К своей звезде - Пинчук Аркадий Федорович - Страница 66

– Какая же я дрянь, – сказала она вслух. – Ведь сегодня был последний день твоего отпуска.

– Не кори себя, – Чиж укладывал в чемодан вещи, на Ольгу не смотрел. – Даже в последний день жизни человек должен быть самим собой. Перед смертью не надышишься, говорят в народе. Так что все нормально. Ты обрела себя в науке, в лаборатории. Другие этого не имеют.

– Я очень виновата перед тобой, Паша?

– Не надо об этом, – попросил он.

– Я тебя провожу на вокзал?

– Ни к чему. Тетя Соня уже не справится с Юлькой, если она проснется. Ты ее береги. Это моя единственная просьба.

Ольга воспитывала девочку в своем духе. Но Юля выросла, как принято говорить, папиной дочкой. Даже первое слово сказала «папа». Вся ее жизнь до окончания семилетки состояла из встреч с отцом и ожидания этих встреч. Чтобы они были чаще, Чиж приезжал в отпуск зимой. Летом Юля все каникулы жила у него. Когда Чижа перевели в полк, с которым он прошел войну, Юля закончила седьмой класс и переехала к отцу. Объяснить феномен этой привязанности Ольга не могла.

Иногда бежали дни, месяцы, и она не замечала своего одиночества. А потом вдруг на нее находило, и тогда все летело к чертям собачьим. Она как угорелая мчалась на вокзал, садилась в поезд на любое место и ехала к Юльке.

В этот раз ее потянуло к дочери во время загранкомандировки. Ольга даже не заехала в институт по возвращении. Приняла душ, переоделась с дороги – и на вокзал.

20

Чиж в тот вечер рано вернулся домой. Когда в прихожей ударил звонок, они с Юлей сидели у телевизора.

– Папка, меня нет, – сказала Юля.

– На вранье толкаешь?

– Папуля, горит контрольная.

– Тогда брысь.

Юля мгновенно закрылась в своей комнате. Чиж поправил усы и открыл дверь. На пороге с большой дорожной сумкой стояла Ольга. В темном платье с треугольным вырезом, с цепочкой бус вокруг шеи и небрежно заколотыми волосами. Она казалась еще совсем молодой.

Чиж взял у нее сумку и сделал широкий приглашающий жест:

– Входите, Ольга Алексеевна, – и тут же крикнул: – Юлька! Выходи из укрытия, мать прикатила.

Ольга подставила щеку, Чиж по-родственному чмокнул ее и занялся замком, будто в нем что-то сломалось.

– Ох, господи! – тихо вырвалось у Ольги, но уже в следующее мгновение она взяла себя в руки и, отвернувшись к зеркалу, начала поправлять волосы.

– Мамуля, каким ветром?

Заложив пальцем учебник, Юля держала его за спиной.

– Совсем невеста, – удивленно сказала Ольга. – Как успехи?

– Нормально. А у тебя?

– И у меня. – Они поцеловались. – Какие новости?

– «Запорожца» покупаем.

– Зачем?

– Внуков катать, – сказал Чиж.

– А что, – с веселым вызовом сказала Юля, – запросто обеспечу.

– Каких внуков? – Ольга еще ничего не понимала.

– Обыкновенных! – продолжала Юля в прежнем тоне. – Нарожаю полный дом чижиков. Демографический взрыв. Дед Мазай и зайцы.

Поняв шутку, Ольга шлепнула Юлю ниже спины и повернулась к Чижу:

– Как чувствуешь себя, Паша?

– А что со мной станется? Здоровый, как конь.

– Юлька, – ухватил дочь за халат, – давай-ка в гастроном, у нас один кефир.

– После семи не дают.

– Это у них в Ленинграде не дают, а у нас дадут.

Юля взяла мать под руку и повернула к кухонной двери:

– Товарищ директор, займитесь картошкой, пожалуйста.

Мгновенно надела джинсы, кофточку и вылетела в дверь, взмахнув сумкой.

Ольга сняла босоножки, обошла квартиру, заглянула в кухню и ванную, села рядом с Чижом на диван.

– В командировке? – спросил он.

– Два дня осталось… Что у тебя нового?

– Все по-старому.

– Ни звонков, ни писем, совсем уж…

– Юлька ездила на днях в Ленинград. Не застала тебя.

– В Англии была.

– Интересно?

– Интересно. Только устала.

