V. - Пинчон Томас Рагглз - Страница 123

Сзади кто-то громко блеванул.

– Пингес, не иначе, – не оглядываясь, определил Джонни.

– Ну. Всю форму заблевал.

В зале возник владелец заведения и свирепо уставился на Пингеса, помощника стюарда, тщетно оглашая воздух криками: «Патруль! Патруль!» Пингес сидел на полу, все еще сотрясаясь от рвотных позывов.

– Бедняга Пингес, – сказал Джонни. – Быстро вырубился.

В центре зала Папаша отплясывал уже по меньшей мере десятый танец и, судя по всему, останавливаться пока не собирался.

– Надо бы посадить его в такси, – предложил Толстяк Клайд.

– Где Младенчик? – Младенчик, он же Фаландж, был закадычным дружком Пингеса. Пингес распластался под столом и что-то бормотал по-филиппински. К нему подошел бармен со стаканом, в котором шипела какая-то темная жидкость. Младенчик Фаландж, как обычно, с повязанным вокруг шеи женским платком, протиснулся в толпу вокруг Пингеса. Несколько английских моряков с интересом наблюдали за происходящим.

– На, выпей, – сказал бармен. Пингес поднял голову и, открыв рот, потянулся к руке со стаканом. Бармен, почувствовав угрозу, отдернул руку – и блестящие зубы Пингеса громко клацнули в воздухе. Джонни Контанго опустился на колени рядом с несчастным стюардом.

– Andale [282], парень, – тихо произнес он, приподняв голову Пингеса. Пингес вцепился зубами ему в руку. – Пусти, – так же тихо сказал Джонни. – Рубашка у меня из «Хэтавэй», и я не хочу, чтобы какой-то саbon [283] ее заблевал.

– Фаландж! – завопил Пингес, проглатывая гласные.

– Слышали? – спросил Младенчик. – Вот так всегда. Как это меня достало.

Джонни подхватил Пингеса за руки, Толстяк Клайд – с опаской – взялся за ноги. Они вынесли его на улицу, посадили в такси и отправили на корабль.

– Нехай едет к большой серой маме, – сказал Джонни. – Пошли. Зайдем в «Юнион Джек»?

– Мне надо караулить Папашу. Сам понимаешь.

– Понимаю. Но он еще долго будет танцевать.

– Главное, чтобы не пошел в «Метро», – сказал Клайд.

До бара «Юнион Джек» было рукой подать. Там старшина второго дивизиона Антуан Зиппо и корабельный пекарь Гнида Чобб, который периодически вместо сахара посыпал утренние булочки солью, чтобы отвадить воров, успели не только оккупировать эстраду, но и завладеть трубой и гитарой, соответственно, и в данный момент старательно наяривали «Шоссе 66» [284].

– Вроде все спокойно, – заметил Джонни Контанго. Но он явно поторопился с оценкой обстановки, поскольку в данный момент коварный юнец Сэм Моннаро, младший санитар, исподтишка сыпал квасцы в стакан с пивом, опрометчиво оставленный Антуаном на пианино.

– Патрулю придется нынче попотеть, – сказал Джонни – А с чего вдруг Папаша решил пойти в увольнение?

– Не твоего ума дело, – резко ответил Клайд.

– Извини. Я сегодня стоял под дождем и думал, как прикурить длинную сигарету и не замочить ее.

– По мне, так лучше бы он остался на корабле, – сказал Клайд, – а теперь остается только смотреть в окно.

– Это точно, – согласился Джонни Контанго, отхлебывая пиво.

С улицы донесся крик.

– Началось, – сказал Джонни. – По крайней мере один готов.

– Хреновая улица.

– Когда в июле здесь все только начиналось, на Кишке случалось в среднем по одному убийству за ночь. Сколько сейчас – один Бог ведает.

В бар вошли двое десантников и огляделись по сторонам, выбирая, где бы присесть. Остановили свой выбор на столике Клайда и Джонни. Звали их Дэвид и Морис, и утром им предстояло отбыть в Египет.

– Когда вы примчитесь к нам на всех парах, – сказал Морис, – мы вам помашем ручкой.

– Если примчимся, – парировал Джонни.

– Мир катится ко всем чертям, – изрек Дэвид. Ребята уже изрядно нагрузились, но держались неплохо.

– И не надейтесь увидеть нас до окончания выборов, – сказал Джонни.

– А в чем проблема?

