Убить, чтобы воскреснуть - Арсеньева Елена - Страница 65

— Я ничего не понимаю, — сказала тихо. — Он что, хочет сказать — мы привезли сюда оружие? Чепуха какая.

— Так это ты… со своими куличами! — захлебнулась криком Регина Теофиловна.

Ваша повел стволом — она умолкла, будто подавилась.

Девушка закрыла лицо руками.

— Не переживай, — отечески сказал Стольник. — Это мужские игры. Вас не обыскивали, конечно? И коробки не проверили? Ну да, кому это на хрен надо среди ночи да когда такой батончик своими сиськами груз прикрывает.

— Это… шофер? — с запинкой спросила девушка.

— Да уж не этот ваш… смиренный инокпланетянин под рясой приволок! — хохотнул Стольник. — А лихо все проделано, да? Разлила-ась Волга широко!.. — дурашливо заорал он вдруг и резко оборвал песню: — Ладно, кончили базар. Вы, двое, быстро решили: куда — к стенке или с нами?

— С вами, — выпалил Антон, дергая Макса за руку, — конечно!

— Лады. Тогда наденьте штаны, а то стоите, как два грызуна-детсадника. Да и сам оденусь, холодрыга.

Он вернулся в палату.

— Пошли, — взмахнул оружием Ваха. — Все сюда!

Бирюк отталкивал заложников от стенки, гнал в процедурную.

Герман оглянулся:

— Афганец, погоди. Что с Севастьяновым?

Тот молча передернул плечами:

— Да брось ты, доктор. Кому надо умереть — тот умер.

— Убили его? Да вы совсем, что ли?.. Сами себя гробите!

Не обращая внимания на Бирюка, Герман нагнулся, нажал пальцами пониже левого уха охранника и не сдержал облегченного вздоха, ощутив слабое биение пульса: — Он жив!

Ваха, оскалясь, шагнул к нему, но Бирюк качнул головой:

— Не надо, еще успеем. Чем больше живых, тем лучше — он прав. Если бы этот поганый вертухай сдох, они бы там совсем озверели.

«Значит, не он стрелял в Севастьянова, — догадался Герман. — Конечно, сам Ваха!»

Он перевернул Севастьянова и потащил по полу в процедурную.

— Во, вытирай пол, давай, а то тут такая грязища! — пробурчал Ваха, но не сделал попытки помешать Герману.

Севастьянов был тяжел, как каменный. Герман оглянулся, но Агапов, поддерживая повисшую на нем Регину Теофиловну, уже вышел в процедурную.

Тут чье-то плечо коснулось плеча Германа. Та девушка из фонда.

— Я не виновата, — пробормотала она, вцепляясь в плечо раненого и пытаясь тянуть. — Я не знала! Я думала, у нас двигатель заглох… и трактор нас тоже не сразу вытащил, это все выглядело так естественно!

— Осторожнее, — сказал Герман, — не так рьяно. Я еще не понял, куда он ранен, так что постарайтесь ему не повредить. Лучше поддерживайте ноги, а я возьму за плечи.

Севастьянов оказался так тяжел, что когда его дотащили до процедурной, у Германа сердце ходуном ходило, а девушка была бледная, прямо-таки белая, и дышала надсадно. Поднять и положить раненого на узенький топчан им оказалось не под силу.

Сопровождавший их Бирюк сноровисто обшарил шкафчики, вывалил на пол горстями небогатый запас таблеток и беспощадно раздавил их каблуками. Швырнул Герману бинт, охапку ваты, а несколько бутылочек со спиртом и йодом хладнокровно грохнул в раковине.

Герман поморщился от резкого запаха и от вдребезги разбитых надежд. В одном из этих бутыльков было то, что он сегодня видел во сне, и, чего греха таить, мелькнула полубезумная надежда… но спирт с клофелином, булькая, скрылся в стоке.

— Черт бы тебя подрал! — со злым отчаянием сказал Герман. — А рану я чем промою?

Бирюк молча вышел.

Агапов метнулся к окну, но оно мало что было забрано решеткой — почти вплотную примыкало к бетонной стене.

— Сколько раз хотел перенести процедурную в другую комнату, посветлее, — вздохнул Герман. — Сейчас бы штурмовали окошко… Хотя вряд ли нам позволили бы. Регина Теофиловна, поможете перевязать? Вы как?

Она слабо качнула головой: видимо, никак. Герман вгляделся в ее землистое лицо, рыхло обвисшее на топчане тело.

