Хельмова дюжина красавиц. Дилогия (СИ) - Демина Карина - Страница 142

— Для общего развития, Лихославушка, а то ты, гляжу, собственной шкурой не больно дорожишь. А Святой престол и ныне не откажется коллекцию подновить… или, скажем, музей Естественных наук, который в Познаньске… Его Величество рады будут.

Это ведьмак произнес на ухо, и почему-то Лихослав сразу поверил: и вправду будут рады, пусть и не самой шкуре, но тому, что тварь, ее носившая, сгинула бесследно.

— Второй подобный случай описали уже на заре войны с Хольмом… Мертвополье, ведьмаками зачищенное… волки… человек, которому удалось спастись. И медленные в нем перемены. Этот, к слову, сознательным оказался, побоявшись, что волкодлаком станет, мозги себе вышиб. Надеюсь, у тебя, дорогой, подобных мыслей не возникало?

— Что вы, Аврелий Яковлевич! — почти непритворно возмутился Лихослав. — Как можно!

— Смотри у меня. Этого уже ведьмаки разделывали. Протоколы я читал. А третьего и сам видеть сподобился… слышал про Жироданьского зверя?

Лихослав кивнул: кто ж об этом Хельмовом отродье не слышал-то?

Деревушка Жиродань, крохотная, на самой границе Серых земель стоящая. Живут там в основном углежоги и лесорубы, да еще и охотники… не сказать, чтобы совсем уж бедно живут, но и не роскошествуют… рядом еще пяток деревенек таких же, в пару дюжин дворов. Хутора. И одна лесопилка, на то время — небывалое новшество.

Леса. Болота.

Волчьи стаи.

И волкодлак, который прославился на все королевство небывалой хитростью.

— Скольких он убил? Сотню?

— Сто двадцать три… и еще дюжина пропавших без вести, думаю, что и с ними. Опять дурное думаешь? — Аврелий Яковлевич к вопросу присовокупил подзатыльник. И следовало сказать, что подзатыльники у старого ведьмака отличались просто-таки невероятною целительной силой.

— Если вы и дальше так продолжите, — сказал Лихо, затылок потирая, — то у вас тут вскорости не один, а два трупа образуется.

— Ничего, крестничек, с трупами я уж как-нибудь да разберусь.

— Значит, тот волк…

…сто двадцать три человека.

Три года охоты.

И память долгая память.

— То, что убивал он, не значит, что будешь убивать ты, — сказал Аврелий Яковлевич. — Потому не спеши… дурное дело — не хитрое, успеешь себе револьвер в рот сунуть.

— Вы его…

— Пристрелил, — Аврелий Яковлевич отступил. Теперь он стоял напротив окна, затянутого пыльной сетью плесени. И солнце, пробивавшееся сквозь чародейский заслон, золотило смуглую ведьмачью шкуру. — Понял, кто он, и пристрелил. Заговоренная пуля. Заговоренный пистоль. И немного везения… он считал себя волкодлаком. Тоже решил, что тварью стал… и смирился… а может, ему даже понравилось тварью быть. Самый быстрый, самый сильный… и признался даже, что к вкусу человечины привык, хотя поначалу есть брезговал. Он распрекрасно помнил каждое свое убийство, Лихо. И если поначалу боялся, то… ощущение собственного всесилия пьянит. Он быстро привык и к своей способности менять обличье, и к чужому страху… и к тому, что пули его не берут, ни обыкновенные, ни серебряные. И ежели тебе легче станет, то тварью он стал задолго до того, как его волки пометили. А остальное — лишь повод, чтобы эту тварь, в нем сидевшую, выпустить.

— Я не…

— Ты хочешь остаться человеком?

— Да.

— Тогда оставайся. Я не буду врать, что это легко…

— Но возможно?

— Да.

Аврелий Яковлевич замолчал. Он замер, перебирая волосы в курчавой своей бороде.

— Это даже хорошо, — наконец, произнес он, — что на тебе моя метка… ты мне жизнь должен, а значится, я имею на нее право… сделаю кое-что, будешь носить. Ее зов — заглушит. А с остальным сам управляйся. У тебя выйдет. Ты упрямый.

Лихо потер глаза, которые начали чесаться.

— А она… кто она на самом деле?

Ведьмак не стал делать вид, что вопроса не услышал или не понял, но лишь повел плечами и тихо ответил:

— Лучше бы тебе того не знать.

И отвернулся.

— Воды подай и ремень развяжи… будем твоего красавца допрашивать.

Ремень Лихослав снял.

