Шрамы (ЛП) - Райт Крис - Страница 57

— Пошевелитесь, и я убью его, — громко обратился легионер ко всему кешику. Стволы полудюжины комбиболтеров нацелились на незнакомца.

Цинь Са миганием отдал братьям приказ «отбой».

— Кто ты? — спросил Белый Шрам.

— Ревюэль Арвида. Последний из моего Легиона. А ты?

— Цинь Са, магистр кешика, Пятый Легион.

Он посмотрел на болтер. Даже с такого близкого расстояния он вряд ли пробьет терминаторский доспех. Воин XV Легиона сильно рисковал.

— Что здесь произошло?

Легионер несколько секунд молчал. Он пристально посмотрел на окруживших его гигантов в белых доспехах, словно взвешивая варианты.

— Вы и в самом деле не знаете?

Цинь Са почувствовал, как ослабла хватка на его руках.

— Мой примарх внизу.

— Вы не можете вернуться.

— Как нам добраться до него?

— Никак. Это место кишит ими.

У Цинь Са сжалось сердце. Должен быть какой-то выход.

— Но ты можешь ранить их.

Арвида покачал головой.

— Ненадолго. Психонойен привыкли умирать, теперь они просто возвращаются. А почему вы здесь? Эта планета разваливается на части.

Легионера Тысячи Сынов окутывала та же пульсирующая сдерживаемой энергией аура, что и Есугэя. Но он был ранен. Цинь Са расслышал напряженное дыхание.

— Мы прибыли, чтобы узнать правду, — сказал он.

Тогда Арвида засмеялся мрачным, скрипучим смехом.

— Ах, правду.

В этот момент с той стороны, откуда пришли Белые Шрамы, раздался гул собирающихся психонойен. Арвида спрятал болтер в кобуру.

— Они скоро вернутся, и я не смогу остановить их снова.

— Я не оставлю его.

— Сейчас ты ничего не сможешь сделать. Поверь мне, это мой мир, или же он был таковым.

Гул приблизился.

— Я чувствую его. Он жив. Если ты останешься здесь, твой разум поглотят, а это никому не поможет.

Цинь Са оглянулся. Через пустые рамы старых окон он видел сияние новых роев. Очень скоро они вернутся в поисках душ.

— Тогда веди, — прорычал он, чувствуя горечь провала. — Вытащи нас отсюда.

Есугэй в мрачном настроении направлялся в камеру Ледака. Из-за отсутствия у Хенрикоса навыков апотекария извлечение геносемени Кса’вена прошло не лучшим образом. У провидца бури возникло ощущение, что памяти Саламандра нанесли новое оскорбление.

В его смерти не было необходимости. Она была вызвана гордыней и жаждой знаний, о чем Есугэй и предупреждал Аримана.

Попадавшиеся навстречу смертные убирались с его пути. Корабль пустел. Несколько когитаторов переправили на «Гесиод», но почти все остальное, включая смертный экипаж Несущих Слово, оставалось на корабле. Чем дольше Есугэй находился на борту, тем больше ему было не по себе.

Демон. Именно это слово на старом готике он до последнего времени не мог вспомнить. В хорчине ему соответствовали яомо или якша, обрывки старых историй, которые сумели пережить приход Объединения и изгнание древних страхов.

Они никуда не исчезли, просто скрылись под лоском технологической сверхдержавы.

Кса’вен заслуживал лучшего. Есугэю хотелось оказаться рядом с ним в момент, когда Саламандр найдет Вулкана и его вера будет вознаграждена. Белый Шрам знал, как бы выглядела встреча примарха и его воина: невозмутимый поклон, краткое приветствие, а затем снова за дело.

Если бы весь Империум следовал Прометеевой вере, порча никогда бы не пустила в нем корни.

Белый Шрам подошел к двери камеры. На него настороженно смотрели стражники.

— Уходите, — приказал задьин арга.

Они переглянулись, а затем снова посмотрели на него.

— Повелитель, я… — начал один.

— Уходите.

Есугэй подождал, пока они исчезнут, прежде чем снова открыть дверь. Когда он вошел, мигнула лампа, отбрасывая на подвешенного пленника холодный, стерильный свет.

Ледак открыл глаза и снова улыбнулся.

— Вернулся продолжить, колдун? — спросил легионер. — А где другой?

