Охотники на лунных птиц - Адам-Смит Пэтси - Страница 22

Я проболела три года, и только потом до меня дошло, что фурункулы воспалялись и начинали невыносимо болеть сразу же после того, как я мыла голову. Стоило мне недели четыре не мыть голову, как они почти полностью подсыхали. С той поры я отвергла мето?ду бабушки Адам и мыла голову редко. Через год они исчезли. Как-то я пожаловалась на свой недуг Мэй Джексон, матери Леса.

— Конечно, у тебя будут фурункулы. У меня они всю жизнь. Стоит только женщине заняться мужской работой, как они тут как тут, — сказала мне Мэй Джексон.

Наставление в справочнике, будто «больного нельзя волновать», вызывало у меня смех. Моих пациентов ничто не могло взволновать. Это я переживала за всех.

Однажды вечером Лес сидел за столом и открывал банку с консервированным молоком.

— У этой банки острые края, — между прочим, заметил он.

— Да, — механически ответила я, продолжая возиться у плиты. Я готовила чай. Затем я накрыла на стол и поставила перед Лесом чашку чаю. И тут я невольно опустилась на стул. Оказывается, консервной банкой Лес отрезал верхнюю часть большого пальца — по столу разлилась кровь, ее хватило бы на суповую тарелку.

— Я же тебе говорил, что банка острая, — спокойно заметил Лес.

Что касается сочувствия, которое, по мнению авторов справочника, необходимо проявить к пациенту, то и говорить нечего. Попробуйте, например, сказать Ниту:

— Потерпи немного, дружок!

Так ведь он вас поднимет на смех.

В моем «утешении и подбадривании» эти парни вовсе не нуждались. Все, что им было необходимо, они получали от Леса:

— Если ты совсем разболелся и не можешь работать, лучше мотай на берег!

Эти слова имели большее действие, чем мое сочувствие. Результат ощущался незамедлительно.

Взять хотя бы последний пункт наставлений в справочнике о том, что при оказании помощи «следует держаться бодро и спокойно». Стоит ли говорить о спокойствии, если Пит снял шину со сломанного запястья, для того чтобы разжечь ею печь.

Глава VII

Грабители захоронений

Сторонний наблюдатель может поддаться искушению и не обращать внимания на белых поселенцев островов Фюрно, где родословная метисного населения представляет большой интерес. Сами по себе понятия «белые» и «метисы» могут быть лишь условно применены в отношении этих двух групп людей, цвет кожи которых, за исключением нескольких темнокожих кейп-барренцев, практически одинаков. В то же время несколько семей европейцев живут на островах так же давно, как и метисы.

Взять хотя бы, к примеру, старика Билла Риддла, лучшего в этих краях рассказчика. Его предок в 1826 году снабжал продуктами местных жителей поселения на Ганкэрридже. Судя по документам, хранящимся в архивах Хобарта, счет за продукты составил девять фунтов один шиллинг и шесть пенсов. Тут же продолжают жить семейства Джексон, Купер, Баррер и Кук. Их предки — пионеры этих мест. Семьи жили мирно и довольно дружелюбно относились к аборигенам. Однако от более тесных контактов с местными жителями они уклонялись. Алекс Росс (теперь уже старик) — сын того самого Алекса Росса, который попал на острова с потерпевшего в этих водах крушение «Кембриджшира». 10 сентября 1875 года корабль налетел на скалу возле Ганкэрриджа, следуя из Великобритании в Сидней. Алекс Росс во время поисков корабля познакомился на Ганкэрридже с Бесси Бейтс (она была первым белым ребенком в районе проливов). Они поженились и осели на острове, дав начало ныне хорошо известному островному клану.

Тем не менее они не первые поселенцы на острове. Люди обосновались на Ганкэрридже еще задолго до того, как появилось первое поселение в Мельбурне.

Когда в 1829 году последние тасманийские аборигены были перевезены на этот остров, правительство издало приказ, чтобы охотников на тюленей, живущих на острове, выселили оттуда, «так как они нарушают спокойную жизнь в поселении своим чрезмерным вниманием к женщинам».

Некоторое время аборигенов держали на Ганкэрридже. Однако вскоре их перевезли на Флиндерс. Правда, к тому времени десятки аборигенов успели умереть.

