Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Возвращение - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 48


48
Изменить размер шрифта:

— Ах, Аркаим, колдовская морда… — прикусил губу Середин. — Думает, в замке он в безопасности? Думает, в чужой стране я ничего не смогу сделать? Ну, я ему устрою тихую мирную жизнь. Видать, забыл, паразит, чему сам же меня и научил.

Привычным движением он опоясался, сбежал вниз по лестнице, подскочил к стойке портье:

— Тут по-русски кто-нибудь понимает? А по-английски? — Негр за стойкой смотрел на него с полным недоумением, словно на автомат с газировкой, начавший вдруг торговать старым советским «Беломором». — Понятно…

Он выскочил на улицу, перебежал дорогу, толкнул дверь в лавку:

— Кто тут русский? — Девица за стойкой испуганно подпрыгнула и откинулась к заставленному пивом холодильнику. — А-а, значит, понимаешь? Ты не видела, сегодня из гостиницы сонную девушку не выносили?

— Парле ву франсе? — прошептала девушка посиневшими губами.

— Кончай прикидываться, знаю, что понимаешь. — Он выхватил косарь и воткнул в пластиковую панель прилавка. — Ясно выражаюсь?

— Ви что-то хотите ограбить?

— Хотя, фиг с этим, сам знаю, куда повезли. Ну-ка, скажи, у вас тут кладбище есть?

— Ви должны купить, но касса не откроется.

— Какая касса? Ты ненормальная? Кладбище где?

— Я… Я не хочу… — судорожно сглотнула вконец посиневшая девица. — На кладбище…

— Я сам съезжу. Где оно? — Олег выдернул клинок и вернул его в ножны.

— Ви купить или ограбить?

— Я хочу знать, где у вас в деревне находится кладбище. Парле? Кладбище, кладбище. Ну, где кресты стоят, — Олег сложил перед собой пальцы. — Где покойники лежат, — он чиркнул себе большим пальцем по горлу.

— Ich habe geverstehen[4]… — Белая, как призрак, продавщица ударила по кнопкам и принялась вынимать деньги из выскочившего ящика.

— Вот, дура, — выдохнул ведун. — Не нужны мне твои деньги, у меня своих навалом!

Он вытащил из кармана двухсотфранковую банкноту, встряхнул, растянул и показал девушке.

— Мне нужно кладбище! Ну, похороны, гроб, поминки… Ну, где едят. Ферштейн? Ну, вот шоколад — это еда. На поминках тоже едят. А до этого устраивают похороны.

— А-а-а! — Продавщица облегченно вздохнула, выпрямилась, широко перекрестилась. Щеки и губы стали розоветь прямо на глазах. — Mein Gott! Похорони! Шоколат!

Она забрала у него банкноту, просеменила в глубину лавки, но уже через минуту вернулась с большой, полметра на полметра, явно очень тяжелой коробкой:

— Шоколат! Bitte.

— А похороны? — с надеждой спросил Середин.

— Ja, ja! Bitte schön![5]

Она привстала, и комментируя непонятную речь жестами, принялась показывать: налево, направо, прямо, прямо… Из потока слов Олег выхватил только одно: «кирхе», кивнул:

— Спасибо.

Он повернулся было к двери, но девушка забеспокоилась:

— Шоколат, шоколат!

Она обежала прилавок, подхватила коробку и пошла следом.

— Не нужно, — попытался остановить ее Олег.

— Ja, ja! — заулыбалась продавщица. — Шоколат, похорони.

— Вот, леший!

Ведун сплюнул, забрал коробку, донес до гостиничной парковки, открыл «Гольф», сунул шоколад в багажник, сам плюхнулся за руль, но тут же вскочил: ножны сабли уперлись в порог, а рукоять врезалась под ребра. Он снял пояс, кинул на заднее сиденье.

— Ладно, сейчас найдем. Если на кладбище есть какая-то «кирхе», то ее должно быть видно с любого возвышения. Никуда не денется, найду.

Он развернулся, неторопливо покатился вперед. Сперва попытался выполнить указания «налево, направо, прямо, прямо», очень быстро заблудился и решительно нажал на газ, уносясь в сторону трехгорбой горы. Самые дальние жилые домики возвышались над селением почти на полкилометра, так что Олег просто развернулся, окинул окрестности внимательным взглядом и покатился обратно — к черному шпилю с золотым крестом.

