Погружение во мрак - Петухов Юрий Дмитриевич - Страница 46

Но откуда он взялся в Осевом?!

– Как ты попал на Умагангу? – спросил карлик.

– По-моему, ты немного ошибаешься, – ответил Иван, – это никакая не Умаганга.

– Значит, я не могу узнать своей планеты? Значит, я совсем трехнутый?! – занервничал Цай, заматывая раны на руке какими-то обрывками.

Голова в овраге продолжала хохотать и скалиться. Зато съеживающееся тело «папаши» было похоже на выброшенную волной медузу, оно растекалось, превращалось в нечто бесформенное.

– У вас бывает так? – спросил Иван тихо, но твердо, кивая в сторону головы.

– Нет, – ответил карлик, бледнея еще больше.

– Приглядись – все ли вокруг тебе знакомо? – настаивал Иван.

Цай ван Дау приподнял бельмастые веки, повернул голову.

– Я давно не был на Умаганге, очень много лет, здесь кое-что изменилось, – сказал он. – Но не могла же луна Угага стать вдвое меньше, верно? А стена?! – Он подполз к стене и ковырнул ее металлическим ногтем, посыпалась крошка. – Это не агайский пенный янтарь, а какая-то дрянь. Куда они подевали настоящую стену?! И трава… она же ненастоящая! – У Цая словно заново открывались глаза.

Он ничего не мог понять. Он тер виски, озирался, бледнея смертной бледностью, до зелени, до синевы.

– Здесь нет ничего настоящего, Цай, – сказал Иван. – Потому что это не Умаганга. Это Осевое измерение.

– Неправда!

– Ты видел Малиновый Барьер?

– Да.

– Мы в Осевом измерении, Цай. Сюда редко попадают живые. Но мы с тобой попали.

На минуту Цай погрузился в мрачные размышления, на него стало страшно смотреть. Это был самый настоящий труп – труп маленького, корявого, большеголового уродца; труп, скорчившийся, перекореженный, жалкий. Наконец он шевельнулся, ожил.

– Наверное, ты прав, Иван. Это не Умаганга. – Помолчал. Завел иное: – Вы с Кешей пробились на базу, так?

– Пробились.

– Ты нашел там…

– Там ничего не надо было искать. Гиперторроид торчал в центре огромного зала, открыто.

Цай усмехнулся.

– Открыто – на глубине в сотни миль, в толщах гиргенита, в слоях, которые никто и никогда не исследовал, потому что там гиблое, ненужное, пустое место?! Это перевалочная база. Понял? Я давно догадывался, что Гиргея не просто планета-каторга, не только ридориум притягивает к ней словно мух всякую сволочь! Теперь я убедился в этом, Иван.

Иван присел на траву. Он глядел на скалящуюся голову.

Он не хотел видеть это уродство, но оно приковывало его взгляд словно магнитом. Сидел и слушал Цая. Тот говорил все верно. В недрах проклятой Гиргеи нашли себе приют многие: и довзрывники, если это не галлюцинации, и Синдикат, и чужие… планета освоенная, прочно занятая каторгами, рудниками, на нее доступ закрыт, никто не полезет ковыряться в ее нутре, ядро остывшее, сверхтвердое, удобные ходы-выходы, какие-то связи и инфраструктуры еще с прежних времен, стародавних, исчисляющихся миллионолетиями. Так где же еще создавать перевалочные базы?! Где ставить статоры и гиперторроиды?! Сам Бог велел на Гиргее! Или сам дьявол! Значит, эти устроители баз и перебросчиков имеют свободный доступ на Гиргею? Они не боятся системы заслонов, силовых полей и кодированных гипносетей на орбите? Или для них эдаких мелочей просто не существует? Слишком много вопросов.

– Мы никогда не разберемся в этом болоте! – сказал Иван Цаю.

– У Синдиката есть свои интересы в Осевом, – неожиданно выпалил карлик. – Понимаешь?

– Нет.

– Я сюда попал только потому, что Осевое нужно Синдикату! Я щуп этой гнусной мафии! – Цай ван Дау вскочил на свои кривые, изуродованные ножки и заорал во всю мочь: – Я не боюсь их! Пусть все слышат! Пусть все видят! Не-бо-юсь!!!

Иван догадался в чем дело, ему не надо было разжевывать мелочей. Они оба здорово влипли.

– Хватит кричать, – сказал он, – там нас Кеша ждет.

– Кеша? – ошалело переспросил Цай ван Дау.

– Угу.

Цай сразу успокоился. Если кто-то и где-то их может ждать, значит, еще не все потеряно. Вот только шли они в Осевое через разные дверцы, так где ж гарантия, что выберутся через одну?

