Заговор Черной Мессы - Белянин Андрей Олегович - Страница 36

– Мне нужна консультация профессионала, вы не подскажете, кто такой Вельзевул?

– Повелитель мух? – скривился батюшка, едва сдерживаясь, чтоб не плюнуть от омерзения. – Один из верховных демонов ада, бес очень известный, силы немереной и честолюбив до крайностей. Те, кто вызывает его, редко остаются живы, ибо свиреп он и коварен зело. К почитателям своим в образине мухи огромной является. Только тебе-то все это к чему, сыскной воевода?

– Есть серьезные основания предполагать, что некие граждане намерены совершить у нас в Лукошкине обряд его вызывания. Якобы с благими целями – для уничтожения местной нечистой силы. Лично у меня, да и не у меня одного, вызывает опасения сам факт возможности управления таким существом. Это вообще возможно?

– Нет, сын мой. Разве уж человек тот совсем святым отшельником будет, да и то – веры его хватит лишь Вельзевула назад в ад вернуть. А чтоб хозяином ему быть… такое никому не по силам. Демона только с цепи спусти, он ужо себя покажет…

– Скажите, а вот если такое все же случится, смогут ваши священники, объединившись, какими-то специальными молитвами исправить положение?

– Не ведаю, – честно покивал бородой отец Кондрат, – хотелось бы верить, но ведь все в руках Божьих. Ежели придется – всех под священные хоругви подниму, а уж сумеем ли, нет ли… Тут не обессудь, участковый, мы своих сил не знаем.

– Но я могу рассчитывать на вашу помощь?

– Знамо дело, милиции родной завсегда помочь готовы. Хоть сегодня прикажу по всем церквам охранные службы служить…

– Спасибо, почему бы и нет? – Я встал, поблагодарил за содержательную беседу и двинулся к выходу: – Итак, если что-то серьезное, мы тут же ставим вас в известность.

– Не сомневайся, сыскной воевода, супротив Вельзевула беззаконного мы все, как один, восстанем! Да только скажи, какой христопродавец здесь его вызывать удумал?!

– Сожалею… эти сведения пока остаются секретными в интересах следствия.

Отцу Кондрату это не понравилось. Но я не мог поступить иначе, только не хватало, чтоб он оповестил весь город о планах «немецких католиков» и возбужденная православным гневом толпа начисто смела всю слободу. Нет уж, я читал, на что способны религиозные фанатики… Уже на улице, где меня ожидал постоянный эскорт из двух рослых стрельцов, подошли еще двое. Оказывается, появились первые сведения об исчезнувшем после. Вроде бы сразу за городом, у реки, что-то обнаружили. Я отправил одного стрельца на поиски Еремеева, а сам с остальными пошел на указанное место. Получасом позже мы были на месте. Река здесь делала крутой поворот, берег был низким, обрывистым и заросшим старыми ивами. Действительно, у их корней, уходящих в воду, виднелись какие-то обрывки ткани. Стрельцы, поддерживая друг друга, умудрились вытащить эту улику – оторванный рукав от посольского камзола! Кто-то пытался упрятать концы в воду…

– Берегись, сыскной воевода! – неожиданно заорал ближайший стрелец, толкая меня в плечо.

Раздался выстрел! Пуля свистнула у самого уха…

Из-за прибрежных кустов вышло четверо негодяев в немецком платье. Все были вооружены короткими ножами, а у самого последнего дымился ствол пищали. Никто не задавал никаких вопросов, четверо на четверо, силы почти равны. Почти, потому что я не был вооружен, но из ворот уже бежал сотник Еремеев с товарищами. Нужно было продержаться не больше пяти минут…

Как там сцепились остальные – не знаю, лично я буквально был сбит с ног мощным броском своего противника и вместе с ним рухнул с берега в воду, подняв тучу брызг.