— Ну, вы все-таки держитесь, — сказал как мог мягко, хотя раздражение вспыхнуло в душе. — Единственное достоинство, которое от нас сейчас требуется, это терпение.

Регина, чудилось, не услышала ни слова.

— Я помогу, — шепнул кто-то рядом, и серые глаза глянули на него сверху. — Надо руки помыть, да?

— Потом, — качнул головой Герман. — Сначала одежду разрежем.

Севастьянов был ранен в правое плечо и дважды в руку — локоть и кисть перебиты пулями. Девушка, стоя на коленях и сосредоточенно сведя брови, резала ножницами окровавленную одежду. Герман исподтишка на нее поглядывал не то чтобы из какого-то особого интереса, скорее из опасения — не грохнулась бы в обморок. Уж очень она была бледная. Но ничего, держалась хорошо, только иногда тихонько всхлипывала без слез: то ли от жалости к Севастьянову, то ли от собственных переживаний.

За дверью громко разговаривали, гоготали. Визгливо пробивался голос Антона:

— А мы спали! А мы ничего и не подозревали! Мы с Максом спали, и…

— Спали с Максом? — глумливо перебил Стольник. — И кто из вас дятел-долбило, а кто дупло подставлял?

Заржали хором, Антон громче всех. И вдруг стихло, словно по сигналу.

— Я хочу говорить с вашим главарем! — слабо донеслось с улицы, и Герман вскинул голову, узнав голос начальника колонии. Молодец, Китаев, быстро примчался.

— Китаев, ты только особо не петушись, — крикнул Стольник. — И проповедей не читай, не надо, а то знаю я тебя. У нас два ваших вертухая, лепило, жирная шкапа из санчасти и еще какая-то городская антилопа. Как скажешь, так и сделаем: или полягут они тут с нами, или все вместе полетаем над просторами краев и областей. Записывай или наизусть учи, твое дело, но нам нужен вертолет с запасом горючего на восемь часов. Канистрами тоже берем! И грины, грины, Китаев! Мульен баксов! — Стольник захохотал. — Ты там не обделался, шеф? Это шутка, не трясись. Сам понимаю, что за те три часа, которые мы вам на все про все даем, столько не накопить. Ладно! Давайте на первое время пятьдесят тысчонок, а остальное мы сами себе добудем!

После паузы раздался неуверенный голос Китаева:

— Ты, что ли, Стольник?

— А кто же? — обрадовался тот. — Узнал, да?

— Тебя да не узнать! Но не ожидал такой дури. Где я тебе за три часа вертолет с полусотней тысяч баксов да с горючим возьму, рожу, что ли?

— Твои проблемы, — миролюбиво откликнулся Стольник. — Но имей в виду: Севастьянова уже продырявили. Хватит ли у него терпежу на три часа — не знаю. Не бери греха на душу — он будет первый, если что не так. А потом за каждые полчаса задержки будем остальных по частям вам выдавать. По частям, ясно? И все, все, Китаев, иди работай, а то время пошло! И вот еще что! Если ты намерен под окошком торчать и маячить насчет довесков за побег, а то, не дай бог, приезжего попа сюда проповедовать притащишь, — имей в виду, что я этой хреновины за свой век наслушался выше крыши! И стал очень даже нервный. Так что помалкивай, не зли меня, а то возьмемся за этих двух бабенок. Понял? Нет, ты мне скажи — понял?

Ответа Китаева слышно не было, но Стольник, похоже, остался доволен.

— Ну вот и ладно. Все, выключай свое радио.

Герман и девушка переглянулись. Она с болью прикрыла глаза:

— Они ведь, наверное, еще не знают, откуда у этих оружие. Тот шофер, он там ходит как ни в чем не бывало, гадость такая…

— Китаев не дурак, — покачал головой Герман, намочив ком ваты и осторожно протирая плечо Севастьянова. — Но, боюсь, шофера уже и след простыл. Я слышал, он ночевать в машине оставался? И за территорией небось? Очень предусмотрительно! Кстати, что это у вас за организация такая, что вы вместе с яблоками гранаты возите?

— Нормальная организация, — буркнула она не без обиды. — Была образована еще в начале прошлого века, потом, конечно, зачахла. Несколько лет назад начала работать снова… И ведь все эти яблоки покупала я сама! — всплеснула окровавленными руками. — И куличи заказывала! И все-все! Но, конечно, загружали это вчера вечером. В транспортном агентстве сказали, что машину с грузом на ночь оставят в теплом гараже, так что волноваться не о чем…