть на них. Потом он засмеялся. Это был самый противоречивый смех в мире. Гарвей не думал о человечестве, которое спас, а только о ней. Он был самым счастливым человеком в мире, потому что узнал ее. И самым несчастным существом обоих миров, потому что потерял ее.

Можно сказать, что приключения Маркуса Гарвея в Конго кончились в тот момент, когда ему удалось спастись от каменного потока. То, что произошло потом, было просто долгой дорогой, которая вела его прямиком в тюрьму.

Оказавшись на поверхности, Маркус не нашел и следа Уильяма Кравера. Он снарядился в дорогу: надел европейскую одежду и свою фуражку конюшего, взял рюкзак тектонов и пустился в дальний путь по джунглям. По сути дела, тропинка, которая вела сквозь буйную растительность, не слишком-то отличалась от подземного туннеля. У нее было очень мало ответвлений, поэтому возможность заблудиться оказалась невелика. После долгого похода Маркус достиг прогалины, где царило то огромное дерево, на которое когда-то, во время путешествия в сельву, он забрался, чтобы увидеть необозримые просторы Конго. Уильям был там.

Он висел головой вниз на одной из ветвей, и его голова качалась в полутора метрах от земли. Туземцы подвесили его так, чтобы продлить агонию. Кравер, наверное, провел последние часы своей жизни, извиваясь, как червяк, чтобы защититься от прыжков хищников. Но в конце концов звери победили его, иначе и быть не могло.

Маркус подошел к тому, что осталось от обнаженного тела. Руки, грудь и голова были обглоданы. Гарвей спросил себя, какие животные могли все это сотворить. С одной стороны, они оказались недостаточно крупными или чересчур слабыми, чтобы оборвать веревку, но с другой, сожрали мясо с тех частей тела, которые были им доступны, до последней жилки. Маркус мог смотреть сквозь обнажившиеся ребра, словно сквозь решетку на окне. Книзу от локтей на руках не осталось ни кожи, ни мышц, только кости. Кисти рук исчезли – наверное, потому, что кости на запястьях были сломаны, и животным не стоило большого труда оторвать их. Что же касается головы, то, совершенно очевидно, дикари отпилили верхнюю часть черепа и сняли ее, словно крышку с кастрюльки. Но они не стали убивать Кравера, а оставили его на дереве с непокрытой, в самом прямом смысле этого слова, головой. Маркус присел на корточки, чтобы заглянуть внутрь черепа. Он напоминал пустую рюмку. Животные сожрали весь мозг до последнего кусочка, но оставили кости нетронутыми. Мы можем представить себе отчаяние жертвы, из головы которой сочилась кровь и чей мозг был неприкрыт, при виде собиравшихся на земле прямо под ней зубастых обитателей африканского леса. У Гарвея не хватило духа, чтобы снять труп с дерева, и он молча удалился.

Таким был конец Уильяма Кравера, по словам Маркуса Гарвея. Имел ли он какой-нибудь смысл? С какой стороны посмотреть. Мы можем предположить, что смерть Уильяма спасла жизнь Маркусу: расправа с ним, вероятно, утолила жажду мести окрестных племен, а потому Гарвею удалось пройти через всю эту обширную территорию без приключений.

Наконец в один прекрасный день он наткнулся на деревянную хижину на берегу большой реки. На ней был построен узкий мол, а на молу лежали несколько дюжин негров. Видимо, они ожидали прибытия какого-нибудь корабля, чтобы погрузить на него каучук, который был сложен на берегу.

Негры лежали, подвергаясь безжалостным атакам москитов, и равнодушно смотрели в сторону речного потока. Они никак не ожидали, что какой-то человек появится с тыла, со стороны леса, и поэтому, увидев Маркуса, дружно подпрыгнули. Самые сообразительные побежали в сторону хижины, чтобы предупредить ее обитателя. Это был высокий бельгиец, красная кожа которого была покрыта потом. Он вышел из хижины, вооруженный винтовкой.

– Мои Dieu! С’ est pas possible![9] – воскликнул бельгиец, опуская оружие. – Но откуда вы взялись? Я думал, здесь нет ни одного белого человека в радиусе тысячи километров!

Бельгиец приютил Маркуса в своей хижине и угостил пивом. Он достал грязную бутылку, покрытую слоем пыли и паутиной, из глубины ящика, который уже давно никто не открывал. Это было бельгийское пиво, оно означало цивилизацию, и еще прежде, чем первый глоток оказался у него в желудке, Маркус уже почувствовал себя в Европе.