Слово воина - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 24

— И обоз вовсе ни к чему, Любовод. — Гость окончательно пришел в себя, надел шапку, расправил плечи. — Мой товар в двух мешках увезти можно. Коню быстрому через холку перебросить, да шпоры хорошие дать. Посему замыслил я с двумя слугами доверенными верхом до Белоозера домчаться. А конному эта дорога за пять-шесть дней и не в тягость.

— Правильно, — оживился молодой купец. — Коли завтра поутру отправиться, то, не поспешая, за два дня до хорошего торга прибыть можно, с гостями первыми. Тут как раз и товар хорошо пойдет, и серебро князья да бояре растратить не успеют.

— Токмо вместе с вестями о торжестве и слухи нехорошие приехали, — добавил хозяин дома. — Сказывают люди, нечисть окрест Меглинского озера последний год расшалилась. А его никаким путем не миновать. Хоть напрямую к Устюгу скачи, хошь через Тверь.

— И чего рассказывают про тамошнюю нечисть? — впервые за все время подал голос Олег.

— Совсем нехорошее сказывали, — покачал головой толстяк. — Баяли, двух мужиков в лесу окаменевшими нашли. Еще было — боярин молодой выехал из леса, коня у крайней избы в Валковой горке привязал, а сам к озеру спустился, в воду этак не торопясь вошел, да и утоп. Девок несколько умом тронулись, два брата друг друга до смерти порезали…

— Вот это ква-а… — покачал головой Середин. — Это верно, в тамошние леса лучше не соваться. Василиск там гуляет, его почерк.

— Первый раз слышу, — почесал в затылке Любовод.

— Значит, повезло, — усмехнулся Олег. — Хотя, конечно, василиск — это редкость. Он рождается раз в тысячу лет — из яйца, отложенного петухом и насиженного жабой.

— Нешто такое бывает? — удивился Глеб Микитич.

— Один раз на тысячу лет всякое может случиться, — пожал плечами ведун. — Беда в том, что высиженная из такого яйца тварь облика не имеет. Мечется, в чужие тела лезет, злится, гадости творит. И нет ей ни жизни, ни смерти.

— Бессмертная, баешь?

— Почти, — рассмеялся ведун. — Убить нельзя — обмануть можно. В тело мыши, например, загнать, в клетку посадить да в море выбросить. Или вовсе в таракана — в бутылку кинуть, и в океан поглубже, чтобы рыбаки случайно не поймали. Василиск — это дух. Но дух гнусный и слабый. Настоящего, чистого, намоленного бога он боится, как огня. И символов, богом освященных, тоже.

— Ну, что я сказывал, сосед? — гордо спросил хозяин дома.

— Дело у меня к тебе есть, ведун… — Гость снова снял шапку и уложил ее себе на колени. — Хочу тебя в охранники взять. Заплачу честь по чести, скупиться не стану. Слуги у меня храбрые, да токмо супротив нечисти меча да храбрости мало. Тут не только клинок — тут слово вещее требуется. Ходил я к волхвам в святилище наше, да нет с них толку. Старые уже все, в седло не поднять. Прямо не знаю, что и станет, как помрут старики-то… — Глеб Микитич укоризненно покачал головой. — Не знаю… Волхвы наши обереги мне наговорить обещались, токмо будет ли польза от них в чужом лесу? А ну, как неверное чего твориться станет — что тогда? Нет, с собой мне колдун хороший нужен, дабы на месте твари черной мог бой дать.

— Я не колдун, — уже в который раз покачал головой Олег. — Я не творю, я просто ведаю про тайное знание.

— Две гривны дам, — пообещал толстяк.

— Пять, — потребовал Любовод. — Две он с меня получил.

— Четыре.

— Пять. Ты же его не просто посевы от мокрухи заговаривать зовешь, ты его смерти в глаза заглянуть подталкиваешь.

— Четыре, и коня со всей упряжью, на котором в Белоозеро поедет, — уступил немного Глеб Микитич. — По рукам?

— По рукам, — не стал тянуть волынку Олег. Почему бы и не сопроводить путников в небольшой прогулке? Все равно определенной цели для похода у него пока еще нет. Придется довериться судьбе и катиться по воле случая.

— Клянешься ли ты довести в целости до Белоозера меня и мой товар? — произнес уже знакомую формулу договора толстяк.

— Клянусь, — кивнул Середин.

