Тайный сыск царя Гороха - Белянин Андрей Олегович - Страница 15

— Сама я о том перстеньке ничего не ведаю, но поспрошаю. На вечерней заре выйдем во двор, поговорим с кем надо, глядишь, чего и вызнаем. А сам-то, милок, как думаешь дальше быть?

— Дождусь Митяя и ближе к ночи устрою обыск дома дьяка. Возможно, найду недостающие улики, без этого мозаика никак не хочет складываться. Я подозревал, и вполне логично, что все трое запускали лапы в государственные средства. Вероятно, боярин, чувствуя себя наиболее значимой фигурой, неожиданно решил хапнуть побольше. Его жена тратит немало денег на свои наряды, да еще и щедро награждает бравых молодцов за небольшие, но приятные услуги. Казначей Тюря быстро понимает, что к чему, и начинает шантажировать гражданина Мышкина. В результате развития следствия боярин теряет голову и, связавшись с шамаханами, натравливает одного для поджога нашего терема. Другие, выбрав время, убили казначея и подбросили ему сундучок, находящийся в розыске. Сам Мышкин советуется с Филимоном и пишет на меня донос. Поняв, что это не сработало, он ударяется в бега. Шамаханы как-то проникают в город и готовят подземный ход за стену на задворках боярского подворья.

— Я разобью энту твою версию за пять минут на куски-осколочки, плюну и в пыль разотру! — гордо подбоченилась Баба Яга.

Мне осталось только сокрушенно пожать плечами. Если бы свою теорию разбивал я сам, то наверняка справился бы еще быстрее…

Под вечер заявился Митяй с докладом. Дьяк Филимон вышел из дому на рассвете, до обеда крутился на государевом дворе, и Митька бдил за ним через щели в заборе. Когда отряд стрельцов под моим командованием отправился на арест к Мышкиным, дьяк выждал полчаса, вышел из ворот и вплоть до самого вечера шнырял по городу.

— Ох и умотал же меня, аспид! Носится туда-сюда, словно собака бешеная. А я за ним, аки репей у ейной псины на хвосте — уж как прилип, так не отлипну! Завсегда готов к героической службе на благо Отечества…

— Давай по порядку, куда заходил дьяк?

— Да как же я, батюшка воевода, буду по порядку, коли он, ирод долгополый, так беспорядочно бегал! — взвыл мой измотанный соглядатай. — На базаре он был, по всем прилавкам лазил, все щупал, по купеческим подворьям шастал, везде нос совал, а кои места и мелом крестиком метил.

— Что именно? — заинтересовался я.

— Конюшни, кузницы, склады оружейные да скобяные, амбары хлебные, колодези, казармы стрелецкие, подвалы пороховые… — пустился перечислять Митяй, загибая толстые пальцы.

С математикой у него туго, но этими же пальчиками парень кованые шпигари в узел завязывает… Однако филерская работа пошла у него лучше, чем пассивная слежка за домом.

— Молодец! Хвалю за выполнение задания. Бабулечка-красотулечка, будь добра, поставь ковшик меду герою.

— Ведерко бы… — скромненько потупился наш хитрец.

— Неча парня опосля работы спаивать, — привычно заворчала бабка, но корчагу с медом таки дала.

Пока Митька разливал содержимое на два ковшика (себе — побольше, мне — поменьше), я продолжил расспросы:

— Дьяка до дома сопроводил?

— А как же, Никита Иванович, аж до самых ворот, и даже калиточку ему распахнул.

— Что?!

— Дык, говорю, как до дома-то его мы дошли, он уж совсем избегался, дышал тяжело, а мне что, жалко? Дай, думаю, подмогну государевому человеку. Ну, так калиточку и распахнул…

— Так ты… ты всю маскировку… — не сразу допетрил я. — Ты хочешь мне сказать, что он видел, как ты за ним следил?

— Сперначала-то, нет, — охотно пояснил «филер», приканчивая третий ковш, — а вот уж когда он метки мелом ставить начал, тут я не удержался, подошел поближе, чтоб лучше видеть. Так за плечом и стоял… Потом рядом, а там за разговорами уж вместе те крестики и ставили. Вдвоем веселее…

— Никитушка! — Баба Яга укоризненно перехватила мою руку за секунду до того, как я отвесил Митьке подзатыльник. — Не калечь дурачка, он у нас и так на голову ушибленный. Старался, как мог…

— Надеюсь, хоть языком-то не трепал? — все еще едва сдерживаясь, зарычал я.

