Гончаров и его подзащитная - Петров Михаил - Страница 15

— Бог ты мой, кажется, я тебе уже говорила, что в эту субботу я имела продолжительную и содержательную беседу с милицией.

— Да, конечно, прости, запамятовал. — Выложив деньги, я поднялся из-за стола: — Извини за беспокойство, но с тобой я не прощаюсь. Надолго.

— Я сожалею об этом.

— Ничем не могу помочь. Кстати, когда ты последний раз навещала Трегубова?

— Пятнадцатого февраля, в понедельник.

Просьбу Галины Григорьевны Русовой, по дурости подставившей свое пузо под нож, нужно было выполнять. Ближе к вечеру мне удалось дозвониться до Ефремова. Поздоровавшись, я вежливо поинтересовался, где его все это время носили черти.

— На репетиции, Костенька, на репетиции. Хлебушек свой скудный зарабатываем, — бодро похохатывая, ответил он.

— Насколько мне известно, по понедельникам у тебя выходной.

— Тебе правильно известно, а только, когда очень кушать хочется, про выходные следует забыть. А ты по делу или просто так?

— Какие могут быть дела у старого алкоголика. Просто хотел к тебе забежать да бутылочку раздавить, а то ведь прошлый раз не удалась у нас компания.

— Это точно, встретиться не мешает. Только вот сегодня вряд ли у нас получится, мне еще в ночь на работу топать.

— Батюшки, неужто на ваши спектакли такой спрос, что вы и по ночам вкалываете?

— Не смеши коней, Гончаров, на наших кукол такой спрос, что впору закрываться. Именно по этой причине, а также принимая во внимание твои пожелания, я три дня тому назад устроился сторожем на автостоянку.

— Вот оно что! — с трудом скрывая радость, воскликнул я. — И когда же тебе заступать на трудовую вахту? Не сей же час?

— Нет, конечно, пересменка у нас в десять.

— Вот и отлично, а сейчас нет и семи, я надеюсь, что никто не будет против, если артист Ефремов немножечко примет на грудь?

— Ну, если немножечко, если самую капельку, то какой базар! Конечно приезжай.

— Буду сей минут с твоим любимым коньяком.

В водочную бутылку с красивой золотистой этикеткой я налил кипяченой водицы и тщательно закрутил пробочку, а по дороге приобрел самого дешевого коньяка и контрольную бутылку водки.

Подходя к Валеркиному дому, я сбавил шаг, внимательно разглядывая его балкон и балкон жившей над ним старухи. На глазок расстояние между поручнями одного и полом другого не составляло и двух метров. Но даже в этом случае, при моей сегодняшней форме, такой трюк представлял серьезную опасность. Мне совсем не хотелось, чтобы останки моего красивого тела отскабливали с обнаженного фундамента равнодушные и незнакомые медики. Уже подойдя совсем близко, я обнаружил одну маленькую деталь, которая придала мне смелости и решимости. С правого края между балконами торчал крюк, который, вероятно, предназначался для цветочного горшка или бельевой веревки. С его помощью даже мои ослабевшие мышцы делали подъем безопасным и увлекательным. Правда, существовало некоторое опасение в надежности его крепления, но, в конце концов, не к теще же на блины я собрался. Настоящий мужчина должен любить риск, особенно если риск скромен и разумен.

Кухонная форточка старухиной квартиры была открыта, но для меня она была недосягаема. Наверное, в таком положении ее оставили сознательно, дабы выветрился запах тлена. Оба балкона смотрели в глухой кирпичный торец соседнего дома, и это обстоятельство было немаловажным, поскольку мой предполагаемый, преступный вояж афишировать вовсе не обязательно. Дворовые фонари располагались так, что оба объекта оставались в тени. С одной стороны, это радовало, а с другой — не очень, потому как искать черную кошку в кромешной темноте, при тусклом свете фонарика — занятие обременительное и малоэффективное.

Изобразив на лице полный восторг и легкое опьянение, я деликатно постучал в дверь ногой и в ожидании кукольника забормотал всякие непристойности в его адрес.

— Ты охренел? — открывая дверь, закономерно спросил он. — Или звонок не работает?

