Избранное - Петров Сергей - Страница 35

было как небо весной

над дымкой лесной.

Будьте, гобои, как гобелены,

чуть слышным шествием стройных пар

изображая, как в честь Елены

сонет сочиняет старый Ронсар.

ГОБОИ:

И минуют где-то

пары менуэта

чередой печальной.

СКРИПКИ:

Другу-ую жизнь

и берег да-альной.

БАС:

Эй, держись!

ТОЛКОВНИК:

Слышите, как в оркестре

протекает Сороть?

Это мирная речка,

вполне идиллическая,

буль, буль, буль.

ЧЕЛОВЕК СО ВСТУПИТЕЛЬНЫМ СЛОВОМ:

Послушайте, родимые, Ермошку!

Как девку, он тискает гармошку,

и, звуки за волосы таская,

живет во всю мочь губерния псковская.

Цокает, как кони, псковский говор,

якает горетно мужицкий гонор,

трепещут крылышками мужики,

гудят, как самые что ни есть жуки.

ПИИТ:

О, сколь любезны вы, усадьбы, нивы, сёла,

и жизнь моя, как свадьба, весела.

Расстался я с большой и невеселой

судьбою Царского Села

и буду гордо в одиночестве нагом

шагать Тригорского кругом.

БАС:

Ягор!

ТЕНОР:

Чаво?

БАС:

Подай багор!

ПИИТ:

Как самовар, вскипает естество,

когда я вижу женственный бугор,

весеннею травой одетый.

ГОБОИ:

И минуют где-то

пары менуэта

чередой печальной.

СКРИПКИ:

Другу-ую жизнь

и берег да-альной!

БАС:

Эй, держись!

Кажись,

задело

за тело.

ЧЕЛОВЕК СО ВСТУПИТЕЛЬНЫМ СЛОВОМ:

Снует по Сороти челночная флотилия

и начинается крокодилья идиллия.

СКРИПКИ И ГОБОИ:

А в ответ на это

тенью силуэта

проплывает где-то

дева менуэта

и убор венчальный,

белый и печальный.

Тонкая русалка

вспоминает жизнь.

БАС:

Эй, держись!

ТЕНОР:

Да, чай, жалко!

ПИИТ:

Ягор — герой. Ягор — почти Ясон.

Прогнал он батогом ягу Медею.

На дне речном повыстроил я сон,

но даже этим сном я не владею.

ДВЕ ГИТАРЫ:

Далеко отсюда до Валдая!

Колокольчики и бубенцы!

И, уже дорогой не владая,

не пора ли отдавать концы?

ТЕНОР:

Жа-алко! Молодая!

ТОЛКОВНИК:

Сороть тиха и прекрасна,

и удить в ней можно,

как в жизни.

Попадается всякая рыбка.

Водятся в Сороти и русалки.

Егор утопленницу

подцепил багром.

ПИИТ:

Когда весенний первый гром,

каратель жалостных элегий,

на раскоряченной телеге

проехал где-то за бугром.

ГОБОИ И СКРИПКИ:

Исчезают где-то

пары менуэта,

и плывет русалка,

наготой одета.

Песня, дескать, спета,

песня-дребезжалка.

Флейточка-визжалка!

TUTTI:

Жалко!

ЧЕЛОВЕК СО ВСТУПИТЕЛЬНЫМ СЛОВОМ:

А вот, господа, и четвертая часть.

Сюда бессчастная доля шасть!

Выбирайте товар на ярмарке.

Покупайте хоть страсть,

хоть любую касть!

А можно и запросто украсть,

хоть ятра, хоть яйца, хоть яблоки.

Хватай, кто до чего охоч!

Да только счастья себе не прочь!

ТОЛКОВНИК:

Посетите балаган

из размалеванной музыки!

Смотрите ярмарочный балет

на рыночной площади!

Вы не увидите здесь долгоносого Блока,

а только похожего на него

Петрушку.

Он не будет лапать незнакомку,

а только тосковать

по куколке-балериночке

с заводными ручками и ножками,

с поддакивающей головкой,

по безымянной девочке,

которая никого не обидела

и не обманула.

ПИИТ:

И врет, болван. Ему не толковать,

а на башке чугунный кол ковать.

Крестил ее в купели я,

и звать ее Коппелия.

Она не дева и не блядь,

топочет каблучками,

и ей легко в себя влюблять

и делать дурачками.

Восторг и шепота поток

бушует в балагане.

Стучит каблучный топоток,

орут «ура» цыгане.

Идет в уездном городке,

в каком-нибудь Валдае

собачья жизнь на поводке,

как зорька молодая.

И кто-то, взявшись за бока,

хмельною песней начат

и сам, как символ кабака,

и плачется, и скачет.

Гундосят скудные скопцы,

толстеют свахи и купцы

и смотрят на Петрушку,

который жрет ватрушку

с изрядно кислым творогом

в безумии недорогом.

А кукла ток, ток, ток, ток, ток —

топочет бойко на восток,

бежит с пригорка зорькой

от жизни ало-горькой.

От жизни вонькой, как чеснок,

здесь валятся все вещи с ног,

а люди держат в лапах

мясной звериный запах.

ГЕНЕРАЛ:

Бей, турецкий барабан,

во всю мочь с нахрапа,

зазывая в балаган

голосом арапа.

БАРАБАН (АРАП):

Бух! Бух!

Ух! Ух!

Я разбух!

Я распух!

Ух! Ух!

Как гросбух!

ОРГАН:

Будут, громадны и грубы,

гудеть и свистеть мои трубы,

ибо я великий орган

и, право, дам,

как ток по проводам,

гам в балаган.

TUTTI:

Гам, гам!

По ногам,

мужикам

по рукам!

Гам! Гам!

По богам,

по смазным

сапогам!

Идет-гудет

на балаган

огромный гам,

народный гам.

ГЕНЕРАЛ:

Струнные! Спьяна —

вкрадчиво, piano!

СТРУННЫЕ:

Ах, с какой тоской,

с бравой вытеской

по Тверской-Ямской

да по Питерской.

ГЕНЕРАЛ:

Эй, тенор

с отвислою

кислою

харею,

начинай петрушечью арию.

ЧЕЛОВЕК СО ВСТУПИТЕЛЬНЫМ СЛОВОМ:

Петрушка — не шут, а парень-рубаха,

исполняет Стравинского и Оффенбаха.

ТЕНОР (ПЕТРУШКА):

Я липовый, но не чурбан,

и, сердцем слабым беспокоясь,

охватываю балаган,

показываясь лишь по пояс.

Сердце! Тебе не хочется покоя!

Сердце! Как тяжело на свете жить!

Сердце! Как хорошо, что ты такое!

Что ты не можешь, ну никак не можешь не тужить.

ТОЛКОВНИК: