Горменгаст - Пик Мервин - Страница 30

Прошло довольно продолжительное время, прежде чем тишина, воцарившаяся в Профессорской, была нарушена. Никто никогда не слышал ранее, чтобы голос Главы Школы поднимался на такую высоту, как это случилось в его прощальных фразах. И это произвело на всех странное, даже пугающее впечатление. Никто также не мог припомнить, чтобы Мертвизев разглагольствовал столь много и столь невразумительно. Страшно подумать — а вдруг в нем присутствует нечто большее, чем пустота, с которой все уже давно свыклись? Но так или иначе — наконец раздался голос, разорвавший задумчивую тишину.

— Весьма и весьма сухое распоряжение, — сказал Корк.

— Ради всего нечестивого — света, света! — воскликнул Призмкарп.

— Боже, который же теперь час? — прохныкал Шерсткот. Кто-то разжег огонь в камине, использовав для растопки несколько тетрадей из тех, что Шерсткот обронил на пол и не успел потом собрать. Сверху на занимающийся огонь был положен глобус, сделанный из легковоспламеняющихся материалов, которые обеспечили огню прекрасное горение — континенты охватил мировой пожар, вскипели океаны, сгорела надпись, угрожающая ученику расправой розгами, которая так и не состоялась — учитель забыл, а ученик не напомнил.

— Однако, однако, — приговаривал Срезоцвет. — Если подсознание Мертвизева не есть проявление его самосознания — можете называть меня слепым дураком! Вот так — можете, если я ошибаюсь, называть меня слепым дураком. Вот так штука! Кто бы мог подумать, а?

— Который час, господа? Кто мне скажет, который час? — вопрошал Шерсткот, пытаясь собрать с пола тетради. Все происшедшее крайне растревожило его, и собранные тетради он тут же ронял обратно на пол.

Господин Усох выхватил одну из тетрадей из огня и, держа ее за еще не охваченный пламенем край, поднес к настенным часам.

— До конца урока осталось всего двадцать минут, — сказал он. — Наверное, уже не имеет смысла... или имеет? Лично я полагаю, я просто...

— И я тоже, я тоже, — воскликнул Срезоцвет. — Если моя классная комната не охвачена в настоящий момент пожаром или не затоплена водой — можете называть меня безмозглым дураком!

Очевидно, та же мысль пришла в головы всем присутствующим, ибо началось всеобщее движение к двери. Неподвижным оставался лишь Опус Крюк, распростертый в своем продавленном кресле; его булкообразный подбородок был вздернут к потолку, глаза закрыты, а линия плотно сомкнутого безгубого рта выражала скуку и лень. В коридоре шуршали и шелестели развевающиеся мантии спешащих к своим классам преподавателей; затем затарахтели ручки открываемых дверей, и в классные комнаты ворвались Профессоры Горменгаста.