Отстрел невест - Белянин Андрей Олегович - Страница 41

Кот начал подмурлыкивать, отстукивая мягкой лапой ритм. Вроде золото они где-то там нашли, но оно сказало, что не их, что хозяина своего помнит и что в руки не даётся… По-моему, как-то так. Не совсем внятно, тем не менее на уровне народных песен срабатывало. Я не знаток колдовства, но наблюдать за бабкиной работой люблю – это познавательно и слегка щекочет нервы. Над кубком заклубился зеленоватый дымок, Василий поковырял когтем в правом ухе, словно что-то подкручивая, и свет его глаз стал ещё ярче.

– Вот теперича не зевай, Никитушка, – шёпотом просигналила эксперт-криминалист нашей бригады. – Планшеточку раскрывай да всё, что видишь, на карандаш бери.

Может быть, мне показалось, но… вроде бы дымок над кубком начал приобретать вполне узнаваемые очертания безумно знакомого лица.

– Не может быть, ведь это… я!

– Знамо дело, – тем же шёпотом, но с оттенком научной язвительности ответила Яга. – Для кубка ты – его последний хозяин и есть. Дальше смотри, да не кричи так, образы спугнёшь…

Моё лицо висело в бледно-изумрудном облачке меньше минуты, потом появилась широкая Митькина рожа. Чуточку бледнее, но вполне узнаваемая. Потом одутловатая физиономия, как-то очень неприятно подёргивающая верхней губой. Судя по парику с буклями – иностранец, Алекс Борр, я полагаю… Он выглядел очень размытым, а вот четвёртое всплывшее лицо мы поначалу даже не узнали. Колдовской дымок почти исчез, видение держалось от силы секунд десять. Я успел отметить лишь вытянутый нос, козлиную бородку и вечно чем-то недовольные глаза. Бегающие такие, но очень честные, правдивые даже…

– Дьяк Филимон Груздев!

– А ить тока его рожу я и запомнила по рассказам девок с царёва двора, – победно встала Яга, упираясь обеими руками в бока. – Значитца, не старая ещё, из ума не выжила и в службу милицейскую ох как гожусь! Верно ли, участковый?

Я откинулся на лавке, устало зажмурился от фосфоресцирующего света кошачьих глаз и медленно кивнул. Куда уж вернее…

После обеда вернулся Митька. Свежий, отдохнувший, непобитый. Пришёл своими ногами, без толпы возмущённых сограждан и даже никого не арестовав. Парень мгновенно вырос в моих глазах почти на недосягаемую высоту.

– Что, неужели совсем ничего?

– Я старался, батюшка сыскной воевода… – виновато развёл своими граблями на два метра наш младший опер. – На Базарной площади своими руками мужичонку подозрительного изловил, уж больно на царя Гороха смахивал. Однако же отпустить пришлось с извинениями, не опасным преступником тот оказался, а пекарем с соседней улицы.

– Значит, правильно отпустил, – заметил я. – Ну а вообще в городе какие новости?

– Не очень так чтоб…

– А поконкретнее?

– Дак вы ж опять ругаться будете.

– Не буду, говори.

– Да будете, будете, знаю я вас… Ещё и в харю небось двинете али вон табуретом по лбу…

– Мить, – даже как-то опешил я. – Ты за кого вообще меня держишь?! Можно подумать, я тут в отделении каждый час руки распускаю!

– Не-е, грех жаловаться!.. – Он явно пошёл на попятную, по принципу «ну, если вам так хочется это услышать…». – Такое начальство, как вы, поискать ещё надо! Я ж на вас молюсь каждый вечер. Образ ваш светлый перед собой представляю, на колени становлюсь и…

– Никитушка! – с укоризной покачала головой Яга, когда я потянулся за веником. – И ты, Митенька, комедию нам не ломай. Отвечай прямо – чего непотребного на улице услыхал?

– А вы меня в полено потом?

– Стыдись, дубинушка, – тоже не сразу нашлась бабка. – Нешто ж я тут так злобствую, что от меня свои же сотрудники шарахаются?!

– Ни-ни, как можно… – На Митькином сарказме впору было замешивать пирожки. – Вы же у нас тут всем заместо матушки любимой. Кормите, поите, указываете, жизни, дураков, учите! Вам перечить – совсем ума не иметь… Мне вон и щенком, и петухом оприходоваться доводилось, за что я вам по гроб благодарственен буду!

