Химическая реакция (СИ) - Котянова Наталия - Страница 21

— Эльмира Вой…

— Так, хватит церемоний! Зови меня Эмма, договорились?

— Эмма?

— Ну да. Это, так сказать, домашнее имя, для своих. Так что ты теперь своя, и попробуй только возразить! Кстати, а тебя как сокращают?

— Родители — по-всякому, друзья — Ярик, а Максим — Яся.

— Отлично, тогда я тоже буду Яся, идёт?

— Конечно.

— Так, ну, будем считать, знакомство состоялось, — бодро подытожила Эмма и снова водрузила на нос солнечные очки. — Для закрепления успеха предлагаю куда-нибудь прокатиться, перекусить и поболтать, а не торчать тут под окнами и не мешать моему сыночку работать.

Она красноречиво тыкнула в сторону достопамятного кабинета на втором этаже.

— Спорю, он сейчас всех выставил и подглядывает. Думает, что я тебя тут прилюдно есть начну… трусишка…

— Наоборот, он очень храбрый, — не согласилась Яся. — Обещал, если что, прибежать и спасти.

— И кого от кого? — прищурилась Эмма.

— Не знаю. По обстановке…

— И тогда, чтобы его успокоить, мы дружно…

— Улыбаемся и машем! — закончили они хором. Засмеялись и синхронно помахали, глядя на окна. В одном из них нарисовалась и тут же исчезла рука, увенчанная увесистым кулаком.

— Ишь, мелкий, матери грозит… Ладно, не будем больше испытывать его нервы и сваливаем!

Эмма приглашающее ткнула в припаркованную тут же блестящую красную «дамскую» машинку.

— Прошу!

— О, красивая! Вы её специально под платье подбирали?

— Если пообещаешь не говорить Максу… Да!!

Яся подумала, что невольно начинает любить эту женщину. Ведь она так похожа на Максима… Точнее, он на неё. Даже внешне. Только глаза у него, наверное, от покойного отца. Интересно, что он был за человек?

Они вырулили с парковки, и тут у Яси зазвонил телефон.

— Макс?

— Нет, мама… Да, мам!

— Ярик, ты уже заканчиваешь? Хотела сказать, в магазин можешь не заходить, я сама сбегала. И давай шевелись, я пирогов напекла, съешь, пока горячие!

— С чем пироги-то?

— А, чего-то меня сегодня на эксперименты пробило. Сёмга в сливках, ничего так, кстати, получилось. Ну и ещё ваши любимые, с грибами, и с капустой немного, и сладкий один, зато большой. Я у тебя умница, правда?

— Даже не представляешь, насколько! Мам, погоди секунду… — Яся зажала трубку рукой и взглянула на водительницу. — Эмма, мне пришла в голову идея. Поехали к нам! У мамы всегда обалденные пироги. Если вы, конечно, на диете не сидите…

— Ой, да что я, с ума сошла на старости лет?! Пироги, говоришь? А не боишься — так, сразу? — прищурилась она.

— Неа! А вы?

Эмма засмеялась и кивнула.

— Мам, а можно я не одна приеду?

— С Максимом? Конечно, приезжайте! Всё лучше, чем где-то деньги тратить…

— Ну, Максим, может, тоже заедет… А пока я с его мамой познакомилась. Мы сейчас уже в машине сидим. Будешь готова?

— О! Я, как пионер, всегда готова! — отрапортовала мама. — Сейчас пойду чайник поставлю. И заодно переоденусь тогда, не в халате же таких гостей встречать…

— Заедем куда-нибудь, хоть вина хорошего купим, а то неприлично, — Эмма сосредоточенно крутила головой.

— Даже не думайте! Это европейская традиция, а у нас всё по-русски: пришёл, наелся, ушёл. И с собой ещё дадут. Так что не беспокойтесь. Тем более, у нас никто особо не пьёт.

Эмма покачала головой и улыбнулась.

— Эх, ладно! Говори адрес.

— Спасибо, но я, честно, больше не могу… — мама Максима с жалостью оглядела не сильно уменьшившуюся горку пирожков и тяжело откинулась на спинку стула. — В последний раз я так ела… Ээ… Не помню, кажется, ещё в Советском Союзе. Низкий поклон и белая зависть, я так никогда не умела.

— Я тоже так не умею, — честно призналась Яся. — Мама у нас непревзойдённый мастер во всём.

