V. - Пинчон Томас Рагглз - Страница 41

Ангел и Джеронимо смотрели в ту же сторону.

– Может, лучше пойдем? – предложил Ангел.

Но тут Люсиль поманила Профейна к двери в противоположном конце танцзала.

– Погодите, – сказал Профейн. И пошел плутать между танцующими парами. Никто не обращал на него внимания.

– Ну где тебя носило? – Она взяла его за руку. В комнате было темно. Профейн наткнулся на бильярдный стол. – Здесь, – шепнула Люсиль. И разлеглась на зеленом сукне. Угловые лузы, боковые лузы и Люсиль.

– Могу рассказать одну забавную историю, – начат Профейн.

– Все уже рассказано, – прошептала Люсиль.

В тусклом свете, пробивавшемся из-за двери, ее глаза сливались с зеленым сукном. Профейн словно смотрел сквозь нее на поверхность стола. Юбка задрана, рот открыт, зубы белые, острые, готовые цапнуть Профейна за что угодно, как только он окажется в пределах досягаемости, – да она и впрямь его заманила. Профейн расстегнул ширинку и полез на стол.

Внезапно из соседней комнаты послышался крик, резко замолчал музыкальный автомат, потух свет.

– Черт, – сказала Люсиль, садясь.

– Драка? – спросил он. Люсиль слетела со стола, сбив Профейна с ног. Он упал головой в подставку для киев. Затем ему на живот обрушилась лавина бильярдных шаров. – Силы небесные, – пробормотал Профейн, прикрывая голову. Высокие каблучки стучали по пустому полу танцевального зала, удаляясь и затихая. Профейн открыл глаза. Прямо перед глазами лежал бильярдный шар. Профейн видел белый круг, на котором была цифра 8. Он засмеялся. Ему послышалось, что где-то вдали на улице Ангел зовет на помощь. Профейн с трудом поднялся на ноги, застегнул ширинку и ощупью двинулся во тьму. На улицу он выбрался после того, как кувырнулся через два складных стула и упал, зацепившись за шнур музыкального автомата.

Скрючившись на первой ступеньке за побуревшей балюстрадой, он увидел огромную толпу Плэйбоев, кружившую по улице. Щебечущие девчонки сидели на ступеньках и шеренгами стояли на тротуаре. Посреди улицы последний партнер Люсиль – президент студенческого общества – раз за разом наскакивал на здоровенного негра в куртке с надписью «КОРОЛИ БИ-БОПА» [102]. На периферии толпы среди Плэйбоев мелькали еще несколько королей би-бопа. Юридический диспут, понял Профейн. Ангела и Джеронимо видно не было.

– Сейчас кто-нибудь взорвется, – сказала девчонка, сидевшая на ступеньках прямо перед Профейном.

В толпе, словно игрушки на рождественской елке, весело замелькали лезвия пружинных ножей, железные прутья и армейские ремни с заточенными бляхами. Девчонки на крыльце дружно выдохнули сквозь сжатые зубы. Все смотрели с такой жадностью, будто поставили на того, кто прольет первую кровь.

Чего бы они ни ждали, но ожидания не оправдалась; сегодня обошлось. Вдруг откуда ни возьмись появилась Фина, святая Фина Плэйбоев, и пошла своей сексуальной походкой среди когтей, клыков и резцов. Воздух сразу стал по-летнему мягок; хор мальчиков, распевая «О Salutaris Hostia» [103], поплыл к набережной на ярком розовато-лиловом облаке; предводитель Плэйбоев и главарь Королей би-бопа в знак примирения пожали друг другу руки, в то время как их верноподданные распростерли объятия и принялись обниматься; внезапно наступил мир, а безмятежно сияющая Фина парила над толпой миленьких и толстеньких херувимчиков.

Профейн зевнул, фыркнул и тихо смылся. Всю следующую неделю он размышлял об отношениях Фины с Плэйбоями и в результате серьезно озаботился. В самой банде ничего особенного не было; шпана как шпана. Любовь Фины к ним, несомненно, была лишь духовной и пристойной – истинно христианской. Но сколько же это будет продолжаться? Сколько еще выдержит сама Фина? В ту минуту, когда из-под чопорной личины святой сверкнет лукавый взгляд распутницы, а из-под монашеского облачения выглянут черные кружевные трусики, – вот тут Фина окажется конечным пунктом для приложения полового возбуждения банды и получит все, чего добивалась. А то уже заждалась.

