Повелители времени - Пеш Гельмут - Страница 5

– Ч-четыре недели.

– Четыре недели?! Ты хочешь сказать, что таскаешь в кармане императорское послание уже почти месяц и забыл о нем?

Март Кройхауф попытался по возможности съежиться и уменьшиться в размерах, что при его комплекции было достаточно сложно; вид у него стал такой несчастный, что хотелось немедленно начать ему сочувствовать.

– Ломайте же печать, господин Кимберон, – воскликнула госпожа Мета, – чтобы мы, наконец, узнали, что там написано.

Ким отбросил мысль доказывать ей, что письмо адресовано ему, а не всему дому; ибо все равно письмо императора – и роль, которую сыграл в этом злосчастный кандидат в бургомистры, – будут завтра предметом пересудов в Альдсвике. Кроме того, содержание письмо интересовало его ничуть не меньше, чем госпожу Мету.

Итак, он сломал печать и развернул пергамент. Почерк был тот же самый, что и на конверте, – очевидно, почерк канцелярского писца, витиеватый, однако каллиграфически четкий:

Fabians V Alexis

Patris Matrisque gratia et acclamatione excercitus

Humanorum Imperator Rexque futurus ad occasicnem

coronationis suae invitat membrum quodlibet Consilii

Terrae Aldensis ad Kalendas mensis Imprimis in Urbem

Magnae Aureolis

Ким закончил чтение и с изумлением посмотрел на остальных. Они уставились на него точно с таким же видом, только по другой причине.

– И что это значит? – наконец, не выдержав, спросил Мартен Кройхауф.

– О! – Ким не подумал о том, что среди них он единственный, кому знаком старинный язык ученых. – Это довольно сложное предложение, но значит оно примерно следующее: Фабиан Пятый Алексис – это его фамилия или что-то в этом роде, – милостью Отца и Матери, призванный войском людей… нет, провозглашенный императором войском людей, приглашает по случаю своей коронации кого-либо из членов Совета Эльдерланда в первый день месяца имприлис… э-э… в город Великий Ауреолис. Месяц имприлис, – добавил он, – это первый месяц по календарю людей, но третий по нашему, тот, который мы называем мартом.

– Но первый день марта будет уже через две недели! – воскликнула госпожа Мета.

– Минутку, – произнес Кимберон. – Тут есть что-то еще.

Вторая надпись принадлежала без сомнения, кому-то другому и была на Всеобщем языке. Он прочел вслух:

– «Дорогой Ким! Если можешь приехать, то отправляйся не мешкая. Мне не выдержать эту занудную церемонию. Всего хорошего. Фабиан». – Ким замолчал.

– Приглашение на коронацию в Великий Ауреолис! – поразился Март Кройхауф, а госпожа Мета добавила:

– Но почему на «коронацию»? Я думала, что господин Фабиан уже давно император!

– Да, император, – начал объяснять Ким, которому вопрос на историческую тему помог прийти в себя. – Провозглашен императором на поле битвы – такого не бывало со времен Хельмонда Великого. Но по закону император должен короноваться в первый день года. Фабиан уже правит Империей, но только после коронации он станет в глазах Божественной Четы полновластным императором.

– И поэтому важно, чтобы кто-то из фольков принял участие в этой церемонии, – подчеркнул Март Кройхауф. – И это должен быть ты.

– Почему же именно я? – Мысли Кима смешались. – Я хочу сказать, что, конечно, я бы охотно… но у меня так много дел. Конечно, Фабиан зовет меня лично… Однако мне нужно писать книгу, и… Словом, нужно собрать Совет, – закончил он.

– Для этого уже нет времени, – пояснил коммерсант. – Кроме того, – продолжил он и принялся перечислять: – Помещик Родерих еще несовершеннолетний, госпожа Марина в отъезде, а патер мне сказал, что он незаменим здесь, поскольку люди страдают от последствий войны. Ну а бургомистр Альдсвика будет избран только через два месяца, к майскому празднику…

– Но изберут-то тебя, – сказал Ким, – и совершенно вне зависимости от того, что скажет завтра на рынке госпожа Металюна. Сейчас требуется кто-то вроде тебя во главе городского управления, чтобы навести порядок.

