Казак в Раю - Белянин Андрей Олегович - Страница 41

— Рахиль?!

— Нет, мать Тереза! Что вы на меня так изумляетесь, да, я таки тоже была вынуждена переодеться. — На юной еврейке аккуратненько сидело чёрное приталенное платье монашки. — Миллавеллора оставили в эльфийском, на его рост и худобу не нашлось подходящей рясы, обещали сшить наутро.

— Но… он вернёт нашу одежду?

— Таки думаю, что, скорее всего… ой! Ну вот и он, спросите сами, потом перескажете мне…

Впрочем, спрашивать ничего не пришлось — за спиной остроухого философа болтался солидный мешок, наверняка там и находились все их вещи.

— Дети мои, только не надо сейчас тратить драгоценное время на переодевание, бежим так! Эти чёрные одежды отлично скроют вас в темноте. Как говорил незабвенный Линь По: «При виде аиста мудрая лягушка предпочтёт кимоно из тины…»

Все сразу признали, что аналогия хоть куда! После чего без споров и пререканий успешно выбрались на стену и привязали верёвки к зубцам. Часовых монахи не выставляли, разве что один деятельный дедок дремал в сторожке у ворот. В ночную тишь первым ушёл эльф, второй полезла Рахиль.

— Удачи, — тихо благословил казак. — Не убегайте далеко, я следом.

— Ваня, а вы таки точно решили? Может, пока оно не поздно, одумаетесь и вернётесь… Другого православного Рая не будет.

— Пусть, но и в таком я тоже не останусь! Не предложили, не спросили, при всём народе шашку отобрали, из формы вытряхнули, в рясу сунули и пинка под зад — иди, молитвы читай! Меня аж до сих пор трясёт, как вспомню…

— Не надо, не травмируйте себе ваши нервы, это моя привилегия… Жду внизу, как верная казацкая лошадь!

Тихий «ойк», звук пощёчины и сдержанная эльфийская ругань откуда-то снизу из темноты дали понять, что девица спустилась куда надо и Миллавеллор её поймал. Подъесаул ещё раз окинул прощальным взглядом мирно спящий монастырь и тоже взялся за верёвку. Спуск со стены на твёрдую землю не занял много времени, через минуту героические беглецы гуськом удирали мимо рощицы в лес.

Обладающий эльфийским зрением, чуть сгибаясь под тяжестью мешка, философ-наркоман бежал первым, остальные спешили след в след, стараясь не отставать. Остановились на чистой, серебряной от лунного света поляночке, потому как Миллавеллор просто рухнул носом в мухомор, категорично отказываясь идти дальше. Первое, что сделал Иван, так это полез в мешок за формой и, попросив не смотреть, быстренько переоделся. Чёрную монашескую рясу он с наслаждением зашвырнул в кусты…

— Ваня-я, вы просто попси-секси! Я не удержалась на подсмотреть…

— Может, тут у кого попси и секси, — не совсем уловив суть, надулся молодой человек, — но любые намёки насчёт моей попси меня, как православного казака, только оскорбляют!

— Ой, мама, чем оскорбляют, чем?!

— А не фиг подсматривать!

— Вам ещё не говорили, что вы жуткий зануда?! — томно потянулась Рахиль. — Ну, хотите — подсмотрите за мной, мне таки будет чуть-чуть приятно. Включайте музыку — я переодеваюсь!

Такого откровенного напора Иван вынести не мог и, разумеется, демонстративно отвернулся, на что и рассчитывала хитрая еврейка. Правда, Миллавеллор повернул было голову в её сторону, но, столкнувшись с холодным взглядом бывшей военнослужащей, липкий блеск в его глазах мгновенно погас. Тем паче что на голову ему плюхнулась сброшенная девицей ряса… Когда историческая справедливость в одежде была восстановлена, а эльф определился с направлением, они успели пройти по тропинке от силы метров сто, как подъесаул упреждающе поднял руку…

— Смотрите, кто это?

Между стволами деревьев беззвучно скользили строгие фигуры в белых одеяниях.

— Эльфы? Лесные духи? Какие-нибудь озабоченные привидения?

— Таки нет… По-моему, это Белое Братство!

Миллавеллор резко прервал их спор, силой заставив ребят лечь за сухой корягой. Пока Рахиль брала на мушку потенциального врага, Иван насчитал, по меньшей мере, тридцать адептов Дэви-Марии-Христос. Когда последний скрылся из виду, казак задал глупый вопрос:

— Интересно, куда это они посреди ночи?

