Иван-да-Марья (СИ) - Волгина Надежда - Страница 2

Если уж выбирать из кошек, то Иван предпочитал тех, кто чаще ведут себя настороженно и неуверенно, хвост которых подрагивает и уши поджаты. С такими ему было проще общаться. Хотя, женщин — кошек он в принципе не любил.

— Подожди пока приглашать следующего, — попросил Иван Флюру. — Нужно немного перевести дух.

Помощница знала об особенности своего начальника и считала это признаком оригинальности. Она даже заботилась о наполнении специальной круглой банки яркими конфетами для сорок, которые тоже встречались не редко. Флюра постепенно даже научилась распознавать таких людей. Прежде всего по классической одежде, строгому силуэту и искусному макияжу, если это была женщина. У таких людей одежда всегда была дорогая и красивая, словно Коко Шанель позаимствовала свои фасоны у сороки с окраской из сочетания черного с белым и с пестрым хвостом. Такие люди заражали энергией, они могли заниматься любой работой, даже самой неблагодарной, и оставаться при этом элегантными. Часто обтягивающие силуэты одежды делали их неловкими, но они воспринимали это, как необходимую жертву, которой требовала красота. Даже их способность присваивать блестящие вещи свидетельствовала о чувстве прекрасного. Они это делали ненавязчиво и естественно — раз лежит и блести, значит нужно взять, чтобы рассмотреть подробно, и не важно, что вожделенный предмет уже кому-то принадлежит, не хочешь потерять такую красоту, не выставляй ее на всеобщее обозрение.

Иван ценил в сороках верность и не способность предать. Сороки в его представлении были специально созданы для супружества, выбирали пару единожды и на всю жизнь. Эту птицу он считал идеалом постоянства и преклонялся перед такими людьми.

— Кто это был? — поинтересовалась Флюра, отмечая визит пациентки в журнале.

— Кошка.

— Тяжелый случай, да? — сочувственно спросила она.

— Есть немного, — кивнул Иван.

Он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Сказывались ночные посиделки, начинало клонить в сон.

— Еще кофейку? — предложила Флюра.

— Нет, — тряхнул он головой и хотел было распорядиться, чтобы пригласили следующего пациента, как зазвонил телефон.

— Наш бегемот из топких болот, — пропела Флюра.

Бегемотом она назвала главврача клиники — Федора Федоровича. А до этого его так окрестил Иван. Начальник не только внешне напоминал этого африканского гиганта, но и внутренне в точности соответствовал ему. При сильной тучности, он был довольно хрупкий и ранимый внутри, обижался, если кто-то поступал с ним подло, не оправдывал надежд. Причем, обижался он не на конкретного человека, а на судьбу в целом. Подобно некрасивому собрату, в точности, как тот одной и той же тропой ходит к месту добывания пищи на километровые расстояния, Федор Федорович брел по жизни, не спеша и размеренно, педантично «раскладывая все по полочкам».

— Слушаю, — произнес Иван в трубку. — Приветствую, Федфедырыч!.. Да, потихоньку… Далеко?.. А когда?.. Да, без проблем! Надо, так надо! — И отключился. — Все нормально, — Заверил он Флюру, которая с любопытством прислушивалась к разговору. — Отправляет в командировку на пару дней. Зови, давай, следующего, — кивнул он на дверь и потер воспаленные глаза, которые сейчас казались еще зеленее обычного. К слову сказать, на глаза Ивана женщины были особо падкими, считали их изумрудный цвет необычным и очень подходящим к волосам цвета соломы.

Иван равнодушно смотрел на медленно отворяющуюся дверь в ожидании следующего пациента. Сначала он глазам своим не поверил — в его кабинет входила корова. Но какая! В следующий момент Флюра едва сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха, когда он зачарованно произнес:

— Никогда не встречал таких красивых буренок!

— Простите, это вы мне? Я не расслышала…

На пороге переминалась симпатичная короткостриженная брюнетка, неуверенно теребя лямки объемной сумки, накинутой на плечо. Невысокого роста, миниатюрная, она чертами лица чем-то напомнила Ивану голливудскую актрису Вайнону Райдер, в особенности губами и чуть выступающим вперед подбородком.

— Вы проходите, пожалуйста, — вступила в разговор Флюра, видя явную неспособность Ивана говорить. Он продолжал пристально таращиться на женщину, неприлично оглядывая ее с головы до ног, пока не заставил густо покраснеть. — Иван Тимофеевич! — позвала она, на что тот никак не отреагировал. — Иван Тимофеевич! — произнесла она еще громче, и только тогда он вздрогнул, моргнул и повернулся в ее сторону. — Передайте мне, пожалуйста, карточку Терехова. — Она многозначительно посмотрела на него, мол, ты совсем с ума сошел, контролируй себя, пожалуйста.

Иван машинально передал ей карточку и снова посмотрел на женщину, которая подошла вплотную к его столу и усаживалась на стул, разглаживая на узкой юбке невидимые морщинки.

Этого не может быть! Она не может быть коровой! Корова — она же сильная, а эта производит впечатление ранимой и слабой, что сразу хочется защитить ее неизвестно от чего. Корова — глуповатое и равнодушное животное, а женщина явно наделена острым умом и трепетной душой. Одного вида румянца смущения достаточно, чтобы понять это.

— Что случилось, родная? — спросил Иван как можно мягче и вкрадчиво, как говорят с неразумными детьми, плохо реагирующими на команды взрослых. Флюра выпучила глаза от удивления и побледнела от испуга.

— Простите? — переспросила женщина, оглядываясь по сторонам и тряхнув головой, словно смахивая с лица сильно отросшую челку.

Иван любовался смущением пациентки, ее аккуратным и напряженным видом. Очень не вовремя пришло сравнение, что коровы оставляют свои продукты жизнедеятельности где попало. Иван поморщился, а женщина опять покраснела. Однако испуг в ее глазах сменился недоумением, а потом откровенным возмущением.

— Вы слышали про Фонтенбло? Кажется, там хранится образец…

— Иван Тимофеевич! — очень громко окликнула его Флюра. Не сделай она этого так вовремя, не известно, что бы последовало за его репликой, потому что собирался он рассказать про музей, в котором хранится образец коровьей лепешки. — Мы слушаем вас, — нарочито вежливо обратилась она к пациентке. — Что привело вас к нам?

Женщина незаметно перевела дух и отвернулась от неадекватного врача в сторону деловитой Флюры, чтобы поведать, что периодически испытывает боли и тяжесть в животе, в особенности после приема пищи.

— Скорее всего, вам нужно пройти гастроэнтерологическое обследование, — пояснила Флюра. — Они назначат вам ФГДС и точно установят причины дискомфорта. Доктор сейчас прощупает вам живот на предмет видимых отклонений. Да, Иван Тимофеевич?! — На имени последнего она сделала намеренное ударение, чтобы привлечь его внимание к себе, в то время как он продолжал с любопытством разглядывать пациентку. — Прилягте на кушетку, он сейчас подойдет…

Женщина встала, перевесила сумку на спинку стула и подошла к кушетке, неуверенно оглядываясь.

— Можно не раздеваться? — смущенно переспросила она.

— Просто задерите кофточку. Этого будет достаточно, — улыбнулась Флюра и пнула Ивана под столом, едва дотягиваясь своей ногой до его, так как ее стол был смежным с его. — Посмотрите, доктор? — с замаскированной угрозой в голосе обратилась она к нему.

Только тут Иван немного пришел в себя и понял, что выглядит по меньшей мере непрофессионально. Он энергично встал из-за стола и подошел к кушетке, на которой уже лежала пациентка и удерживала тонкими дрожащими пальцами кофту, задранную до груди и открывающую взору стройную талию и гладкий с едва заметным пушком живот.

— Так больно? — поочередно спрашивал Иван, надавливая то в одном, то в другом месте, прощупывая живот. — Можно вставать, — удовлетворенно кивнул он, возвращаясь за стол.

Он наблюдал, как женщина встает с кушетки, расправляет кофточку, и не мог не любоваться ее плавными движениями и грацией, так не свойственными грубоватой и угловатой корове, с которой она упорно ассоциировалась.

— Ну что ж, внутренние органы у вас в порядке. По крайней мере, на ощупь. Скорее всего, виной ваше однообразное питание. Сколько… — чуть не сказал сена, — мяса вы съедаете в день?