Он был гораздо сильнее и тяжелее… Подводным течением нас быстро несло в сторону, борьба в воде вообще очень проблематична: ни размахнуться толком, ни ударить. Противник попросту ломал мне ребра, обхватив поперек обеими руками. Я безрезультатно пытался сдавить ему горло, но воздуха не хватало, одежда тянула на дно. В полном безумии я как-то ухитрился выскользнуть из смертельных объятий, однако немец, тоже почти задохнувшийся, мертвой хваткой вцепился в мой китель. Легкие разрывало! Последнее, что я запомнил, – это синие и зеленые полосы перед глазами. Мне они что-то напомнили…

«…Оставайся с нами… Ты устал, ты так невероятно устал… Мир жесток, его невозможно исправить, как бы ты ни старался, зло никогда его не покинет. Там пыльно и жарко, там пот и кровь орошают землю, любой шаг превращается в борьбу за право жить… Останься с нами, отдохни от вечного бега за своей неустроенной судьбой. Отдохни от друзей и врагов, от шума и дел, от службы и суеты. Позволь нам снять с твоих плеч усталость, ни о чем не думай, не беспокойся, не страдай. Мы уложим тебя на мягкие водоросли, мы окружим тебя лаской и прохладой, наши руки навсегда утешат тебя, наши поцелуи…»

– Эй, участковый! – Кто-то сильно ударил меня чем-то мокрым в лоб. – А ну, вставай! Разлегся тут…

Я с трудом разлепил глаза. Речка, отмель, лежу на старой, выбеленной коряге, невдалеке мостик, тот самый, у которого я знакомился с русалками. Излучина речки Смородины, вот, значит, куда меня вынесло… А кто же тут?

– Да здесь я, здесь! Озирается еще… Слева, под корягой, на солнце в такую жару лезть неохота.

Я глянул вниз: действительно, из-под коряги на меня смотрели мутно-зеленые глаза, лягушачий рот кривился в знакомой улыбке, а с усов и белой бороды стекали мелкие капельки.

– В-водяной, если не ошибаюсь?

– Не ошибаешься, участковый, он самый и есть, – подмигнула голова. – Что ж это ты, друг любезный, делаешь? Тебя в Лукошкино зачем поставили? Порядок охранять! А ты тут чем занимаешься? Моих русалочек невинных соблазняешь…

– Простите великодушно, я… – Мне удалось прийти в себя и после второй попытки сесть. – Я совсем ничего… почти ничего не помню. Там… была драка на берегу, мы упали в воду. Наверно, я утонул?

– Конечно, утонул, – бодро подтвердил водяной, подавая мне фуражку. – Девоньки тебя уж почти готовенького на бережок вынесли, а там и я подоспел. Думаешь, мне очень надо речку милицией загрязнять?

– Вы… о чем это?

– О том, что у меня и без тебя мусора хватает… Шел бы ты домой, участковый, да делом занялся. Даром мы с лешим тебя уму-разуму учили? Не ровен час, немцы эти мессу свою проведут… Вот и кончится наша спокойная жизнь.

– Да, конечно… – попытался встать я, но соскользнул, по пояс рухнув в воду. – Ой, извините, пожалуйста!

– Извиняю, – великодушно кивнул водяной, оттирая с лица брызги. – Беги давай, там тебя уж обыскались небось…

– Спасибо. И… я хотел бы поблагодарить Уну и Дину, вы передайте им…

– Передам! Мотай отсюда, я тебе говорю! Вот ведь напасть, как заведешь молоденьких русалок, так все подряд и липнут…

Я выбрался на берег, вылил воду из ботинок и широким шагом направился по тропинке в город. Уже на холме, обернувшись, я заметил две девичьи головки – русалки стояли по горло в воде в тени старой ивы и прощально махали мне вслед. Надо будет обязательно вернуться, принести бутыль водки старому хрычу, конфет и пряников девчатам, ну и бусы какие-нибудь в подарок. Так сказать, за спасение утопающего…

Стрелецкий разъезд перехватил меня уже у мельницы. Мужики были страшно рады видеть мое благородие насквозь мокрым, но живым. У Фомы хватило мозгов отправить еще два таких наряда вниз по реке, в надежде выловить мое тело. Оказывается, мы угодили в специально подготовленную ловушку. Немецкие телохранители ждали именно меня, кроме посольского рукава в реке больше ничего не оказалось, так что поиски Кнута Гамсуновича по-прежнему продолжаются. Двое стрельцов получили пулевые ранения. Тот охранник, что боролся со мной, был найден утонувшим, еще один был убит в общей схватке, двое уцелевших доставлены в отделение. Яга, выслушав доклад о моей гибели, едва не бросилась на стрельцов с кулаками. Потом опомнилась, быстро поворожила на воде и сказала, что я жив, чтоб сей же час шли искать и чтоб без сыскного воеводы не возвращались. Ну, здесь все складывалось хорошо…

Митька, уже успевший вернуться от царя, ждал нас еще в воротах. Все соседи были тут как тут…