Посрамитель шайтана - Белянин Андрей Олегович - Страница 5

— Охраняйте этого человека как зеницу ока! — строго, но чуть гнусавя, наказал он, прижимая к разбитому носу парчовый рукав. — Ибо султан наш, да сохранит Аллах его незыблемый ум в том же непоколебимом состоянии, как и было ранее от младых ногтей, имеет большие планы на этого грешника, при одном имени которого даже сам шайтан стыдливо прячет лицо своё между колен своих…

— Вай дод, как ему, наверное, неудобно, — сочувственно покивали представители кокандского спецназа, задвигая засов на дверях. А Лев Оболенский, плюхнувшись задом на мягкие подушки, погрузился в светлые воспоминания о славном Востоке! И ведь ему было что вспомнить, согласитесь, а?!

О бездонное небо Багдада, высокое и глубокое, словно взгляд голубых глаз Аллаха… О хрустальный смех смуглолицей Джамили, подобный звону весенней капели, перемешанному с шёпотом горного ручья, столь же чистым, сколь и мелодичным… О стихи старого Хайяма, его узловатые руки, пахнущие пылью пустыни и едва уловимым ароматом страниц зачитанного Корана…

— Блин горелый, что ж я о дедушке-то ничего не спросил?! Он ведь вроде не кисло там устроился, при дворе Гаруна аль-Рашида, премьером или советником по вопросам философического стихосложения после литра подшофе…

В этом весь дед — ни дня без рюмки, а по молодости ещё и ни одной чадры мимо не пропускал… Вот у кого надо учиться умению ставить главные приоритеты в жизни!

За дверью раздался сдержанный гул, лязгнул отодвигаемый засов, и в подземелье к нашему герою торжественно шагнул глава городской стражи Коканда. Он искренне старался выглядеть как можно более величественно и грозно, что было трудно. Ибо далеко не каждый восточный мужчина, десять минут назад мокнувший в фонтане, способен производить устрашающее впечатление…

— Слушай, ты… шайтан неверный!

— Не-а, я верный шайтан, — вальяжно растянувшись на невысокой кровати, мурлыкнул Лев. — Чем обязан, достопочтенный сэр?

— Как ты смеешь, презренный шакал?! — взвился было отважный Аслан-бей, хватаясь за парадный ятаган, но огромным усилием воли совладал с собой. — Великий султан, да благословит его Аллах долгими годами и бесчисленным потомством, вознамерился поручить тебе одно щепетильное дело… Он верит, будто бы бесчестный Багдадский вор способен доставить к его стопам то, чего не смогла его же преданная стража?! Да я клянусь бородой пророка, что если ты только посмеешь…

За дверью раздался явственный стук каблучков. Начальник стражи тихо ойкнул и без предупреждения ужом ввинтился под кровать пленника. Невозмутимый Лев отреагировал на этот вопиющий поступок чуть удивлённым изгибом левой брови, не более…

В его благоустроенную камеру вошла очень толстая женщина в богатейшей струящейся парче, с плотно укутанным вуалью лицом. Опытным глазом «экспроприатора» Оболенский заметил, что украшений на ней вполне хватило бы на открытие собственного ювелирного бутика…

— Ты ли тот человек, которого называют Багдадским вором, о бесстыжий червь, смеющий возлежать перед самой главной женой нашего всесильного султана?!

— Не-а, по сути, я очень стыдлив, и если вам неудобно разговаривать со мной стоя — ложитесь, я охотно подвинусь…

Женщина, словно выплывшая Муму, начала лихорадочно хватать ртом воздух и даже, кажется, заметно увеличилась в размерах…

— Как ты… смеешь так… да я… одного моего… тебя тут же…

— Да, вот такой уж я несносный хам, что смею, то и жму, но большинству девушек это нравится, — пунктуально отвечая на все недовысказанные вопросы, продолжал наш герой. — Однако, пока вы, как самая весомая жена вашего султана, не повелели мужу сотворить со мной нечто противоестественное, может, скажете уже, зачем пришли, а?

— Затем, чтобы сказать тебе, что если только ты исполнишь повеление моего горячо любимого (да сохранит его Аллах и помилует!) мужа, то твоя смерть будет самой долгой, самой ужасной, самой мучительной и…

— И так далее, в соответствии с вашим кротким нравом и бесконечной добротой?