— Да ладно тебе. Со скуки чего только не придумаешь, — отмахнулась Татьяна Георгиевна. — Муж уже ворчит, что скоро станет поперёк себя шире с такой кормёжкой. Приходится ему, бедному, в спортзал ходить…

— Ничего, мужикам полезно! — подмигнула Эмма. — Вон Макс тоже качается и по вторникам с друзьями в футбол играет.

— А ещё быстро бегает и плавает, он на турслёте всех просто на тряпочки порвал. Видели фотографии?

— Да нам всё некогда нормально пересечься… А у тебя есть?

— Ага! Хотите, покажу?

Пока Яся ходила в свою комнату включать компьютер, женщины зацепились языками насчёт одежды, и Эмма высказала своё восхищение марке «от Гордеевой». Татьяна Георгиевна на это легкомысленно заметила, что готова и ей что-нибудь сшить или связать, и модница со стажем неожиданно явила бешеный энтузиазм. Яся даже успела проверить почту и посидеть в «Контакте», когда Эмма, наконец, про неё вспомнила. Они посмотрели фотки со слёта, другие фотографии Яси, в том числе и знаменитые в узких кругах «колбочки». Потом Эмма обратила своё внимание на многочисленные рисунки, развешенные по стенам, и Ясе пришлось признаться, что это — её. Так же, как и несколько картин в комнате родителей. Даже на кухне висел симпатичный натюрморт с цветами и ягодами, который она рисовала ещё в школе. Сейчас Яся больше увлекалась фотографией, и новые рисунки появлялись нечасто.

Эмма внимательно разглядывала каждый, что-то спрашивала, попросила показать ещё что-нибудь — и Яся достала из ящика несколько папок.

— Ярёнок, твой телефон!

— Ой, это, наверное, Максим! Вы его дождётесь?

Эмма рассеянно кивнула, а Яся вприпрыжку помчалась в коридор.

— Он сказал, что заедет через полча…

Яся осеклась и замерла, словно налетев на невидимую преграду. Женщина сосредоточенно листала папку, которая до этого оставалась лежать в полуоткрытом ящике стола. Единственная. Та, которую трогать было нельзя. Наверное, Эмме это просто не пришло в голову…

— Положите, пожалуйста, обратно, — севшим голосом попросила Яся. — Это… личное.

— Я вижу.

На свет неумолимо был извлечён самый нижний рисунок. Самый последний. Самый страшный.

Яся бессильно опустилась на край кровати, вслед за Эммой неотрывно глядя на Димкин портрет. Он тогда сказал, что она превзошла саму себя, и он получился, как живой. Непослушные волосы со смешной мелированной чёлкой, широкоскулое лицо с чёрными блестящими глазами и задорная бесшабашная улыбка — здесь был он сам, настоящий, Димка-«Порох», чью бешеную энергетику не могли передать даже фотографии. А Ясе это удалось. Она только потом, разглядывая собственное творение, мысленно удивилась — почему при такой беспечной улыбке в его глазах есть что-то такое… отчего вдруг защемило сердце. Она не видела у него таких глаз, не рисовала их… они как-то сами получились. Димка тогда ещё посмеялся над ней и запретил перерисовывать. Даже сделал себе копию и потом выложил на своей страничке: смотрите, какой я здесь крутой! Да ещё на любимом мотоцикле! Ради правды, мотоцикл здесь только угадывался; Димка опирался на его руль, чуть отведя руку в перчатке и облокотившись на вторую. Казалось, в следующий миг он уже помчится навстречу ветру, смеясь во всё горло над теми, кто опять остался позади… и листок неизбежно опустеет, не в силах его удержать. Никогда не унывающий, безбашенный, неистовый Димка «Порох», кумир двора и их близлежащей школы, надёжный друг и неожиданно нежный, даже трепетный — с ней, Ясей. Дружба в какой-то момент переросла в нечто большее. Его первая настоящая любовь, её первый поцелуй, первое «мама, а я сегодня не приду…» Они поступили на один факультет — туда хотел Дима, его же не примут в «Рисовалку». Что ж, химия с биологией тоже неплохо… На втором курсе весной вместо кольца для помолвки он подарил ей часы. Яся в ответ подарила ему этот портрет. Ровно через неделю после этого Димка разбился на своём мотоцикле…

Хоронили в закрытом гробу — мать сказала, что на нём не было живого места. Для плиты она попросила переснять Ясин рисунок. Сказала, что только на нём она чувствует сына… живым. Бедная тётя Лиза через год совсем спилась и однажды вместе с отцом, и до того сильно пьющим, сгорела в собственной квартире. Её долго не могли восстановить…