Дело трезвых скоморохов - Белянин Андрей Олегович - Страница 40

Я поправил фуражку и сделал последнее предложение:

– Граждане бандиты! Приказываю вам выложить имеющееся у вас оружие и сдаться правоохранительным органам. Обещаю, что суд учтёт это как явку с повинной. В противном случае…

Тут они позволили себе короткие смешки. Значит, язык знают! Что ж, я и не ожидал восторженного содействия властям, как хотите, ребята, вам же хуже… Плечи Олёны напряглись, она действительно была готова защищать меня ценой собственной жизни, но никто не знал, какие козыри прячутся у милиции в рукаве. А там пряталась бабка…

– Ну-кось, Никитушка, отойди в стороночку. – Из-за угла крайне вовремя появилась наша эксперт-криминалистка и шагнула вперёд, засучивая рукава. – К вони сивушной я притерпелася, однако же пары алкогольные так в башку вдарили, что теперича и мне на старости лет подраться хочется!

Самодовольные забияки переглянулись и едва не рухнули на пол, заходясь от беззвучного смеха! Олёна рванулась, но я удержал её, уговаривая не мешать: и пенсионеркам иногда нужна разрядка.

– Они же её убьют!

– О, вы не видели нашу бабушку в деле. Я готов поставить всё своё жалованье против одного поцелуя, что им не управиться.

Четверо здоровых мужиков (включая и того, который постоянно ковырялся в ухе) встали рядком перед Ягой, поклонились и приняли боевые стойки. После чего каждый в пять-шесть секунд показал любимые удары и блоки, молотя воздух с нереальной для визуального восприятия скоростью. Сухонькая старушка, прихрамывая, встала против них, зачем-то почесала крупную бородавку на носу и словно бы нехотя повертела клюку в узловатых пальцах. Невозмутимые лица нападающих словно окаменели…

Потом один бросился вперёд, оглушив нас звериным воем. Я не заметил, чтобы моя домохозяйка как-то особенно двигалась. Нет, она вроде бы лишь приподняла клюку да провернулась на пятке, но злодей взлетел под самый потолок, перевернулся в воздухе и врезался головой прямо в медвежью клетку, намертво застряв меж прутьев. Двое следующих задир, растерянно выкрикнув боевые кличи, атаковали Ягу справа и слева, отчаянно размахивая руками и ногами. Несколько мгновений ничего нельзя было разобрать, но когда бабка, вздохнув, отступила в сторону – на арене остались лежать два азиатских ратоборца, причудливо сплетённые в один узел.

– Как… как же… это невозможно?! – еле слышно пискнула Олёна.

– Эх ты, девка неразумная. – Даже не запыхавшаяся бабушка чуть поправила сбившийся платочек. – Ежели б ты тока знала, сколь ко мне царевичей да королевичей в своё время езживало… А ить среди них всякие встречались. Бывало, накормишь-напоишь его, в баньке выпаришь, ан ему, охальнику, всё мало! Так и норовит с лапаньями где не надо отметиться. Вот и навострилась борониться чем бог пошлёт… Честь девичью блюла строго! А ты что ж застыл, молодец?

Четвёртый боевик, тот, что маялся ухом, неожиданно отвесил самый почтительный поклон и, так же пятясь задом, двинулся к выходу. Напоследок поклонился о-о-очень глубоко и, резко развернувшись, бросился бежать. Буквально тут же раздался глухой удар, и несчастный влетел обратно ещё быстрее, чем вылетел! Следом в проходе показалась массивная фигура нашего младшего сотрудника.

– Ужо будешь знать, злыдень немодный, как русскому человеку его же исподнее красное на башку надевать! Как вы тута, Никита Иванович?

– Спасибо, Мить, все живы, всё в порядке. Мы в отделение, а ты тут с ребятами повяжи этих четверых. В порубе на холодке придут в себя, тогда и побеседуем…

– Меня тоже арестовывать будешь?

– Ну зачем вы так… Не арестовывать, а просить – пожалуйста, пойдёмте с нами. Посидим, попьём чайку, познакомимся поближе…

– Побеседуем о делах наших грешных, – с нажимом добавила бабка.

Девушка внимательно посмотрела на нас троих и… рассмеялась:

– Чудные вы, люди милицейские! Ладно уж, добром пойду, да только не долго беседе нашей длиться. Мне мой срок не вышел, значит, всех дорог – либо на плаху, либо вновь в услужение Кощеево.