— Его не будет, — ответил Есугэй, закрывая дверь.

Несущий Слово пристально смотрел на него.

— Так что ты хочешь знать? — спросил он.

— Ничего, — Есугэй сложил руки, чувствуя первые уколы эфирной энергии внутри перчаток.

Ледак покорно кивнул.

— Я гадал, сколько времени это займет.

Есугэй презрительно взглянул на него.

— Кса’вен был отличным воином и нравился мне. Не думаю, что он понимал, насколько все изменилось.

Он встал перед Ледаком и поднял руки.

— Все меняется. Этот корабль скоро рассыплется на атомы. Ты тоже, Ледак.

Несущий Слово, не моргая, пристально смотрел в ответ. Его щека все еще не зажила, покрытая коркой струпьев с гнойниками.

— В самом деле, нет вопросов? — спросил он.

Есугэй покачал головой.

— Больше нет, — ответил он, и комната наполнилась огнем.

Хан перелез через преграду высотой по пояс и протиснулся в отверстие за ней. Доспех задел камни, и на примарха посыпалась пыль. Внутри шлема раздавалось эхо тяжелого дыхания.

Было ужасно жарко. Стены туннелей давили, вынудив примарха согнуться в три погибели. Несмотря на несколько попыток найти путь на поверхность, он мог только идти вниз.

Пространство под площадью было необычным: оно представляло собой соты из тесных и растрескавшихся туннелей и пещер со следами недавнего землетрясения. Покрывавший поверхность планеты пепел был и здесь тоже. Вода отсутствовала, как и ее признаки. Раз или два примарх мельком замечал исходившее из некоторых расщелин тускло-красное свечение и обходил их стороной.

Все время вниз. Некоторые туннели снижались постепенно, другие срывались крутыми уклонами из щебня.

Примарх часто останавливался, прислушиваясь к биению своих сердец, пытаясь уловить хоть что-нибудь в окружавшей его тишине. Психонойен не последовали за ним, что радовало, но отсутствие какого-либо движения, кроме собственного, было гнетущим.

Хан перелез через завал. Воздух на другой стороне был немного чище, а потолок туннеля выше на полметра.

Хан сумел выпрямиться во весь рост и шагнул вперед. Тьма стала абсолютной, примарх видел только ложные контуры, передаваемые прибором ночного видения. Туннель расширялся с каждым шагом. Жара усиливалась.

Примарх прошел еще около пятидесяти метров, пока не выбрался на открытое пространство. Последней преградой была зазубренная линия сталагмитов, и, миновав ее, примарх оказался в пещере.

Она была колоссальной. Огромный сводчатый потолок, напоминавший подземный собор, исчезал в темноте. Гигантские сталактиты блестели минеральными осадками древней влаги. В стенах зияли входы в другие туннели, одни располагались высоко, другие на уровне пола. Круто вверх устремлялись террасированные, как в аудитории, и исполосованные жилами металлсодержащей руды стены. Если бы здесь был свет, то вся пещера сверкала и отражала бы его, будто колоссальная жеода. Но авточувства доспеха и так различали то же, что и на поверхности, однообразный слой пепла, покрывающий все кругом.

Джагатай шагнул в центр зала. Пыль приглушала звук шагов. Впереди, во мраке появились огромные фигуры. Ему понадобилось некоторое время, чтобы разглядеть, чем они были.

На полу лежали разбитые шестиметровые смотровые линзы. Вокруг них валялись медные инструменты, все без исключения сломанные и покореженные. Вдалеке поднимался огромный цилиндр длиной с «Громовой ястреб», его угловатый профиль уродовала длинная неровная трещина.

Хан наклонился. Под пеплом и металлом были тела: человеческие, судя по росту — смертные. Они были обнажены, а их одежды сгорели, не осталось ничего, кроме иссохшей плоти и голых костей. Он увидел безглазое, высохшее лицо, которые смотрело на него из грязи. Поначалу примарх решил, что оно шевелится, но это был всего лишь обман темноты. Все были мертвы.

Цинь Са был прав — на Просперо ничего не осталось. Хан сглупил, прибыв сюда, а еще большей ошибкой было спуститься на поверхность лично. Возможно, если бы они лучше постарались, то смогли провести сканирование с орбиты, а не высаживаться на планету.