Гончаров идет по следу - Петров Михаил - Страница 15

— Здравствуй, милая супруга, — почему-то смущенно начал я.

— Здравствуйте.

— «Я пришел к тебе с приветом рассказать, что солнце встало…» — не зная, как начать разговор, продолжал я нести ерунду.

— То, что с приветом, это понятно, а вот солнца что-то и не видно. Я вас слушаю.

— Раненько вы сегодня поднялись, — невольно перешел я на «вы». — Куда-то собрались или ждете кого?

— Жду.

— Тогда я вам, наверное, помешал?

— Нет, почему же? Проходите, я именно вас и ждала, правда, часом позже. Не удивляйтесь, я еще вчера поняла, что вы намерены отправиться в путь именно сегодня.

— Вот как? — неприятно удивился я. — И что же вы еще поняли?

— То, что мы, наверное, полетим на самолете.

— Оригинально. Читаете мысли на расстоянии? Что ж, тогда мне остается только подождать, пока вы соберетесь. О нашей поездке вы кому-нибудь говорили?

— Константин Иваныч, если я женщина, это не значит, что я дура. Вы завтракали?

— Нет, как-то не получилось, к вам спешил.

— Значит, позавтракаем вместе. Если вам это будет удобно, то откройте холодильник и найдите что-нибудь съестное, а я тем временем соберу свои вещи.

Спускаясь с трапа самолета, я надеялся снова полюбоваться красотами Иссык-Куля, на котором в последний и единственный раз бывал осенью девяносто четвертого года. Но тогда я выполнял роль полупьяного узника и мне было не до красот великого озера. Похоже, что и на этот раз моим мечтам не суждено было сбыться. Стремительно надвигающийся вечер и свинцовые грозовые тучи красочных перспектив не обещали. Так оно и получилось, буквально через десять минут после нашего прилета зарядил хоть и не сильный, но отвратно промозглый дождь.

Вопреки моим опасениям, документы никто у нас не проверял, в вещах не рылся, и вообще все было как в старые и добрые времена. По привычке подхватив сумки, я рванул к стоянке такси, но тут же наткнулся на решительный протест своей спутницы. Памятуя наш договор о том, что вопросами передвижения будет заниматься она, я нехотя подчинился и молча залез в отходящий автобус.

К западному берегу озера мы добрались, когда ночь уже полностью вступила в свои права. Перекантовавшись до утра в какой-то второсортной гостинице, мы первым же автобусом, согласно плану, отправились вдоль южного берега.

Домик, где родилась, жила и училась моя киргизка, находился в небольшом селе в некотором отдалении от основной дороги и ничего примечательного из себя не представлял — обычная русская изба-пятистенка. Единственное, что меня поразило, так это немыслимое количество одеял, одеяльцев и прочих матрасов. Пока родители радостно хлопотали и журили блудную дочь, я с интересом разглядывал сначала многочисленный выводок детей, очевидно братьев и сестер моего телохранителя, а потом рогатую коровью морду, что тупо и равнодушно смотрела на меня сквозь окно. Впрочем, это занятие вскоре надоело нам обоим. Эйфория первой встречи тем временем начала потихоньку стихать, и хозяева наконец-то занялись стоящим делом, а именно — принялись тащить на стол всякие вкусные предметы еды, начиная от лепешек и кончая бараньей ногой горячего копчения.

Через час, когда наши желудки были переполнены, а в глазах стояла нега и грусть, господин Сатар спросил у дочери, кем ей приходится господин Гончаров.

— Папа, не задавайте лишних вопросов, — довольно резко и совсем не по-мусульмански ответило крутое дитя. — С Константином Ивановичем мы вместе работаем и сюда приехали по делам. Это все, что я могу вам сказать.

— Нехорошо, дочка, так с родителями разговаривать, — сокрушенно покрутил головой Сатар. — Хоть бы постороннего человека постеснялась. Что он о нас может подумать?

— Извините, но вы всегда так много спрашиваете.

— А разве это плохо — знать, чем занимается твоя дочь?

— Все нормально, папа, мне нужна на несколько дней твоя машина.

— Вот опять: просишь, а даже не говоришь, для чего.

— Для работы.

— Джамиля, работа бывает разная. Есть работа, от которой людям бывает худо.