– Разберёмся, – уверенно пообещал я. На плаху я её точно не допущу, а для весомого разговора с гражданином Бессмертным тоже аргументы найдутся. – Не надо бояться, вы под охраной лукошкинской милиции, а наша опергруппа ещё никого в обиду не давала…

– Ну что я тебе расскажу… Вы тут и без меня до всей правды своим умом дошли. Кощей очень злой на тебя, Никита, и на вас, бабушка, тоже, и даже на парня вашего. Думает, что если бы не милиция, так давно всё Лукошкино под его дудку плясало бы. Как он с острога сибирского бежал, я не ведаю. Мне житьё в Орде шамаханской поставлено было, и покуда жив Кощеюшка, без его воли – моей не видать. В Орду он живым скелетом пришёл, чёрен да страшен. С ним – охранников пятеро, чужеземным дракам обученные. А план тайный хозяин наш уж наперёд знал. Как во дворец свой на Лысой горе возвернулся, то книги листал, то в зеркало глядел, а потом и весточку с вороном друзьям тайным направил. Труссарди – злодей известный, за деньги и мать родную не помилует, вот ему-то и было поручено скомороший цирк собрать. Да в Лукошкино с тайной миссией наведаться, город исподтишка взять. Циркачей безработных найти нетрудно, да надо, чтоб они о деле чёрном ничего не проведали. Вот и наложили на бедолаг заклятие – спиртного не пить, покуда директор в цирке. Они и не пили, да только все мысли их были тем спиртным заняты! Потому подозрительного не замечали…

– Ага, стоило Труссарди выйти из города, как скоморохи ваши в такой загул ударились…

– В шариках конфетных зелье дурманное хранить Кощей самолично придумал. Велел щедро раздавать, народ бесплатно попотчевать, а детишек малых особенно. Говорил, дескать, и двух месяцев не пройдёт, как заставят детские слёзы стрельцов самих ворота растворить…

– Какова была ваша роль?

– За Труссарди да подручными его пригляд держать. Дела тайные разбойные вершить, тебе глаза отвести, на сотрудников твоих тень бросить. А как всё выгорит, так и вовсе навек убрать сыскного воеводу…

– Дьяка вы перекупили?

– Конечно, я, так уж больно службишка эта нехитрая. Рясу новую с поклоном принять попросила да за цирк иноземный заступиться. Мол, произвол милицейский очень уж прёт, а скоморохи все в трезвости сохраняются, им и обиду залить нечем. Дьяк-то и рад стараться!

Мы немного помолчали. Яга, не теряя нить беседы, ставила уж второй самовар. Митька с Еремеевым трудились на Колокольной площади – один веселил народ тестами, другой подспудно выяснял точное количество наркозависимых. Олёна говорила ровно, тихо, улыбалась мало, казалось, её что-то гнетёт. Кот Васька под столом тайно тёрся спиной о её башмачок, стараясь, чтоб не заметила бабка.

– Первые две косы нам подбросили вы? На крыше были следы маленьких ног…

– Я, – не отпиралась она. – Лиходеи Кощеевы убивать горазды, нельзя было, чтоб они до парня вашего добрались. Сунули бы косу, нож в грудь воткнули и его же ладонью и прижали б. Вот и решил бы кто ни есть, что человек грех свершил да самоубийство за него и принял… Потом меня стали подозревать, и третью косу понёс уже один из них.

– Тот, которого ранили?

– Да, стрелять твои парни наловчились. Пришлось Кощею назад, в Орду, хроменького переправлять, а четверо на тебя в месть пошли.

– Почему девушек держали в плену?

– Так, на случай всякий… Вдруг бы ты Труссарди взял, на него обменять можно было б. А коли нет, девчат и убили бы потом…

– Ну-ка, голуба, – вмешалась наша самая опытная криминалистка, – а энто что?

– Верёвка летучая, – с одного взгляда опознала Олёна. – Я сама придумала, если надо кого-то связать без лишнего шума – вещь удобная.

– В Мексике и Латинской Америке это называется боло, – огорчённо поправил я. – Выходит, вы действительно бросили меня связанным под ноги тем бандитам.

– Выходит, да не так! Они на тебя сзади напасть хотели, в пылу драки и убить могли. А кто ж бессознательного да связанного резать будет? Не такие уж они злыдни, так, дураки деревенские… Попинали бы лаптями, да и ушли бы, но тут парень ваш Митька явился – в таком виде, что у меня до сих пор живот от смеха болит!