— О исчадие гиены и скорпиона, чтоб шайтан этой же ночью обгрыз тебе все ногти… — злобно зашипела женщина, но в этот момент знакомый фальцет самого Муслима аль-Люли Сулеймана ибн Доде раздался за гостеприимными дверями. Лев величаво указал даме пальчиком на «под кровать!», и главная жена султана, разом сдувшись, умудрилась-таки туда влезть. Невнятный всхлип, короткая потасовка, облачко пыли, вылетевшее снизу, кровать пару раз дёрнулась и тактично замерла…

В двери вошло главное действующее лицо правительства славного Коканда. Султан огляделся, закрыл за собой дверь и уже открыл было рот, как догадливый Оболенский предупреждающе вскинул руку:

— Ша! Хватит, наслушался! Всё, что вы тут намерены сообщить мне о моей гнилой сущности, я уже знаю, запомнил, осознал, выписал золотой арабской вязью на чёрных скрижалях беспросветного мрака моей преступной души, так?! Теперь, ради бороды святого Хызра с колесницей, чётко и целенаправленно — ЧЕГО НАДО?

Добрых пять минут с очень длинным хвостиком султан молчал, пыжась от сомнений. Его буквально на глазах раздирали два безумных противоречия — с одной стороны, жгучее желание немедленно казнить наглеца в соответствии со всеми наворотами шариата, а с другой, этот несносный злодей был ему для чего-то очень-очень нужен! Лев намеренно сделал предельно скучное лицо и даже зевнул, хотя вставать и не собирался…

— Ты должен украсть для меня самую достойнейшую из жён, прекрасную пери Востока, красотой превосходящую всех райских гурий, с телом совершенным, словно её лепили руки Аллаха, и душой чистой, как слеза пророка! Понял ли ты, несчастный?!

— Угу, уже конспектирую. Осталось выяснить кличку и среду обитания этого подвида розового фламинго…

— О, её божественное имя, — не замечая иронии, продолжал султан, — подобно музыке флейты и свирели — Ирида аль-Дюбина!

Глава 5

Сказать, что удивлённую морду Льва малость перекосило — значит не сказать ничего. В беспредельном изумлении он так распахнул рот, что Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде, не удержавшись, заглянул туда.

— Но помни, сын свального греха ехидны и крокодила, если об этом узнает хоть кто-нибудь…

Оболенский икнул, извинился и в ту же секунду разразился таким хохотом, что стены вздрогнули. Видимо, причина столь бурного веселья не была оценена султаном по достоинству. Восточная субординация вообще редко поощряет подобную фамильярность, и их величество, да сохранит его имя Аллах для неблагодарных потомков, дважды возмущённо фыркнул, притопнув ножкой.

Увы… Обычно трезво мыслящий Оболенский никогда не позволил бы себе этого быстро наказуемого хамства, но, будучи уверенным в друге Ходже, он разошёлся на полную катушку. Нет, конечно, маленький султан внешне здорово напоминал разгневанного циркового пони, и его потешный вид не стоит сбрасывать со счетов, хотя гогот нашего героя всё равно мог быть и потише…

Но самое худшее, что за дверью вновь раздались голоса, и кто-то, несмотря на протесты стражников, настоял на своём праве войти. Льву ничего не оставалось, кроме как, свесившись, кивнуть султану, намекая на то единственное место, куда можно было бы спрятаться от нежелательного свидетеля. Самое трогательное, что и повелителю Коканда не пришло в голову ничего умнее, как подчиниться…

Насреддин вошёл внутрь, когда быстрый перепихон под кроватью достиг апогея взаимного абсурда и тихого ужаса всех заинтересованных сторон.

— Лёва-джан, друг мой, — без предисловий начал главный визирь. — Ситуация выходит из-под контроля, клянусь Всевышним, тебе придётся бежать этой же ночью… прошу, молчи и слушай! Наш тупоголовый султан (перестань строить мне рожи — я говорю о серьёзном!) вознамерился жениться на очередной неприступной красотке и отправить за ней самого Багдадского вора, то есть тебя! А эта старая уродина с лицом, подобным вымени макаки (речь, конечно, о главной жене нашего властителя, и не изображай обморок!), вбила себе в голову, что не допустит этого, а если надо, просто подсыплет тебе яду в шербет. Да, кроме того, сам начальник стражи Аслан-бей (чей ум я никак не могу сравнить с ослиным из уважения к Рабиновичу, да не ёрзай ты, дай рассказать!) обещался при всех справиться с этой задачей сам, навеки похоронив всю память о тебе в вонючем зиндане! Понял, о недогадливый и пустосмешливый? Ну а теперь досчитай до пяти и внятно объясни: почему ты так невежливо пытался перебить меня во время изложения столь важных фактов… Я правильно употребил слово «факт»?