Теперь, когда он знал, куда ехать, ведун сам удивлялся тому, что не заметил этого места раньше. Кроны старых деревьев сплетались в одну широкую зеленую крышу, из этого живого шелестящего облака вверх вырывался шпиль часовни. Высокая каменная ограда с острыми железными штырями на столбах, распахнутые металлические ворота…

Бросив машину с ключами в замке зажигания, ведун кинулся к отдыхающим в прохладной тени крестам… И замедлил шаг, поняв, что проиграл.

Кресты, кресты, кресты… Христианское кладбище. Христиане кладут своих мертвых в освященную землю. Это место, где владычествует магия распятого бога. Его слово, его сила, энергетика многих тысяч людей, искренне желающих покоя всем, кто погребен под этими камнями. С такой силой Середин управиться не мог.

Завизжали за спиной тормоза, хлопнули дверцы. К Олегу подступили двое полицейских в рубашках с коротким рукавом. Они удерживали правые ладони на рукоятях спрятанных в кобуры пистолетов, левые предупреждающе вытягивали вперед. При этом стражи порядка что-то долго, но непонятно говорили. Они подкрались, взяли Середина под локти. Молодой человек не сопротивлялся. Им овладела полная апатия. Мысль билась в голове в поисках решения — но никак не могла его найти.

Когда его уже усаживали в машину, ведун вспомнил про «Гольф», указал на него полицейским. Те поняли, один пересел в «немца».

* * *

Местное отделение правопорядка выглядело предельно современно. Пластиковые стены, пластиковые полы, пластиковые, в мелкую дырочку, потолки, толстые стеклопакеты в половину стены, наглухо закрытые пластиковыми жалюзи. Зал размером с баскетбольный был разделен на несколько частей пластиковыми прозрачными перегородками, тоже завешанными жалюзи; в каждой секции стояло по четыре-пять столов с компьютерами. По ногам откуда-то дул леденящий ветер. Видимо, работал кондиционер.

— Вы тут часто простужаетесь? — поинтересовался ведун, усаживаясь перед одним из столов.

— Wo ist? — переспросил один из полицейских.

— Плохо у вас тут с медициной, — сказал Середин. — Кстати, про такую штуку, как гипсокартон, вы никогда не слышали? Ставить стены из подобного пластика, а потом вешать занавески совсем не обязательно. В мире существуют много непрозрачных стройматериалов.

— Ja, ja, — согласно кивнул полицейский. — Funf minuten bitte.[6]

Его надолго оставили одного. Олег сидел, оглядывался, гадал над тем, что происходит, и пытался придумать, как же теперь перехитрить древнего Аркаима. В голове было пусто, как в турецком барабане. Чужая земля, чужие нравы, чужие правила…

«И кто только придумал мертвых в освященную землю класть? Хотя, пожалуй, я догадываюсь, кто…»

— Вы русский, молодой человек? — Рядом с молодым подтянутым полицейским стоял полноватый мужчина в белых брюках, в белых ботинках, белой рубашке и в светло-сером пиджаке.

— Да, само собой, — подтвердил Середин.

— Тогда я на некоторое время побуду вашим переводчиком. — Мужчина говорил чисто и уверенно, без всякого акцента. — Вы желаете позвонить своему адвокату, или предоставите право выбрать вам защитника департаменту юстиции?

— Зачем мне защитник?

— Как я понял, — повернул голову к офицеру мужчина, — на вас поступила жалоба в избиении охранника гостиницы «Альфа». Лейтенант хотел бы допросить вас по этому вопросу.

— Я, конечно, не юрист, — улыбнулся Олег, — но мне всегда казалось, что для начала всяких судебных процедур необходима какая-то бумажка. Ну, хотя бы медицинское заключение о нанесенных травмах. Покажете?

Переводчик обернулся к офицеру, они о чем-то поговорили, полицейский кивнул и принялся что-то медленно излагать, тщательно проговаривая слова.

— Поступил телефонный звонок о нападении, — начал пересказывать мужчина. — Приехавший наряд обнаружил охранника в бессознательном состоянии.

— То есть, он ни на что не жаловался? — переспросил Середин.