— Дык… этого… ничего…

— Что ничего?!

— Ничего такого я ему не сказал, — задумчиво ответил наш герой, опуская на стол четвертый ковш без малейших признаков алкогольного опьянения. — Он спросил, чего это я тут хожу? Я ответил, что гуляю я тут. Он покивал, по плечу меня похлопал, халвы ореховой мне купил…

— Чего сделал? — в свою очередь распахнула рот бабка. — Да чтоб дьяк Филимон по своей воле, на свои деньги, хоть кому горсть семечек купил?! По всему Лукошкину должны кобели передохнуть!

— Так вот и мне ж он таким странным показался! — буркнул Митька. — Халвой кормит, рюмку водки уговаривал откушать, все о тебе, воевода-батюшка расспрашивал.

— О чем именно?

— Ох, гражданин участковый, даже и выговорить смущаюсь…

— Говори! — хором рявкнули мы с Ягой.

— Стыдоба… — покраснел парень. — Как же я такое при порядочных людях говорить буду?

— Митька, не тяни…

— Ох и срамотища-то… Да чтоб у меня язык отсох подобную погань в присутствии начальства сызнова повторять!

Я на пару с бабкой вцепился в ковш, который Митяй уже в пятый раз наполнял хмельным медом.

— Или ты сейчас же скажешь, чем интересовался дьяк, или мы из тебя…

— А ежели скажу, драться не будете?

— Не будем.

— А меду нальете?

— Нальем.

— Эх, гори оно все синим пламенем! — раздухарился мой помощник. — Пропадай моя буйна голова, а только скажу я тебе, Никита Иванович, всю правду-истину. На том и крест святой целовать готов, и на иконе побожиться.

— Не держи, меня, батюшка, щас я его козлом оберну безрогим! — взвилась Баба Яга, но Митяй хладнокровно продолжил:

— А спрашивал меня дьяк Филимон о том, что, мол, нет ли у участкового нашего хвоста сзади? Небольшого, но крученого, на манер поросячьего. Я ж ему едва косу не оборвал за грубость! Но вспомнил, что я таперича милиционер, представитель власти, мне без ордера драться никак нельзя. Зубом скрипнул, да и запомнил… Даст бог, ужо взыщу должок с длиннополого.

— Да он ить пьян!

— Ни в одном глазу! — запротестовал парень, пытаясь налить себе в шестой раз, но я быстро развернул его к дверям, поблагодарив за службу и направив на законный отдых.

Мне требовалось поговорить с Ягой наедине. Мы вновь присели за стол, как только Митьке в сени был отправлен его ужин. Яга уселась напротив, подперев подбородок руками:

— Ох, чую, что ты мне не все рассказал…

— Да я и сам не знал толком… Столкнулся у царя с Филимоном, он спросил, как здоровье. Ну, я и ляпнул, шутки ради: «То лапы ломит, то хвост отваливается». Но дьяк неожиданно встревожился, запаниковал и сказал, что я всех погубить могу. Я лично ничего не понял. А вот теперь этот вопрос о хвосте всплыл снова… Почему?

— Дьяка нонче же брать надо, — после недолгих размышлений объявила бабка с самым мрачным видом. — Ох, Никитушка, да неужто заговор против царя такие корни пустил? Могем и не успеть…

— Ночью возьмем, я со стрельцами договорился, но при чем тут заговор?

— У шамаханов, батюшка, есть сильно могучие колдуны. Они, как в народе говорят, будто личины других людей на себя надевать могут. И ни за что их не отличишь, кроме как по хвосту.

— Елки зеленые! — поразился я. — Да что у вас тут такое творится? По всей столице террористы шастают рогатые, с поросячьими хвостами, способные принять образ дьяка Филимона, боярина Мышкина, лично меня и даже самого царя Гороха!

— Истинно так, Никитушка. Помнишь, когда я говорила, что дьяк-то наш не в себе?

— Помню, помню… у меня самого были какие-то смутные сомнения. Митяй докладывал, будто подозреваемый два дня находился либо во дворце, либо дома, либо разгуливал по городу, но ни разу… Вот оно! Он ничего не говорил о церкви… Дьяк не может два дня подряд даже не заходить в церковь!

— Значит, он — шамахан и есть! — резво поднялась Баба Яга. — А для шамахана в церковь шагнуть — чистая смерть. Будем брать! Когда стрельцы придут?