– А что там интересного? Сплошные туманы. Как они только летают?

– Нету там, Паша, туманов. Над Лондоном голубое небо. Как у нас в Крыму. Туманы там висели от печного дыма. А теперь везде паровое отопление. – Помолчав, она сказала дрогнувшим голосом: – В Ленинград бы приехали.

– Наш полк на Север переводят.

– Ох, господи, – сказала она тихо. – Юлька, надеюсь, останется?

– Спроси у нее.

– Уговори ее, Паша. Последний курс ведь, диплом. Дома есть все, что ей надо для учебы. Это было бы разумно, Паша.

– Конечно, разумно.

– Тебя она послушает.

– Послушает… И сделает наоборот.

– Паша, – Ольга посмотрела ему в глаза, – мне страшно…

Он хотел, как всегда, отшутиться, но подступила неожиданная жалость. Подступила, как далекое эхо бушевавшей когда-то в душе грозы. Захотелось утешить, а слов искренних не нашлось. И Чиж только сильнее сжал челюсти.

Ольга протянула руку, потрогала его висок, поправила упавшую прядь.

– Весь уж белый.

– Серый, – поправил он жестко.

Она уткнулась носом в платок, подышала, словно всхлипнула, и резко встала:

– Помоюсь с дороги. Там в сумке коробка. Трубку тебе из Лондона привезла.

Чиж раскрыл сумку и увидел сверху темно-коричневую коробку с золотым тиснением по коже.

– С этого и надо было начинать, – буркнул он себе под нос. – Трубка, она и в Африке трубка.

Проснулась Ольга от тихого неясного шепота. Плотные шторы на окне были закрыты, и она с трудом разглядела рядом с кроватью силуэт дочери.

Юля сняла берет и склонилась к матери. У нее были ароматные тяжелые волосы. И Ольга жадно обняла дочь за шею.

– Ты не скучай, мы скоро, – сказала Юля и поцеловала Ольгу в нос.

Когда на лестнице затихли шаги, Ольга встала, убрала постель, распахнула кухонное окно и, сев за маленький столик, приставленный к подоконнику, расслабленно откинулась на спинку стула. За окном устало шептались тополиные верхушки, а внизу сыпал и сыпал по клумбам водяной веер. Вырывался он из перевязанного проволокой шланга, который держала в руках полная, но подвижная женщина, одетая в полинявший спортивный костюм.

Юля рассказывала, что эта известная в прошлом спортсменка не на шутку занялась цветоводством, собрала уникальную библиотеку, много экспериментирует по выращиванию специальных трав для спортивных площадок, консультирует любителей, в дни рождений всем жильцам дома приносит букеты цветов.

Понаблюдав за ее работой, Ольга со слипшимися еще глазами пошла под душ и стояла, пока утренний сон бесповоротно не был смыт. Привыкшая к энергичному ритму жизни, она готовила завтрак и одновременно приводила в порядок себя. Косметику Ольга не жаловала, но иногда, когда ей хотелось выглядеть чуточку помоложе, она подкрашивала ресницы, накладывала очень легкие тени на веки и тонким, едва заметным слоем пудры покрывала лицо. Ее волосы все еще сохраняли свежий блеск и упругость.

Сегодня ей очень хотелось выглядеть молодой. Приглушенные голоса в доме, тихое позвякиванье чайных стаканов, волнующие запахи – все это разбудило в ней полузабытую радость причастности к семейному очагу, радость чувствовать себя матерью и женой. Утренний концерт по радио, составленный из песен послевоенных лет, усиливал ощущение праздника, и Ольга, наспех позавтракав и надев Юлины джинсы и спортивную безрукавку, окунулась в домашнюю работу. Она радовалась, что умеет быстро и почти профессионально все это делать, доходя до истины чисто логическим путем. Гудела стиральная машина, гудели пылесос и вентилятор над плитой, гудели в воздухе самолеты.

Праздник улетучился с приходом Алины Васильевны. Боль всколыхнулась, как осевший ил в тихом карьере. И впервые пришло тревожное ощущение непоправимой ошибки. Она взяла такси и поехала на аэродром. Ждать до вечера не было сил. Но у ворот, где стояла толпа женщин, она поняла – ее боль, ее тревога в этой ситуации насквозь фальшивы. И если Чиж ее здесь увидит, в его душе кроме досады ничего не шевельнется.

Вернувшись домой, она собралась и уехала в Ленинград.