Самба-храбрец. Сказки и легенды Сенегала - Автор неизвестен - Страница 56

Короче, все нашли себе занятие! Время летело быстро, и Кумба ни на миг не могла оставить своих гостей.

Всему есть предел, даже гостеприимству. Отдать все гостям, а самому остаться ни с чем, это уже не просто неосмотрительность, это опасная глупость. Верно сказано: выздоровей сам, а потом уже лечи других!

Подружки Кумбы и гриотки никак не уходили. Ей оставалось одно терпеливо ждать.

Тем временем Кхари, маленькая дочь Кумбы, размешивала и переворачивала рис в котле.

Самба же сидел на площади, где собирался совет. Он видел, как в его дом вошли подруги жены и гриотки и, в ожидании их ухода, рассказывал старейшинам деревни о своих мнимых неудачах в восточных краях.

Всему есть предел, но только не терпению хозяйки дома, дорожащей своим добрым именем. Ни одна хорошая хозяйка не покажет и виду, что подружки заявились к ней в гости совсем некстати, и уж тем более не намекнет, что они чересчур назойливы и сидят у нее слишком долго.

Время шло час за часом!

А подружки Кумбы и гриотки все болтали и болтали.

Рис уже давно сварился, и маленькая Кхари, дочка Кумбы, беспокоилась, не зная, что ей делать. Наконец она вбежала в хижину и громко зарыдала.

Кого не тронут слезы ребенка? Все женщины бросились утешать маленькую Кхари.

Вайе! Кхари! Вайе? Вайе? Лане ла?

Что с тобой, Кхари? Что? Что? Что случилось? Но Кхари заплакала еще горше.

Мама! Мама! Нынче утром я слышала у колодца такие слова такие слова!.. Я так обиделась, даже сердце болит!..

Что ты слышала, что такое ты слышала? встревожилась Кумба, мать Кхари. Говори скорее, дитя мое!

Мама, я слышала, как бабушка Котел-Кипит хвасталась, будто она старше тебя!

О лживая хвастунья! возмутилась Кумба. И она это посмела сказать при всех у колодца? Ступай и спроси эту лгунью, где была она сама в год Снять-и-Накрыть. Пусть она тебе скажет!

Слезы у Кхари сразу высохли, и она поспешила обратно на кухню.

А время шло, и солнце уже стало клониться к закату. Подружки Кумбы со своими гриотками наконец устали и не могли уже больше пи говорить, ни петь. И они ушли.

Самба, Кумба и дочь их Кхари спокойно поели риса со щавелем. И родители были безмерно горды, что их дочка проявила такую сметливость.

* * *

Наступили лучшие дни. Небо снова стало милостивым и земля плодородной и щедрой. Достаток вернулся почти во все семьи. Пришел он и в семью Самбы.

А между тем маленькая Кхари, Кхари-умница, подрастала. С каждым днем набиралась она ума и становилась все красивее. И Кумба давала ей лучшие свои украшения, чтобы дочь ее выглядела еще прекрасней.

* * *

Счастью незачем выставлять себя напоказ и бегать по всем дорогам: его и так найдут злейшие враги Счастья завистливый глаз и ядовитый язык, Бетт и Тжатт. Уж они-то умеют застать Счастье врасплох и нанести ему смертельную рану в спину!

Чем больше восхищается глаз Бетт, чем больше льстит и хвалит язык Тжатт, тем беззащитнее перед ними Счастье. Оно либо медленно умирает от их яда, либо сразу падает, как перезрелый плод с вершины дерева.

Так и случилось с Кумбой, матерью Кхари. Однажды вечером она уснула и больше не проснулась. Кхари-красавица, Кхари-умница, маленькая Кхари осталась сиротой.

* * *

Вдовцу в расцвете лет мало дочерней любви и дочерних забот, хотя бы дочь хлопотала без устали и содержала дом в чистоте и порядке.

Потужил Самба, отец Кхари, и решил взять новую жену вместо покойной Кумбы.

И начались для Кхари тяжелые дни. Ее мачеха Панда была молода и во всем завидовала Кхари: завидовала ее красоте, ее уму и сметливости и даже сердилась на мужа своего, Самбу, за то, что он добр к сироте. И если бы он не защищал дочку, мачеха уже давно бы дала волю злобе, сжигавшей ее с вечера до утра и с утра до вечера.

Особенно злилась Панда в те дни, когда Кхари надевала украшения своей матери.

* * *

Однажды вечером Самба был в это время на охоте Кхари надела на себя украшения покойной Кумбы и села на скамеечку. Тут вышла из своей хижины Панда и приказала девочке:

Возьми этот калебас и принеси воды!

А калебас был из красного дерева и очень тяжелый. Встала Кхари со своей скамеечки и начала снимать браслеты и ожерелья.

Оставь все, как есть! приказала ей мачеха. Тебе эти украшения к лицу.

Сиротка Кхари отправилась к колодцу.

Она набрала воды и попробовала поставить калебас себе на голову. Но но смогла, и, сколько ни пробовала, у нее не хватало сил.

Тогда заплакала Кхари и запела:

Войе воло! Ку ма йенэ?

Ку ма йенэ? Ку ма йенэ?

Кто мне поможет? Кто мне поможет?

Кто калебас мне поднимет?

Из влажной щели в камнях колодца вылез жабенок М'Ботт и зашлепал к красавице Кхари: топ-клёп! топ-клёп! Приблизился он и сказал:

Ма фи нэ!

Те ку ма йенэ

Н'га поле ма!

Я здесь один,

Я здесь господин!

Я подниму,

Но ты мне заплатишь!

Убирайся отсюда, урод жабий рот! презрительно ответила ему маленькая Кхари. Ты своими лапами не поднимешь и куриного пера!

И она снова запела:

Войе воло! Ку ма йенэ?

Кто мне поможет? Кто мне поможет?

Кто калебас мне поднимет?

Прибежала Багг-ящерица, зафыркала: бррр-брр! Замотала головой, раздула чешуйчатую шею и гордо сказала:

Я здесь одна,

Я здесь госпожа,

Я подниму,

Но ты мне заплатишь!

Убирайся отсюда со своей толстой шеей и плоским брюхом! сказала маленькая Кхари. И снова заплакала сирота и запела:

Войе воло!

Кто мне поможет?

Ку ма йене?

Кто калебас поднимет?

Приползла на толстых коротких ногах мамаша М'Боната, старая черепаха, вытянула морщинистую шею и тихонько сказала Кхари-сироте:

Ма фи нэ!

Я подниму,

Но ты мне заплатишь!

Уходи лучше отсюда, сказала старухе Кхари-сирота. Этот калебас тебе не поднять. Еще завалишься на спину, что тогда делать?

Уже наступила ночь, а Кхари-сирота все звала и пела:

Войе воло! Войе воло!

Кто мне поможет, кто мне поможет?

Кто калебас мне поднимет?

И вдруг перед ней появился огромный питон! Он легко поднял полный калебас из красного дерева, поставил его себе на голову и сказал:

Я здесь один,

Я здесь господин!

Я тебе помогу,

Но ты мне заплатишь!

И он осторожно поставил калебас с водой на голову Кхари. Кхари не почувствовала тяжести. Полный калебас из красного дерева был еще легче пустого! Он весил теперь ровно столько, сколько нужно было, чтобы шея Кхари, вся в ожерельях из золота и янтаря, казалась от этой ноши еще стройней.