Алики-малики - Полетаев Самуил Ефимович - Страница 24

— Ни к кому не пойду. Мне только к Аязу.

— Будет тебе головомойка, — усмехнулся Шнырёв. — Не миновать…

— Не миновать, — согласился Веткин. — А как же иначе? Будет мне, дядя, головомойка!..

Растерянная улыбка прыгала в его синих повзрослевших глазах. Он напряжённо смотрел в приближавшуюся эстакаду, ровненькой строчкой свай прочертившей море. Чайки взлаивали по-щенячьи, выныривали из-под кормы. Катер развернулся, выплеснул сильную волну и косо пошёл на пристань.

Старший табунщик

Пасечник Барлыкбаев, всё лето живший одиноко, любил поболтать с проезжающими. Вот и сейчас, услышав топот копыт, он вышел из сторожки и увидел всадника, спускавшегося с горы. Это был Аслан, молодой его приятель; он сразу узнал его и помахал рукой, зазывая в гости. Но Аслан не остановился. Мало того, он не оглянулся даже. Что с ним такое случилось? Куда это он мчится? Разве не хочется ему отведать холодного медку? Не иначе как что-то стряслось.

Но Аслану было не до пасечника. Он охлёстывал коня и ругался сквозь зубы, проклиная старшего табунщика Нияза. Этот лысый олух вывел его из себя. Что ему ни прикажут, о чём ни попросят, он рад стараться. Ночью поднимет и пошлёт к чёрту в болото. Слово начальства для него закон. А ему, Аслану, наплевать на начальство. Разве он хуже других и не имеет права поехать с друзьями на охоту? Видел же, как готовят ружьё, набивают жаканы, знал ведь, что его ждут ребята, так нет же — поезжай за бидонами для кумыса! Кому кумыс? Зачем кумыс? Почему он должен мчаться за дурацкими бидонами, в то время как ребята уже едут в горы?

За поворотом Аслан осадил коня, прижал его к стене. Сверху, грохоча, спускался грузовик. Шофёр блеснул из кабины недобрым взглядом и погрозил кулаком.

— Недоносок! — крикнул он. — Ослеп, что ли?

Аслан озверел от обиды. Он готов был увязаться за машиной и затеять с шофёром драку, но удивился странным звукам. В кузове от борта к борту с грохотом перекатывались бидоны. Откуда в машине бидоны? Куда и зачем везут их? Пришпорив коня, он быстро нагнал машину, но обойти на узкой дороге не смог и долго мчался следом, пытаясь вклиниться то с одной стороны, то с другой. Задний борт маячил перед мордой коня. Аслан кричал, стегал камчой по борту, но из-за грохота бидонов шафер ничего не слыхал. Тогда Аслан сорвал с плеча ружьё, вытянул в правой руке, направил стволы чуть повыше кабины. Грохот выстрела, дробясь в ущельях, перекрыл стук бидонов. Машина затормозила, из кабины выскочил шофёр с перекошенным от страха лицом, пригнувшись, бросился к обрыву, на животе отполз за куст барбариса и затаился там.

— Эй, Вася, это я! — прокричал Аслан.

Молчание.

— Вылезай, чудак, это же я, Аслан.

Из кустарника высунулось красное лицо шафера.

— Убери свою пушку…

Аслан перекинул ружьё на плечо. Из дула ещё струился синий дымок.

— Скажи, куда бидоны везёшь?

Шофёр встал и, вытирая лицо рукавом, подошёл к Аслану.

— Тьфу, чёрт, обознался! Вижу, с ружьём, ну, думаю, нарвался… Салям!

— Далеко едешь?

— К вам в табун бидоны везу.

— Заливай! А я зачем еду, не знаешь? Мне же велели ехать за ними.

— Э, пока вы соберётесь, сам-то и приедет…

— Кто приедет?

— Принц какой-то…

— Ты что, спятил? Какой ещё принц? Что ему здесь нужно, в горах?

— Не знаю… На охоту вроде приехал. Целую машину с оружием привезли. Ну ладно, бывай! Некогда мне. Сказано — срочно доставить бидоны и чтобы сегодня уже сливали кумыс. Ух и напугал ты меня!

Аслан взял у шофёра папироску, курил и мрачно смотрел вслед уходившей машине. Приезжают бог знает откуда, заготавливай им кумыс, готовь охоту! Того и гляди, ещё прикажут ловить сетями козлов и привязывать к кустарникам — подкрадывайся и стреляй!