И носки свои выковырял, но забирать побрезговал, бросил в корзину с грязным бельем. Перебравшись на кривоногий диванчик, поставленный в углу верно затем, чтобы просто угол занять — а иначе отчего оный диванчик настолько неудобный? — Лихослав замер. За ведьмаком, словно бы позабывшим про присутствие гостя, он следил внимательно, хотя и не понимал половины того, что делает…

…их полковой мертвяков не допрашивал, но шеи рубил и в рот засовывал железную монету, приговаривая, что так оно надежней.

Освящал.

И три дня держал в свинцовом гробу, и только потом, ежели мертвяк вел себя обыкновенно, гроб отправляли домой, ну или на Старое кладбище, которое давно уже выбралось за низкую оградку. Вспомнилась и она, и кресты, что вылизанные дождями, что новенькие из светлого дерева…

Аврелий Яковлевич, вставши на колени, раскрыл мертвяку глаза и капнул чем-то черным, дегтярным. Жаровенку распалил, кинул жменю травок, от которых по гостиной поплыл яркий мятный аромат…

— Вставай, — велел он глухим рычащим басом, и был услышан.

Пан Острожский нелепо дернулся и захрипел:

— Поможите…

— Поможем, — пообещал ему Аврелий Яковлевич.

— Поможите… убивают! — мертвяк, который выглядел до отвращения живым — и рука Лихо сама легла на рукоять револьвера — перевернулся, встал на колени. — Развяжи меня, мил человек!

— Конечно, развяжу…

— Сейчас?

— А то когда ж? Ползи сюда…

— Я тебя не вижу, — пожаловался мертвяк, поводя головой влево и вправо, ноздри его раздувались, средь всех запахов выискивая один — обидчика.

— А ты на голос…

И пополз, изгибаясь всем телом, дергаясь, шипя от натуги. Дополз до меловой черты и уперся.

— Выпусти… — заныл высоким тонким голосом, от которого задребезжали хрустальные подвесы на люстре. — Выпусти… выпусти…

— Выпущу. Если договоримся.

Мертвяк зашипел и вывалил черный распухший язык, длинный и подвижный, будто бы не язык даже, а болотная гадюка, что вылезла из расщелины рта.

— Раньше в миру случалось бывать? — Аврелий Яковлевич языка не испугался, как и бурых, будто гнилые яблоки, бельм мертвяка.

— С-с-лучалось.

— Часто ходишь?

— Час-с-сто…

— Зачем посылают?

— За девками… ей девки нужны… одних прислугой брал… на других женился…

Лихо стиснул кулаки, приказывая себе молчать, хоть бы другая, звериная часть натуры требовала довершить начатое и упокоить мертвяка уже насовсем.

— И сколько у тебя жен перебывало?

— Дюжина… без-с-с-с одной. Помеш-шали… он помеш-ш-шал… плохая с-собака, — мертвец повернулся к Лихо, и тот не удержался, ответил рыком.

— Сидеть, — рявкнул Аврелий Яковлевич. — Зачем тебе женщины?

— Девуш-ш-шки… не мне, ей нужны. Пьет… с-силу пьет… крас-сивая.

— Красивая — это аргумент… она здесь?

— Сз-сдесь…

— Самолично, значит, явилась… и зачем ей купеческая дочь? Не так молода, не особо красива… Лихо, тебя не спрашивают. Ко всему уже не девица. Лихо, еще раз пасть откроешь, и за дверь выставлю…

— Ей — нет. Мне нуж-шно. Деньги. Уехать. Она с-зказала, награда… з-заслужил.

— Награда, значит… — Аврелий Яковлевич дернул себя за бороду, выдрав клок темных волос, которые, не глядя, кинул на жаровню. — Имя ее знаешь?

— Нет.

— А что знаешь?

— А что ты мне дашь? — поинтересовался мертвяк, устраиваясь на границе мелового круга. — Крови хочу.

И черный язык скользнул по темным же губам.

— Крови, значит…

— Ее крови…

— Колдовкиной?

— Девкиной, — уточнил мертвяк, не спуская с Лихо гнилых глаз. В них чудилось издевательство. — Много…

— Обойдешься.

— Я? Обойдусь, ведьмак… а вот ты… она з-снает о тебе… она тебя не боитс-ся… у тебя не хватит с-сил… думай… что тебе одна девка? Одной больше, одной меньше…

Мертвяк полз вдоль границы круга, и на Лихо уже не глядел. О нет, он боялся оторвать взгляд от Аврелия Яковлевича, который явно задумался.

Сомневается?