Сказки - Дюма Александр - Страница 6

Едва он это сказал, как дом, сад, кегельбан и игрок исчезли!

Но Готтлиб успел заметить, как человек этот погрозил ему кулаком. И парень понял, что это был сам Сатана.

Он перекрестился и со всех ног пустился прочь от этого места.

Нигде не останавливаясь, он долетел до третьей деревни. Здесь, все еще трепеща от ужаса, Готтлиб остановился, выпил в трактире кружку пива и отправился дальше.

Через час он прибыл в четвертую деревню.

Парень спросил, какой из постоялых дворов самый лучший и, услышав, что это «Меч Архангела», понял, что старый угольщик его не обманул.

А тот уже стоял на пороге.

– Ты сдержал слово, мой мальчик, – сказал старый угольщик. – Тебе удалось устоять перед искушением, и я надеюсь, что так будет и впредь. Правда, еще миг – и ты погиб бы, но, к счастью, сумел воспользоваться щитом, о который разбиваются даже самые острые стрелы и копья…

А теперь следуй за мной.

К великому удивлению Готтлиба, угольщик привел его в сад и приказал гарсону поставить кегли.

Готтлиб пришел в ужас.

– Сыграем? – предложил старец. – Покажи?ка мне, на что ты способен!.. Не волнуйся! На этот раз я освобождаю тебя от клятвы… Вот шар. Ты – первый.

И тут, взглянув на площадку, юноша воскликнул:

– Что это такое? Как? Пятнадцать кеглей?

– Вот именно, мой мальчик! – ответил угольщик. – Пятнадцать. Мы уже не в Пруссии, где играют девятью кеглями, а в Силезии! Теперь ты понимаешь? Заключая с тобой контракт, Сатана оказался глуп так же, как и в истории с шейхом!.. Так что смелее!

Дрожащей рукой Готтлиб взял шар и, как было договорено с сатаной, одним ударом сбил девять кеглей.

Но шесть фигур остались стоять!

Теперь пустил шар угольщик.

Пятнадцать кеглей упали, как одна!

– Все пятнадцать! – крикнул пораженный чудом юноша, и слезы радости и признательности брызнули из его глаз, устремленных на избавителя.

Ноги Готтлиба подкосились, и он упал в обморок.

Когда Готтлиб пришел в себя, то увидел, что лежит он на шелковистой траве на вершине удивительно красивого холма, а его дорожный чемодан находится под головой.

Юноша огляделся.

– Не сон ли все это, Господи? – удивленно воскликнул он. – А может, я все еще во власти Духа Зла?

Но тут подул ветер, и к ногам Готтлиба подкатился свернутый в трубку лист бумаги.

Он поднял его и взглянул.

Крик радости вырвался из его груди.

Это был контракт, заключенный с тем незнакомцем!

На росписи Готтлиба стоял жирный крест. Договор был аннулирован.

Рыдая от счастья, юноша встал на колени и стал благодарить Бога, пославшего ему избавление.

– Спасибо и тебе, старый угольщик! – добавил он. – Тысячу раз спасибо за помощь!.. Чем еще могу я доказать тебе свою признательность?

Из леса послышался громовой голос:

– Держи слово! Никогда больше не играй!

С тех пор Готтлиб не только никогда не играл, но даже и не пытался блеснуть своими нарядами или особой ловкостью. Напротив, он все больше стремился быть скромным и добрым.

Он сохранил свое мастерство токаря и снова стал желанным работником для владельцев мастерских, которые наперебой приглашали его к себе.

Все, кому Готтлиб рассказывал историю своего сговора с Сатаной и чудесного избавления, единодушно сходились на том, что старый угольщик был ни кто иной, как сам святой Петр, который, помогая другим, старается стереть из памяти людей воспоминание о том, как в бытность человеком и учеником Иисуса Христа, по слабости своей, трижды предал Его.

ПЬЕР И ГУСЫНЯ

Жил?был молодой крестьянин по имени Пьер. Его мать с отцом умерли, и остался он круглым сиротой. Однако, хотя Пьер очень скорбел по тем, кто дал ему жизнь, своей независимостью он страшно гордился. Но больше всего ему было по душе, что никто не мог приказать: «Делай то, не делай этого». И он беззаботно бродил по полям, прислушиваясь только к голосу собственной лени. А к лени Пьер был особенно склонен! Впрочем, если он позволял себе этот недостаток – один из самых серьезных, дорогие дети! – то для этого у него имелись все возможности. Родители его были людьми бережливыми и оставили сыну отлично налаженное хозяйство и великое множество всевозможной животины, не считая кур, уток и гусей; амбары Пьера ломились от зерна, а вокруг фермы стояли стога сена, каждый высотой с хорошую гору.