Аслан рассмеялся. Злость прошла, вытесненная любопытством. Приезд принца — событие небывалое, нельзя упускать случая и не повидать редкого гостя. Тронув коня, он поехал обратно. Теперь, проезжая мимо, можно остановиться у сторожки пасечника. Торопиться некуда.

— Ты что пролетел мимо, когда я махал тебе?

— Слыхал, агай, к нам принц едет?..

— Слыхал, как же! Вася сказал. Только я думаю, что охотиться им лучше в соседнем районе.

— А почему не у нас?

— А что им делать у нас? Там большое хозяйство, а здесь только время потратят.

— Да что ты, агай, ведь нам уже команду дали кумыс для них готовить…

— «Кумыс, кумыс»! Если я говорю, так я знаю, что говорю. Кумыс — это для другого: к нам едет один важный гость… — Старик оглянулся, словно кто-то мог подслушать их, и тихо сказал: — Один большой человек оттуда. — Он махнул рукой на горы, в ту сторону, где была граница, за которой начиналась другая страна. — Тайно, понимаешь?

— Что ты плетёшь, аксакал? Зачем ему наш кумыс?

— Вот я и хотел потолковать с тобой обо всём. Что бы всё это значило, как ты думаешь? Постой, я вынесу тебе стаканчик…

Старик угостил Аслана пахучим, горьковатым медком, но Аслан не стал задерживаться: напоил коня из речушки и поскакал дальше.

В низине паслись стреноженные кони. Тускло поблёскивали бидоны возле палатки табунщика — значит, Вася был здесь и уехал дальше. Аслан спустил коня по крутой тропинке, оставил его пастись на лугу и вошёл в палатку. Старуха, жена Нияза, и невестка его возились с чаначем — большим кожаным мешком, выжимая из него остатки старого кумыса. Сам Нияз, коренастый старик с плоским лицом и раздвоенной седой бородкой, сидел на кошме, держа на коленях внука, и жевал табак. Он поднял на помощника тяжёлые, припухшие глаза, выплюнул коричневую жвачку.

— Слушай, что я говорю: сейчас поедешь по юртам и скажешь женщинам, чтобы немножко прибрались, навели порядок.

— Что, принц к нам едет?

— Принц не принц, нам до этого дела нет, только подготовиться надо. Так что обойди все юрты, в каждую загляни и строго накажи всем: чтобы было чисто.

— Это тоже начальство приказало?

— Это я тебе говорю, а не начальство. Слушай, что тебе говорят, и выполняй.

Аслан вывел коня по тропке вверх, вскочил в седло и погнал к речке в долине. Всю дорогу он ругал старика. Эта лысая кастрюля, этот прохудившийся чайник только и думает, перед кем бы выслужиться. Кто там едет — принц не принц, ему всё равно. Только бы выслужиться. Сидит себе, старое корыто, в палатке, жуёт табак, а я гоняй, как дурак, по юртам.

Аслан остановил коня в речке. Вода неслась, ворочая камни. Конь долго пил воду, потом стоял подрёмывая. Аслан не торопился. У него пропал интерес к предстоящему приезду высоких гостей. Он презирал себя и свою жизнь, в которой не распоряжался собой. Не мог плюнуть на всё и уехать с дружками? Мотаешься как холуй — то поезжай за бидонами, то уговаривай старух, чтобы вытерли сопли своим внукам и прибрали грязные юрты.

Вдоль берега, далеко одна от другой, были раскиданы юрты, возле которых играли полуголые ребятишки.

Аслан подлетел к крайней юрте и ударил камчой по жёлтому, как кость, стволу дерева, на сучьях которого сушились подушки и одеяла.

— Эй, кто там, выходи! — закричал он.

За юртой тужился малыш. Он испуганно натянул штаны и убежал в юрту. В проходе показалась сонная старуха.

— Порядок наведи вокруг, байбиче![2] Непонятно говорю? Оглохла, что ли? — Он свесился с коня и прокричал ей в самое ухо: — Начальство едет, понимаешь?

Старуха замахала на него руками.

— Иди и скажи всё это Джумагулу. Он хозяин, пускай сам принимает гостей. Что ты хочешь от меня?

— Вот ему и передай, байбиче: чтобы встретили гостей как положено. Ясно? И мальчика помой, а то смотри, грязный какой. Тьфу!

— Сам ты тьфу!

Старуха злобно сплюнула и скрылась в юрте, завесив полог.