Вторжение из ада - Петухов Юрий Дмитриевич - Страница 20

Самое главное в том, что все миллиарды россиян, и здесь и там, на Земле и в Космосе, ничего не знают – они попрежнему убеждены, что все незыблемо, что Великая Россия столь же сильна и добра, могуча и справедлива, что мудрые и праведные правители блюдут Ее волю и Ее чистоту! И еще страшнее, что вера в Добро и Справедливость столь сильна в сердцах этих миллиардов россиян, что невозможно их переубедить, невозможно их заставить усомниться даже в праведности помыслов избранных ими на власть! Вот так и подкрадывается смерть – внезапно, исподтишка, изнутри. Будь то смерть человека отдельного, или смерть народа, нации, страны, смерть империи… Вползает она незримо в здоровый еще и сильный, неподвластный хворям и недугам организм – вползает вирусом, бациллой, невидимым паразитомубийцей – и начинает творить свое страшное, разрушительное дело. И убивает она. И знает, что безнаказанна будет, ибо не найдется мстителя, ибо рожденные творить и созидать не мстят… Проклятье!

– Вот здесь? – бледный остановился. – Дай мне лучемет!

– Еще чего, – окоротил его Иван.

– Тогда сам прожги круг, отсюда и досюда… – бледный махнул рукой, но сразу отдернул ее.

– Будь по-твоему!

Иван выставил регулятор на самый слабый бой. Поднял лучемет.

Полуметровый слой камня осыпался осколками, пылью, открыл глазу большой черный экран. Иван уже испытал на себе как-то действие точно такого же. Но тогда на нем кривилось и злобилось сморщенное лицо старика.

– Это и есть Дверь? – спросил он на всякий случай.

– Она самая!

– И куда мы через нее должны попасть?

– В Желтый шар.

– Что это?

– Это наша тюрьма! Нас оттуда никуда не выпускают, сволочи!

– Разберемся, что это за тюрьма, – заверил бледного Иван.

– Поздно будет. Они убьют. Лучше оставайся здесь.

Иван пристально поглядел на секретника.

– Ты что хочешь сказать, – с вызовом переспросил он, – что меня, русского, в нашем русском отделении Дальнего Поиска, посреди Великой России убьют свои же русские?

Бледный кивнул.

– Убьют, – повторил он. – И кстати, там заправляет нерусский. Его зовут Сван Дэйк.

Иван усмехнулся, качнул головой.

– Четвертый сектор Центра Ай-Тантра, Лас-Римос, Объединенное Мировое Сообщество?! – спросил он.

– Откуда ты слыхал про Ай-Тантру? – удивился бледный.

– Да вот встречал уже одного Дэйка, только его звали Рон.

– Где встречал?

– В Пристанище. Ему там хорошо, и он не собирается возвращаться в свой Центр.

– Про Пристанище я ничего не знаю, – снова зачастил бледный. – А про Ай-Тантру Сван говорил чего-то, пугал нас, говорил, дескать, там еще хреновей! И говорил, что у него там братец сгинул.

– Хоть бы они все сгинули! – не выдержал Иван. И повернулся к Свете. – Сейчас мы пойдем туда!

– Я готова? – откликнулась она сразу, ни секунды не колеблясь.

– Но с тобой может случиться всякое, – предупредил Иван.

– Я знаю.

– Она не проскочит барьер! – выкрикнул бледный. – И вообще, у нас инструкция – хвост на Землю не приводить, иначе смертная казнь!

– Не ври! – сорвался Иван. – В России нет смертной казни.

– В Желтом шаре есть! Пятерых повесили при мне, на глазах! Они орали, плакали, просили пощады. А их все равно повесили. Но они никого не проводили, они просто пронесли несколько гранул сипридориума и не сдали его сразу, они забыли… всех повесили!

– Что еще за гранулы?

– Я толком не знаю, их используют в перемещателях.

– Ладно, – Иван вдруг подобрел, похлопал бледного по плечу. – Не волнуйся – повесят они тебя в Желтом шаре или не повесят, это еще бабушка надвое сказала. А я кой-кого здесь точно прикончу, если вредить будет. Говори, что надо делать, как дверцу открыть?

Бледный засунул руку в подмышечный клапан, вытащил что-то и поднес к Ивановым глазам на ладони.

Черный кубик! Только втрое меньше. Иван даже опешил.

– Ну и что? – спросил он.