Вот что об этом поведал Росс: «После пожара я пошел навестить их могилы. Трава на острове была выжжена. Я нашел могилы, так как знал, что в изголовье обычно ставится небольшой гранитный камень, а в ногах — поменьше. Я поинтересовалась, чьи это могилы, ведь белых хоронили недалеко от дома.

И тогда мать рассказала мне, что многие белые ищут могилы аборигенов. Она сказала, что мы должны чтить память погибших, особенно тех, чья кончина была столь трагичной. Она добавила, будь это в ее власти, ни одна из могил не была бы тронута.

В начале XX века на остров прибыл корабль, который доставил сюда каких-то людей с материка. Они сказали моей матери, что приехали сюда изучать птиц. Однако, когда они стали расспрашивать ее о старом поселении аборигенов, она не сразу поняла, что им надо на острове. Мать отнеслась к этим людям с большим недоверием и даже по ночам наблюдала за могилами. Несмотря на ее бдительность, до захоронений они все-таки добрались. Вскоре после того как приезжие покинули остров, с Флиндерса прибыл отряд полиции. Они сообщили, что так называемые „орнитологи" умудрились выкрасть черепа из нескольких могил.

Оказывается, они срезали пласты травы у изголовья, извлекли — черепа и аккуратно уложили траву на прежнее место.

Украдено было только несколько черепов, однако это вызвало гнев островитян. Полицейские говорили, что увезли черепа и с других близлежащих островов. До сих пор мне не понятно, как этим чужестранцам удалось обнаружить могилы на Ганкэрридже».

Оставшихся в живых аборигенов увезли с острова. Вскоре туда вновь вернулись охотники на Тюленей. Они привезли с собой чистокровных аборигенок, которые стали их женами.

Когда в 1854 году Никсон, епископ Тасмании, прибывший на острова на корабле «Бикон», появился на Ганкэрридже, островитяне на берегу разожгли огромный костер, давая тем самым сигнал жителям других островов.

К епископу приехал старый охотник Эдвард Мэнселл, он просил благословения на женитьбу на аборигенке Черной Джуди.

В своем путевом дневнике по этому поводу епископ записал: «Я разобрался во всех обстоятельствах и искренне рад, что этим человеком движут лучшие намерения: он жаждет замолить грехи и проступки прошлого, женившись на этой женщине, несмотря на ее возраст.

Бедняжка с трудом повторила слова, необходимые для проведения ритуала. Правда, ее английский язык, если таковым его возможно назвать, вызвал у жениха взрыв неописуемой радости. Подобная непристойность была тотчас осуждена и пресечена капитаном Кингом из Хобарта, который выступал в качестве отца невесты».

Именно эта супружеская чета и стала основателем самого многочисленного семейства метисов Мэнселл на Кейп-Баррене.

Старик Алекс Росс в 1912 году стал свидетелем кораблекрушения, которое произошло недалеко от его дома. Судно «Фарсунд» направлялось из Буэнос-Айреса в Сидней. Его занесло на коварные отмели, окружающие остров Ванситтарт.

Однажды сын Алекса Росса и Альф Кук, который воспитывался в семье Росса, бродили по острову и оказались возле места гибели корабля. Ребята стремглав кинулись домой, чтобы рассказать обо всем увиденном взрослым. Росс приказал юнцам двигаться верхом вдоль берега, чтобы они посмотрели, не остался ли кто-нибудь из членов команды в живых, а сам тем временем поспешил к кораблю.

Мальчики обнаружили тех, кому удалось спастись. Моряки, в свою очередь, опасаясь непредвиденных обстоятельств в заброшенном местечке, встретили ребят с топорами и палками в руках.

Потом моряки поведали старому Россу свою печальную историю. Корабль преследовала одна неудача за другой. Это приводило моряков в ужас. На пути из Южной Америки за борт упал человек. В тот момент он работал наверху. Ходили слухи, что канат, на котором он стоял, оказался подрезанным. Вряд ли кто-нибудь теперь узнает, что произошло на самом деле. Но одно было совершенно очевидно: все, кто находился на борту корабля, от капитана до плотника, не жалели, что судно тонет.