Рахиль многозначительно переглянулась с эльфом, тот отрицательно покачал головой. Израильтянка встала, поставила «галил» на предохранитель и закинула его за спину, явно готовясь к преследованию. Миллавеллор, наоборот, прижал к груди священный меч, всем видом давая понять, что своё он уже получил и на дальнейшие неприятности нарываться не намерен. Рахиль презрительно фыркнула и даже пнула ногой какой-то безвинный кустик (не просто так, а с намёком!). Остроухий тип предпочёл намёк игнорировать, так как не увидел в нём ответа на живо интересующий его вопрос: «А если меня убьют?» Пока вот так насыщенно продолжался их немой разговор, на казака снизошло ожидаемое озарение:

— Они же идут в монастырь! Их днём оттуда бортанули, когда они искали нас, так теперь они идут ночью полным боевым отрядом! Мы должны успеть предупредить отца Никодима, иначе их просто расстреляют во сне! Этого нельзя допустить, мы обязаны остановить… мы сейчас же… Нет, ну если вы против, я пойду один! Православный казак никому не позволит напасть на мирный монастырь, потому что…

— Ваня, фу! Фу, Ваня! К чему стока сотрясения свежего ночного воздуха? Я и без того вся с вами! Это нудный эльф никуда не хочет…

Подъесаул нарочито медленно развернулся к Миллавеллору, тот невольно попятился. В целом его не за что осуждать — он своё получил и, в сущности, был просто обязан на крыльях любви лететь к своей Нюниэли, вручать ей меч Святого Джона и, подтвердив таким образом своё право на женитьбу, тут же делать предложение! Рыдающая Принцесса наверняка радостно отдаст ему руку и сердце, свои «любовные» проблемы они как-нибудь скорректируют на месте, будут жить долго и счастливо, а умирая в один день, тёплым словом вспомнят казака и еврейку… Хотя стоп! Они же в Раю, какая смерть, все и так уже… живут вечно!

— Ладно, свободен, сами справимся, — великодушно козырнул Иван Кочуев, и Рахиль поддержала его, хлопнув эльфа по плечу:

— Таки да, мы не звери! Катитесь отсюда, раз вы такой, потому как я не отзывчивый казак и четыре раза не повторяю, а если кто тупой до сих пор не понял, так оцените, какая я сегодня по уши добрая!

Видя, что бедный философ всё ещё не верит своему счастью, она широко улыбнулась и добавила:

— Я даже поцелую вас на прощание, чтоб вы шли не оборачиваясь!

На этот раз Миллавеллор понял всё. Он искренне пожал руку Ивану, от души обнял Рахиль и со всех ног бросился в лес. Не то чтобы он рванул не оборачиваясь, но суетливость в его походке присутствовала. Оставалось надеяться, что чисто эльфийское чувство направления не подведёт, указав ему правильную дорогу к долгожданному Арддурхоуму…

— Мы перестреляем их по одному или вы понарубаете всех сразу, а я таки нарою братскую могилу?

— Ты тоже можешь не идти.

— За что? — даже не сразу нашлась Рахиль, но подъесаул, положив ей руки на плечи, постарался говорить мягче и конкретнее:

— Это православный Рай, там стоит православный монастырь, в нём живут православные монахи, и спасать их от беды — священный долг православного казака! Если их спасёт иудейка… понимаешь, не все это поймут. Если бы наоборот, то да! Тогда все довольны, всё правильно, но, грубо говоря, евреи, спасающие Россию, это — неполиткорректно! Мы должны сами… Не обижайся…

— Ваня, вы таки где-то глубоко такой же антисемит, как и все, — едва не плача, заключила храбрая военнослужащая, прильнув к казачьей груди.

— Видимо, да… — честно признался Иван, обнимая её и успокаивающе гладя по затылку. — Ну что же нам делать, раз оно так… нецелесообразно… и кто это всё придумал?!!

— А я почти люблю вас…

— И я тебя…

— Тоже «почти»?

— Да нет…

— Таки да или нет?!

Подъесаул только тяжело вздохнул, пока Рахиль с пониманием неизбежного заливала его гимнастёрку слезами. Говорят, что нормальный мужчина может жалеть плачущую женщину не более пятнадцати минут, потом она его просто бесит. Иван Кочуев продержался больше двадцати… Согласитесь, это подвиг!