– Знаешь, когда я понял, что Осевое не мираж? – спросил Иван у карлика Цая. И не дождавшись ответа, заявил: – Когда увидел, что ты не признак! Если в каком-то измерении или пространстве оказались двое и оба ощущают в нем присутствие другого, значит, это реальное пространство.

– Ну и что? – удивился карлик.

– Для меня это был очень важный вопрос. Теперь вопроса нет, – пояснил Иван.

– Для меня вопрос – как отсюда выбраться, – карлик усмехнулся. Усмешка на изуродованном, разодранном лице промелькнула жуткой гримасой.

После ухода Ивана ветеран аранайской войны и каторжник-рецидивист Иннокентий Булыгин не долго предавался унынию. Сказано было ждать, значит, надо ждать. Теперь он верил, что вертухаи не припрыгают, не прискачут и не приползут. Потому как нет здесь никаких вертухаев – база брошенная, работает по привычке, в авторежиме. Ну и хрен с ней, пускай работает.

Он в несколько приемов овладел живоходом – поползал по стенам и потолку зала, полетал над огромным гудящим бубликом, который все звали слишком уж торжественно и научно, гиперторроидом. Вернулся на прежнее место. И заснул.

Кеша был немолод, к тому же он страшно устал и от жизни, и от войн, и от каторги. Последние события – побег, тряска, пытки взбодрили его. Но сколько же можно без сна? Он провалился в глубочайший полусон-полуобморок.

Сколько он спал, не знал никто кроме помалкивающего бортового «мозга» живохода. Перед самым пробуждением, как это и бывает часто, Кеше приснилось нечто странное.

Ему приснилось, что он проснулся. Проснулся в удобном, обтекающем тело кресле. Откинутая на большое и мягкое изголовье голова была Легка, невесома. Невесомым казалось и тело. Он славно отдохнул! Кеща уставился вперед – прямо на пульт живохода. Больше смотреть было не на что, обзор он вырубил перед тем, как заснуть. Он не узнал пульта. И зажмурил глаза. Потом снова открыл их. Рабочий пульт боевой десантной капсулы невозможно спутать с любым из других пультов. Кеша чуть не вывалился из кресла.

– Полный обзор! – закричал он, цепенея от догадки.

И догадка подтвердилась.

Он висел посреди черного, усеянного звездами неба, висел в страшной космической пропасти, в которую падало все на свете и никак не могло упасть – падение было бесконечным. Он вырвался с Гиргеи?! Когда?! Как?! И где живоход?

– Где мы?! – закричал он снова. – Координаты?!

Мозг капсулы выдал на прозрачном невидимом табло перед ним два ряда мигающих цифр и для понятности одно коротенькое предложение: «нестабильная орбита 1089 – Гиргея». Это означало: до поверхности планеты ровно одна тысяча восемьдесят девять километров, но расстояние меняется каждую секунду, вместе с направлением и скоростью капсулы. С огромным трудом их можно засечь.

Но сбить капсулу, уничтожить ее практически невозможно.

По Кешиной небритой щеке поползла предательская слеза.

Свобода!!! Он столько лет мечтал о свободе. И там, на чертовой Аранайе, и здесь, на трижды проклятой гиргейской подводной каторге. И вот она, дорогуша! Он свободен! Он может сигануть сейчас на капсуле куда душе пожелается.

Боевая капсула! Это предел мечтаний! Это сказка, фантастика! Его ждут девочки на Гавайях, как они его ждут! Он не обманет их ожиданий! Он сию же минуту рванет к ним!

Жаль, что у него нет на борту термосаллиевой бомбы в полмиллиарда мегатон, он с огромным удовольствием хлопнул бы напоследок дверью – разнес бы в клочья эту поганую планетенку со всеми ее вертухаями и… Кеша приуныл, – каторжанами. Нет, хотя среди них и было много всякой сволочи, он не желал им ни погибели, ни зла. Сразу вспомнился Иван. Потом коротышка Цай. Нет, девочкам придется обождать немного.

– Эй ты, умник! – рявкнул он, обращаясь к бортовому большому мозгу. – А ну слушай меня. Боевые коды…

Закрыв глаза, он по памяти отбарабанил все ряды цифр, которые выдал ему Иван, там, в хрустальной клетке. Хе-хе, они отпустили его! Здорово он провел этих лохов! Ай, здорово, будет чего порассказать на старости внучатам. Хотя какие у него внучата – пули да гранаты! Кеша сокрушенно вздохнул. На невидимом экране загорелся зеленый нолик, кругленькое колечко. Это хорошо, большой мозг признал его и готов выполнять все команды без исключения. Ну, Иван, спасибо!