— Я зарабатываю деньги.

— И деньги зарабатывают по-разному.

— Кто как умеет.

— Смотри, дочка, тебе жить.

— Вот и живу, ну нам, пожалуй, пора.

— Езжайте. Ключи в замке, техпаспорт и твоя доверенность в щитке.

— Ладно. К вечеру мы приедем.

— Хорошо, дочка. Джамиля, найди совсем мало времени, остановись и посмотри, туда ли ты идешь. Не лучше ли вернуться, а потом начать идти снова другой дорогой.

— Обязательно, — ответила она уже у входа. — Только вот времени у меня, папа, совсем нет.

Старая «копейка» бежевого цвета завелась с явной неохотой, и это обстоятельство радости не добавило, поскольку в самый неподходящий момент она могла нас подвести. Поэтому первым делом мы отправились на ближайшую станцию техобслуживания и провозились там до самого обеда. Только в третьем часу, когда старушка немного порезвела и начала взбрыкивать, мы наконец занялись тем, для чего приехали.

До озера Тюп-Кель расстояние было не такое уж маленькое, как божился Говоров. Километров тридцать мы шли по основной магистрали, а дальше, повернув на юг, продвигались по крутой и извилистой террасе реки Ак-Су. Дорога круто шла вверх, казалось, к самому хребту Терокей-Алатау и была совсем разбита. Выжимать на ней больше двадцати километров в час было равно самоубийству, да еще на такой лихой тачанке, как наша. Чтобы как-то развеять гнетущее настроение, я спросил:

— Джамиля, что означает слово «джаляб»?

— Что? — рассмеялась она. — А кто вам его сказал?

— Не важно, можешь объяснить его смысл?

— Хм, очевидно, его применили по отношению ко мне, да?

— Возможно, но что оно означает?

— Скажите, а ваша жена родом не из Азии?

— Из Азии, а что?

— Нет, ничего, просто джаляб это, мягко говоря, проститутка. Но я не переживаю, меня многие так зовут, хотя было бы правильнее называть шлюхой.

— Извини, честное слово, не хотел тебя обидеть.

— А кто вам сказал, что я обиделась? Меня со школы так называют, я привыкла. Ваша жена оказалась ясновидящей. Только я не понимаю, зачем вам понадобилось посвящать ее в наши дела. Прозрачностью и непорочностью они не отличаются, и чем меньше о них знают, тем нам легче.

— Ты права, но я и не думал ставить ее в известность, она попросту залезла в мой карман, обнаружила в моем паспорте другую жену и подняла бучу.

— Какая прелесть, как жалко, что я не видела всей сцены. Кажется, подъезжаем.

— Похоже, — согласился я, заметив впереди на противоположной стороне неглубокого узкого каньона три десятка домишек с огородами. — Но где же тогда озеро?

— Внизу, сейчас увидите, если оно за двадцать лет не исчезло. Собственно говоря, это не озеро, а бурный поток, по крайней мере таковым я видела его в последний раз. Сейчас, за следующим поворотом, оно должно открыться.

Она оказалась права, не успели мы обогнуть каменный бок скалы, как по глазам резанула сказочная синь воды. Каньон в этом месте сходил на нет, либо просто его перегораживал гигантский порог, но хрустальное зеркало озера, зажатое с трех сторон скалами, лежало с нами почти на одном уровне. Искрящийся десятиметровый водопад, возле которого мы притормозили, служил сбросом, и через него к деревеньке вел неширокий, но крепкий мост, стоявший на двух мощных береговых быках.

— Красота-то какая, — по-щенячьи умилился я. — Это же курорт!

— Лепота, — усмехнулась Джамиля. — Ничего, скоро и сюда достанет длинная рука и доллар нового русского, и не будет больше лепоты, и не будет больше красоты. Ладно, дальше вверх, если мне не изменяет память, дорога тянется еще километра на два, и все, потом тупик — отвесная стена. Справа скала, слева вода.

— А зачем нам туда?

— Это я так, на всякий случай, чтоб знали, вполне возможно, что наш подопечный сейчас гостит у мамы, и кто его знает, какие мы вызовем у него мысли.

— Дай-то Бог, чтоб он оказался там.

— Как знать, — глубокомысленно ответила Джамиля. — Перелазьте через меня и выходите из машины.