– Америка сидит в заднице, – задумчиво произнес Джонни, – по тем же самым причинам, по каким наш корабль застрял в заднице на этой чертовой Мальте. Встречные течения, сейсмическая активность, неопознанные объекты в темноте. Но все равно невозможно избавиться от мысли, что кто-то это специально подстроил.

– И воздушный шарик, – сказал Морис, – взял и улетел.

– Слыхали, как тут на улице убили одного парня прямо перед тем, как мы пришли? – мелодраматическим шепотом спросил Дэвид, подавшись вперед.

– В Египте убьют еще не одного парня, – заметил Морис – Эх, жаль нельзя взять парочку членов парламента да нацепить на них по парашюту и в люк. Они же все это затеяли, а не мы.

– У меня братан на Кипре, и я не переживу, если он высадится раньше меня.

Десантники перепили моряков со счетом «два – один». Джонни в первый раз видел парней, которые через пару дней могли погибнуть, и поэтому его разбирало какое-то мрачное любопытство; Клайду это было не впервой, и поэтому он не чувствовал ничего, кроме жуткой тоски.

Дуэт на эстраде отыграл «Шоссе 66» и начал «Я каждый день играю блюз» [285]. В прошлом году, лабая с военно-морским оркестром в Норфолке, Антуан Зиппо умудрился повредить себе одну яремную вену, а сейчас рисковал угробить обе и поэтому решил сделать перерыв, вытряхнул слюну из трубы и потянулся за пивом, стоявшим на пианино. Он основательно взопрел, как и подобает джазовой рабочей лошадке – трубачу, готовому расшибиться в лепешку. Квасцы тем не менее произвели вполне предсказуемый эффект.

– Ик, – рыгнул Антуан Зиппо и с громким стуком поставил стакан на пианино. Обвел зал воинственным взглядом. Квасцы обожгли ему губу. – Оборотень Сэм, – взревел Антуан, с трудом выговаривая слова, – только этот поганец может достать квасцы.

– Вон идет Папаша, – сказал Клайд и схватил свою бескозырку.

Антуан Зиппо, как пума, прыгнул с эстрады прямо на столик, за которым сидел Сэм Моннаро. Дэвид повернулся к Морису:

– Лучше бы янки приберегли силы для Насера [286].

– Хотя, – заметил Морис, – хорошая разминка не помешает.

– Совершенно верно, – проверещал Дэвид чистоплюйским голоском. – Как насчет подраться, старик?

– Эй, ухнем.

Десантники ринулись в кучу-малу, уже образовавшуюся вокруг Сэма.

Клайд и Джонни направились к двери, остальные возжелали принять участие в драке. Когда минут через пять они выбрались на улицу, из бара доносился звон стекла и грохот стульев. Папаши Хода нигде не было видно.

Клайд приуныл.

– Полагаю, нам надо двигать в «Метро».

И они медленно поплелись туда, отнюдь не в восторге от предстоящих ночных трудов. Папаша был безжалостен к собутыльникам. Он громогласно требовал от них сочувствия и поддержки, и, разумеется, они всегда старались его поддержать, хотя им самим становилось от этого хуже.

Проходя по переулку, они увидели на стене нарисованного мелом Килроя [287]. Вот такого:

А по бокам две надписи, выражающие самые распространенные чувства британцев в кризисные времена: ДАЕШЬ БЕНЗИН и ДОЛОЙ ПРИЗЫВ.

– Бензина и впрямь не хватает, – сказал Джонни Контанго. – Египтяне взрывают нефтеперерабатывающие заводы на всем Ближнем Востоке. – Насер, похоже, выступил по радио с призывом к экономическому джихаду.

В тот вечер Килрой, возможно, был единственным объективным наблюдателем в Валлетте. Согласно распространенной легенде, он появился на свет на заборе или на стене туалета в Соединенных Штатах незадолго до войны. Впоследствии он встречался повсюду, где проходила американская армия: на фермах во Франции, в дотах в Северной Африке, на переборках боевых кораблей в Тихом океане. Килрой почему-то приобрел репутацию шлемиля и раздолбая. Дурацкий свешивающийся через забор нос был хорошей мишенью для разного рода разящих предметов – кулака, шрапнели, мачете. Вряд ли он намекал на сомнительную мужскую силу, балансирование на грани кастрации, хотя такого рода ассоциации неизбежно возникают в рамках туалетно-ориентированной (читай – фрейдистской) психологии.