— А я клянусь передать тебе на торговой площади Белоозера четыре полные гривны серебра и коня со всей упряжью, на котором ты приедешь туда, — кивнул Глеб Микитич. — Как тебя зовут, воин?

— Олегом кличут, — ответил Середин. — А чаще просто ведуном. Можно и так, и так. Я не в обиде.

— Выезжаем завтра на рассвете, ведун, — согласно кивнул толстяк. — Доспех твой, припасы мои. Жди у нас у лесных ворот. Вот… — Гость поднялся. — Ну, благодарю тебя за помощь, соседушка, и да пребудет с тобою милость богов. Стану молить Сварога, дабы позволил мне ответить тебе тем же, и не единожды.

— Какие счеты между соседями, — развел руками хозяин дома. — Всегда рады.

— В пути пить нельзя, — сказал Любовод, когда они снова остались одни. — А дома — можно. Давай выпьем за то, чтобы боги свели нас в Белоозере еще раз и дали нам на двоих один и долгий путь!

— Наливай, — кивнул Середин. — Все едино, на сегодня у меня никаких планов нет.

Василиск

Когда Олег вышел из ворот города, Глеб Микитич уже ждал его, восседая на лениво прядающем ушами чалом скакуне. В дорогу вместо дорогих и тяжелых одеяний купец облачился в скромную серую войлочную куртку с застежками на плече, тесные шерстяные штаны, сапоги из толстой кожи. Правда, с плащом он все-таки не утерпел и надел валяную сизую, как голубь, епанчу, подбитую по краям лисьим мехом и с золотыми пуговицами. Впрочем, возможно, лисий мех здесь считался чем-то дешевым и простонародным — поскольку на обоих бородатых купеческих телохранителях красовались лисьи треухи с суконным верхом, к которому были пришиты толстые железные пластины. Из доспехов на них имелись еще более толстые, нежели серединская косуха, кожаные куртки, широкие, обитые бронзовыми бляхами ремни. Плащи были серые, украшенные беличьим мехом и беличьими же хвостами, на груди у каждого болтались золотые амулетики в виде молотка с длинной ручкой. Разумеется, все трое были при мечах, но вот щиты на крупах коней болтались только у слуг.

— Утро доброе всей честной компании… — При виде гнедого оседланного коня без седока у Олега засосало под ложечкой, но внешне он постарался сохранить спокойствие: попав в этот мир, рано или поздно, а на лошадь садиться придется. Пешком по русским просторам много не находишь — никаких ног не хватит. Посему ведун с напускным равнодушием перекинул из-за спины щит, повесил его за ременную петлю на луку седла, по другую сторону прицепил заплечную суму, прикрыл глаза, готовясь к решительному поступку, а потом поставил ногу в стремя и, оттолкнувшись от земли, поднялся гнедому на спину. Конь всхрапнул, немного попятился. От неожиданности Середин схватился за поводья, сильно рванул, удерживая равновесие. Скакун жалобно заржал.

— Давненько я верхом не ездил, — оправдывая свою неловкость, пробормотал Олег. — Уже и забыл, как это делается.

Это было истинной правдой. На лошадях Середин действительно не ездил очень давно — с тех самых пор, как его в пятилетнем возрасте покатали на пони в зоопарке. Впрочем, здешние кони ростом от пони отличались не особо: седло находилось на высоте чуть выше пояса, уши — Олегу ниже подбородка. Так что падать, если что, с такого жеребца не смертельно.

— И ты здрав будь, ведун Олег, — с некоторым запозданием кинул толстяк. — Поехали?

— Поехали, — кивнул Середин, старательно вспоминая прочитанные в какой-то из книг правила управления лошадьми: вперед — ткнуть пятками в бока; остановиться — натянуть поводья; поворот — повернуть голову лошади в нужном направлении с помощью поводьев и отпускать их по мере совершения поворота. После скачки — не поить, на отдыхе — отпускать подпруги.

Однако в этот момент случилось то, что заставило ведуна мгновенно забыть про все теоретические познания и предоставить рукам и ногам управляться с новым средством передвижения на уровне интуиции: купец повернул коня, и Олег увидел, что у седла толстяка, покатываясь по выступающему вниз потнику, болтается большая клетка с сидящим внутри… петухом!

— Вот это ква, — изумленно пробормотал Середин. — Я вижу, ты времени зря не терял, Глеб Микитич. Откуда такие познания? Чего ласку не взял?