Как-то вечером он пришел в ванную, таща на спине матрац. По телевизору закончился древний фильм с Томом Миксом [104]. Обольстительная Фина лежала в ванне. Ни воды, ни одежды – только Фина.

– Послушай, – сказал Профейн.

– Бенни, я целочка. И хочу, чтобы ты был первым, – дерзко заявила Фина.

Поначалу довод показался ему убедительным. В конце концов, если не он, так какой-нибудь другой окончательно оскотиневший паршивец. Профейн глянул на себя в зеркало. Толстый. Под глазами мешки. Почему она выбрала его?

– Почему я? – спросил он. – Прибереги это для парня, за которого выйдешь замуж.

– Да кому нужно это замужество, – сказала Фина.

– Боже, что подумает сестра Мария Аннунциата? Сейчас ты приносишь много добра – мне и этим несчастным подросткам на улицах. Хочешь, чтобы все это было увековечено в книгах? – Кто бы мог подумать, что Профейну придется использовать такие аргументы? Глаза Фины горели, она медленно и сексуально изгибалась, смуглые и волнительные округлости манили, как зыбучие пески.

– Нет, – сказал Профейн. – Выметайся отсюда, я хочу спать. И не вздумай жаловаться брату. Он полагает, что его сестра не станет трахаться с кем попало.

Фина вылезла из ванны и накинула халат.

– Очень жаль, – вздохнула она.

Профейн швырнул в ванну матрац, плюхнулся на него и закурил. Фина выключила свет и закрыла за собой дверь.

II

Вскоре опасения Профейна по поводу Фины наихудшим образом оправдались. После нескольких ложных приступов тихо и неприметно пришла весна: проливные дожди и буйные ветры перемежались засухой и безветрием. Аллигаторов в канализации осталась лишь горстка. Теперь в распоряжении Цайтсуса стрелков было больше, чем нужно, и Профейн, Ангел и Джеронимо стали работать неполный день.

Профейн все острее ощущал себя чужим в подземном мире. Количество аллигаторов потихоньку сокращалось, и у Бенни постепенно стало складываться впечатление, что он теряет друзей. Да ладно, уговаривал себя Профейн, что я им, Франциск Ассизский, что ли? Я не беседую с ними и не люблю их. Я их отстреливаю.

Жопа ты, отвечал адвокат дьявола. Сколько раз они, булькая в вонючей жиже, приходили к тебе из мрака, словно искали старого друга. Ты никогда не думал, что они жаждут смерти?

Профейн припомнил аллигатора, которого преследовал в одиночку почти до самой Ист-Ривер через Приход Фэйринга. Крокодил еле волочил лапы, позволяя подойти совсем близко. Сам лез под пулю. Бенни вдруг почудилось, что как-то в пьяном угаре, слишком обессилев и окосев, чтобы нормально соображать, он поставил свою подпись на договоре под отпечатками лап аллигаторов, которые теперь стали призраками. Выходило так, будто и впрямь существовал некий договор, соглашение, по которому Профейн даровал смерть, а аллигаторы давали ему работу – баш на баш. Они были нужны ему, а сами если и нуждались в нем, то только потому, что где-то в их куцых мозгах с незапамятных времен сохранилось представление о том, что крокодильчиками они были всего лишь очередным модным предметом потребления наряду с бумажниками и дамскими сумочками, сделанными из кожи их предков, и прочей дребеденью на прилавках универмагов «Мэйси» по всему свету. А когда их спустили в унитаз, то пребывание их душ в подземном мире стало лишь кратким перемирием, отсрочкой того момента, когда им предстояло вернуться к роли живых детских игрушек. Конечно, им этого не хотелось. Им хотелось стать теми, кем они были изначально; и наиболее совершенная форма изначального естества должна быть материей неживой – а как же иначе? – и тогда под резцами искусных ремесленников-крыс она превратится в изящную рококовую вещицу, в ископаемый остов, отполированный святой водой Прихода, и воссияет фосфоресцирующим блеском, как та крокодилья могила, которая однажды ночью озарилась ослепительным светом.