Знаете, и ведь слова-то всё правильные. Претензии могут быть к тону, интонационным вариациям, а так – глаза честные, морда дышит простодушием, стоит прямо, не горбясь! Надо бы… сделать ему промеж рогов что-нибудь эдакое, да ведь не за что вроде! Судя по мечущимся под бровями искоркам, те же чувства обуревали и Бабу Ягу. Положение спас Еремеев, он постучал в дверь и завалился с докладом.

– Садись, Фома Силыч, у нас тут очередные фокусы с разоблачением. Тебе тоже может быть интересно.

– Благодарствую, – важно ответил сотник, опускаясь на скамью, а Митька, лишний раз убедившись в полном внимании аудитории, начал издалека:

– Как я шёл-пошёл, добрый молодец синеглазенький! По морозцу шёл на задание, жутко важное, милицейское… По дороге всё воры-жулики, конокрады сплошь да карманнички. В ноги падают, богу молятся, все в тюрьму хотят исправлятися! Так мне до них дела нетути! Я иду-ищу приключеньица, на головушку, на бедовую…

– Ай люли, ай люли! – дружно поддержали мы. – Спасибо, достаточно. Что-нибудь действительно необычное было?

– Было, но ведь вы небось…

– Митя, не искушай судьбу.

– Особливо подозрительного встречать не довелось, а вот тока на Базарной площади Шмулинсон со мной нос к носу спотыкнулся. Сам раскрасневшийся такой, нос синий, а под мышкой корзина здоровущая и в ней бутыль самогона бледного да окорок свиной, во-от такенный! Увидел меня, так и заюлил… Дескать, гость к нему приехал знатный, приехал раввин харьковский! А у самого-то глазки так и бегают, так и бегают… Как удрал, я и не заметил даже. Вот вы меня давеча погромом попрекали, а тока зачем же сюда раввин пожаловал?! Не иначе в Лукошкине синагогу строить, веру иудейскую поднимать! Может, мы отцу Кондрату доложим, пока не поздно, а? Ить святое дело-то…

– Ты сам этого раввина видел? – не дав договорить, перебил я.

– Не-е… не успел, – сокрушенно признался наш парень. – Думал, после матча посмотрю. Сегодня вроде запорожцы в первый раз играют?

– В первый, – подтвердил Фома. – Супротив кузнецов наших, но я бы им и думцев отдал – будет кого со льда соскребать.

– Это если бы там сами бояре играли, – сдержанно напомнил я. – Ну что ж, Митя, рад тебя поздравить! С заданием ты справился блестяще, в качестве поощрения можешь пойти поболеть за своих дружков. Жовто-блакитный флаг попросишь у полковника Чорного.

– Непонятно даже… – Почему-то он насупился. – А сумасшедшего опасного теперича ловить не надо, что ли?

– Пока не надо, мы им завтра займёмся. А сегодня отдохни. По моим скромным просьбам проблем не было? – Я развернулся к Еремееву.

– Никак нет вроде… Молодцов своих предупредил, но уж так строго, так строго, чтоб ни-ни!

– Это правильно… Значит, мы можем рассчитывать на удвоенную скорость распространения информации. Отлично! Бабуля, а не поставить ли нам самовар?

Еремеев вежливо отказался, на Митьку цыкнула зубом бабка… Короче, через пять минут мы сидели с ней одни за столом, пили чай с мёдом и вели пространную беседу о превратностях человеческих судеб.

– Как же ты, сокол, угадал, что Горох у Шмулинсона прятаться будет?

– Благодаря зоркости нашего Митяя. Бабуля, если у вовремя обрезанного еврея в гостях настоящий раввин, то он на базаре свиной окорок покупать не будет. Им это по вере запрещено, следовательно… Я думаю, что всё-таки там наш царь. Более неподходящего места для сокрытия русского государя трудно себе вообразить…

– И то верно… – признала Яга. – Про Фому не растолковывай, я сама догадалась. А вот вора ночного, знать, мне одной брать придётся… Ты ить на кладбище идёшь али забыл?

– Забыл, – честно признал я. – Мне вообще-то и не хочется, был я там уже разок, если помните. Но пойду, конечно, вы только объясните толком, что и как…