— Голова у тебя не работает! — радостно сообщил я новое для него известие. — Ты видишь, кто к тебе пришел? Почему я не слышу триумфального марша? Почему к моему приходу не накрыт стол? Почему не вижу волооких ундин? Почему, я тебя спрашиваю? И вообще, по какому праву ты встречаешь меня в фильдеперсовых трусах? Немедленно надеть смокинг или просто штаны.

— Э, да ты никак нализался, батенька, и притом изрядно.

— Отставить разговоры. — Отодвинув его рукой, я прямо в ботинках пропер в комнату. — Сегодня меня не трогать! Сегодня мой праздник!

— Это какой еще праздник? — вытирая за мной снежно-грязные следы, спросил он.

— Сегодня день независимости грудных детей Индии. А ты знаешь, что я родился на берегу Ганга? Ни черта-то ты не знаешь, давай инструменты и огурец, — нес я околесицу, вынимая из сумки спиртное.

— А много тебе не будет? — С сомнением покачав головой, Валерка выполнил приказание. — Где же ты успел за полчаса так нагрузиться?

— Глупости, я с обеда водочку потребляю, — гордо ответил я, наливая ему коньяк. — Ты уж извини, я смешивать не буду, выпью беленькой.

— Это правильное решение, смешивать никогда не следует, потом сплошные неприятности. — Одобрительно кивнув, он выпил фужер.

— И я того же мнения. — Опрокинув в себя двести граммов безвкусной воды, я захрустел огурцом. — Ну а что про твою соседку слышно? Не нашли злодеев?

— А кому искать, если Гончарова пять лет назад за пьянку выгнали?

— Тут ты прав, Лерик, я бы эту чепуху за шесть секунд раскрутил.

— Вот-вот. Не ценят нас, когда мы есть, и сожалеют, потерявши.

Такой разговор ни о чем продолжался у нас больше часа. За это время Валерка успел ополовинить коньяк, а я, допив воду, вскрыл натуральный напиток. В девять часов, когда он начал собираться на дежурство, я заплетающимся языком предложил ему выпить по маленькой на посошок.

— Да куда тебе? — сердобольно спросил он. — Ты уже сам как посошок, а точнее, как старый, кривой костыль. Ложись и отдыхай.

— Обижаешь, начальник! — пьяно возмутился я. — Ты меня не знаешь! Я трезвый, как стекло. Хочешь, я по ниточке пройду? А давай спорить на пять шампанского!

— Ложись и проспись, а то тебе пари придется заключать в вытрезвителе, и я уверен, что ты его проиграешь. Там тебя тоже уложат, но уже не так комфортабельно. Не крути вола, падай на диван и дрыхни, а как проспишься, тогда и иди себе. Только не забудь захлопнуть дверь. Или меня дождись. Я буду в десять утра.

— Глупый ты человек, Лерка, и мозги у тебя куриные, если ты не видишь, что господин Гончаров трезв, как дева перед конфирмацией. А где, кстати, девки? Куда ты их упрятал? Нет, Лерка, так не пойдет. Я же помню, были две бабы…

— Уже глюки начались, поздравляю, так и до «белочки» недалеко. Допился, скотина. Ложись на диван, только сними свои грязные башмаки, свинья тупорылая.

Все-таки приятно слышать, что о тебе говорят друзья, когда уверены в твоей полной глухоте. Мотаясь как поливной шланг, я шарахался по квартире в поисках несуществующих женщин и чего-то неосознанного, понятного только пьяному человеку. Такое мое поведение, равно как и нецензурная речь, скоро надоело хозяину. Толкнув меня на диван, он содрал с меня ботинки, допил свой коньяк и, громко чертыхаясь, ушел на работу.

Подождав минут пятнадцать и мысленно прокрутив все предстоящие мне действия, я приступил к осуществлению своего преступного плана. Для начала я просто поднялся этажом выше. Убедившись, что квартира опечатана и за ее дверью меня никто не поджидает, я вернулся назад, рассовал в карманы все, что мне может пригодиться, и вышел на балкон. Здесь я с огорчением отметил, что со стороны мое предприятие выглядело гораздо привлекательнее, чем оказалось на самом деле. Суть в том, что я выпустил из виду вторую опору, куда предстояло поставить правую ногу на тот короткий миг, пока не зацеплюсь за перила верхнего балкона. Доверять же весь свой драгоценный вес сомнительному крюку я просто не имел права. Можно было наверх забросить якорь, но это было рискованно, так как могли услышать соседи со всеми вытекающими отсюда последствиями.