Но мэтр Пьер, как стали величать героя после смерти родителей, не задумывался над тем, что все эти богатства исчезнут, если не трудиться и не пополнять их, и вел жизнь беспечную, нисколько не думая о будущем. Самым большим удовольствием, превратившимся в основное занятие Пьера, было спать с восьми вечера до девяти утра, а затем, с девяти утра до восьми вечера, дремать на травке.

Само собой разумеется, он не забывал просыпаться четыре раза в день: в десять часов, в полдень, в три часа и в пять, то есть тогда, когда надо было садиться за стол.

Как видите, ничего особенного сказать о Пьере нельзя. И все же, вот что получилось из бездумного существования парня, и как он за это поплатился.

Однажды, когда верный привычке мэтр Пьер нежился на солнышке и изо всех сил старался ни о чем не думать, к нему подошла старая гусыня. Она покивала головой на длинной шее и громким, внятным голосом спросила:

– Как себя чувствуете, мэтр Пьер?

Тот обернулся и широко открыл глаза, так как, скажем откровенно, крайне удивился тому, что его гусыня вдруг заговорила по?человечьи.

Однако он не испугался и, как ни в чем не бывало, ответил:

– Благодарю вас, госпожа гусыня. Вполне хорошо.

И – не спросив, как того требует вежливость: «А вы?» – закрыл глаза и отвернулся.

Помолчав немного и видя, что ее собеседник начинает похрапывать, птица продолжила:

– Не спите, мэтр Пьер. Я должна вам сообщить нечто весьма важное.

– О?хо?хо, – вздохнул Пьер, – только, прошу вас, покороче. Мне страшно хочется спать.

– Мэтр Пьер, вы, должно быть, знаете, что я гусыня.

– Черт возьми! – воскликнул тот. – Я прекрасно вижу, что вы гусыня! Если это – самое интересное из всего, что вы собираетесь довести до моего сведения, то не стоило меня отрывать от моего первого сна!

– Погодите, мэтр Пьер! Я не только гусыня. Я еще и фея.

– О?хо?хо… – произнес Пьер, знавший о феях лишь из сказок, что когда?то ему рассказывала мать, качая на руках перед сном.

– Да! Фея! – повторила гусыня. – Тот, кто расколет снесенное мной яйцо, может загадывать любое желание, и оно исполнится! Но для одного человека я могу снести не больше пятнадцати яиц. Как раз столько сейчас в моем гнезде. Вам повезло, мэтр Пьер: вы можете уже теперь загадывать желания!

Не успела гусыня договорить, как Пьер уже стоял на ногах. От лени не осталось и следа! Он побежал к гнезду, пересчитал яйца и убедился, что птица не обманула.

– Ну как? – спросила та. – Все верно?

– Да… пока что все без обмана, – ответил парень. Однако в том, что вы снесли пятнадцать яиц, нет ничего удивительного. Вот если бы они действительно обладали свойствами, о которых вы говорите!..

– Ну так попробуйте! – воскликнула гусыня.

Пьер схватил яйцо и уже собирался бросить его наземь, как птица остановила его:

– Не спешите. Сначала загадайте желание, чтобы не переводить яйца впустую.

– Хорошо… Но что же пожелать? – задумался парень.

– Мэтр Пьер, последуйте моему совету, – сказала гусыня, пожелайте стать птицей. Ей?богу, это приятно!

– В самом деле! – согласился тот. – Сколько раз, наблюдая за летящими высоко в небе журавлями, гусями и ласточками, я говорил себе: «Вот бы стать птицей!» Итак, я хочу превратиться в птицу!

Сказав это, он бросил яйцо перед собой. Тут же сабо Пьера отлетели в сторону, шляпа, повисев некоторое время над его головой, исчезла, а сам он от неожиданности повалился на спину.

Вскочив на ноги, он посмотрелся в ручей и увидел отражение огромного журавля.

Увы! – в новом образе наш герой почувствовал себя неловко. На своих новых, тонких и длинных, ногах он боялся даже сделать шаг. И только отчаянно хлопал крыльями, чтобы удержать равновесие. Длинный клюв его стучал, и из него вылетали только крики ужаса.