– Ничего, – ответил бледный. – Надо встать там и прижать эту штуку к коже.

– И уйдешь один? – в голосе Ивана сквозило недоверие.

– Нет, уходят все, кто стоит там.

Бледный говорил отрешенно и вяло, он будто уже был приговорен и отвечал «с петлей на шее». Его можно было понять, И потому Иван предложил:

– Если хочешь, сам оставайся здесь, а мы пойдем в твой шар.

– А это? – бледный снова разжал ладонь с кубиком. – Отдать вам? Тогда я не выберусь из проклятого Осевого! Мне уже осточертели призраки!

Словно в подтверждение его слов, молочный туман поднялся выше, лизнул вялым клочковатым языком грудь бледного – и из мельтешащей белизны выявились призрачные корявые руки, потянулись к горлу. Бледный вздрогнул, зажмурился.

– Если начинаешь бояться их, – оправдался он, – то они обретают силу, материальность… могут задушить, растерзать. Но всегда потом воскресаешь. Боль дикая, все взаправду… Я привык не реагировать. Но иногда срываюсь. О, если б вы знали, как я тут намучился!

– Вот и уйдешь с нами. Становись!

Иван занял место перед экраном. Он обеими руками держал Свету. Она прильнула к нему горячим телом, дрожала, не могла вымолвить и слова.

– Дай мне твою ладонь, – попросил Иван шепотом.

Она дала, он накрыл ее своей ладонью, вдавив в горячую кожу свой черный кубик, ретранс. Сжал руку покрепче, чтобы она не смогла выдернуть.

– Иван, – прошептала Света еле слышно, обдавая жаром – она вся горела будто в лихорадке. – Я должна сказать тебе, должна признаться… ведь мы можем погибнуть, или я одна погибну, или Осевое не отпустит меняно я хочу, чтобы ты знал – я не только здесь.

– Как это не только?! – не понял Иван.

– Эти пространства и измерения издеваются над нами, они делают, что хотят. Я чувствую, давно, после… – она хотела сказать «после своей смерти», но осеклась, – после Малинового Барьера я распалась на части, будто раздвоение или растроение, я не знаю, но другие мои части попали в другие миры. Я это точно знаю, только не могу понять – куда, как, почему? Я их иногда чувствую, будто они подходят ко мне вплотную в темноте, касаются меня, чего-то хотят сказать. Но не могут, я их не слышу.

Но они есть. Если я погибну, умру, помни, что я не вся погибла, не вся умерла… ищи меня, Иван!

– Ну-ну, успокойся, – он пригладил ее растрепанные русые волосы, прижал сильнее к себе. – Был у нас один такой раздвоенный, нигде он не умер, не погиб. Я тебя еще с ним познакомлю, это он меня вытащил с Гиргеи, из подводного ада, а зовут его Кеша, Иннокентий Булыгин, рецидивист, ветеран, отличный парень… Гляди, что это?!

Туман тянул к ним свои страшные неосязаемые лапы.

Он уже поднялся до груди, норовил забраться выше – живой, страшный, призрачный туман, скопище страждущих, блуждающих в этом чистилище неприкаянных душ. Нагнетающий, надсадно-давящий вой исходил из самой гущи молочной пелены, будто тысячи, десятки тысяч демонов рвались из невидимых пут, жаждали овладеть чужаками, людьми… Не думать о них! Не смотреть! Не притягивать к себе! Их нет! И не будет никогда!

и не было! Поздно! Страшные, полуразложившиеся, истлевающие руки, цепкие пальцы тянулись к людскому теплу, впивались в горло, рвали одежду, они становились все сильнее, все острее и цепче, они уже царапали кожу, они обретали материальность. Иван видел, как душили, как терзали несчастного бледного секретника, как тот кривился, дергался, пытался бежать, но не мог решиться.

– Быстро! Становись! – рявкнул Иван. И поднял лучемет.

Бледный, отмахиваясь от призраков, шагнул вперед.

– Давай!

Иван сам ощутил волну страха, панического, чудовищного страха, исходившего от бледного. Этим страхом он оживлял призраков, давал им силу лютую и дикую. И они рвались из белых, туманных пут Осевого. Они рычали и истошно вопили! Они визжали, тараща бессмысленно-злобные глазища, они жаждали живой плоти и крови. Это было невыносимо, от этого можно было сойти с ума. Но бледный все не решался. Ему смерть грозила со всех сторон.

– Давай! Жми!!! – озверел от ярости Иван.