– Да, я незаменим, – заявил Март Кройхауф с необычайной серьезностью. – Хотя враг и побежден, опасность голода еще не преодолена. Только когда созреет первый урожай и принесет плоды, мы снова сможем вздохнуть свободно. Мы еще зависим от помощи, которая должна поступить из Империи, и кто-то должен будет ее распределить. И пусть я не такой великий герой, каким иногда себя выставляю, но к этому я вполне пригоден.

– Другими словами, – продолжал Ким, – я единственный, кто здесь не нужен. Ну хорошо, я поеду. – Он вздохнул: – Я надеялся обрести немного покоя для своих занятий. Но, увы…

– Боюсь, тебе надо поторопиться, – высказался торговец и вздохнул: – Это моя вина.

– Тогда, кум Кройхауф, – подхватила госпожа Металюна, – мне нужно время, чтобы я собрала господина Кимберона в дорогу: носки и тому подобное. Если уж ему предстоит путешествие, по крайней мере, пусть никто не сможет сказать, что фольки не снабдили своего представителя жизненно необходимыми вещами. Кто знает, что едят в стране Большого народа, и годится ли это для нас…

– Но… я думал, вы будете меня сопровождать, как прежде Марина…

– Господин Кимберон! Мне – ехать на чужбину? Для этого я слишком стара. Да и кто-то должен присматривать здесь за порядком, когда вы в отъезде.

– Может быть, – вмешался Мартен Кройхауф, – дабы исправить хотя бы в небольшой степени мою ошибку, мой сын отправится с вами, господин Кимберон…

– Карло? – От ужаса голос Кима прозвучал на целую октаву выше, чем обычно. Он хорошо знал сына коммерсанта, которого отец некогда отправил в ученье. Бедный юноша, который отнюдь не был предназначен для умственной деятельности, вынужден был с позором вернуться домой, несмотря на все богатство своего отца. – Я не думаю, чтобы он…

– Та-та-та! Вздор! Я говорю не о Карло. Нет, я имею в виду Альдо, моего младшего. Ему еще только семнадцать, но он очень смышленый. Он тебя не разочарует, Ким.

Ким тяжело вздохнул, но, догадавшись, как много это значит для торговца, согласился:

– Ну, хорошо, тогда завтра на рассвете он должен быть здесь.

– А теперь, – взяла слово экономка, – разрешите вас выпроводить, кум Кройхауф. Если господин Кимберон должен завтра рано утром отправиться в такое важное путешествие, то следует еще кое-что сделать.

Под ее строгим взглядом они выколотили свои трубки и поднялись. Ким проводил гостя до двери и помог одеться. Затем он молча пожал коммерсанту руку и смотрел ему вслед, пока тот, опираясь на палку, не исчез за домами.

Меж тем вечерело. Солнце плыло по западной стороне неба туда, где низменность Эльдера соединяется с морем. По другую сторону моря, за Ограничительным Поясом, лежало царство Тьмы.

Видят ли они солнце так же, как он, – темные эльфы и их слуги больги? О чем они при этом думают? Есть ли у них способность воспринимать красоту природы, вечно меняющуюся игру облаков, нежные – от темной лазури до светящегося золота – краски неба? Или они думают только о пламени и крови, о смерти и гибели, – по крайней мере, темные эльфы? Ибо в мыслительных способностях больгов вообще нет уверенности.

Ким вздрогнул при мысли о том, какая малость отделяет его и всех фольков от Темной власти, живущей среди теней. Только Ограничительный Пояс, нематериальный, сотканный из заклинаний. Но в нем, как и в любом переплетении, может оказаться слабое место, и тогда вся ткань будет разорвана.

– Господин Кимберон! – вырвал его из задумчивости голос домоправительницы. – Что вы тут стоите и грезите? Я, старая женщина, должна сама подниматься в кладовую и доставать вашу амуницию? Не можете ли вы мне хоть чуть-чуть помочь, если сами ни о чем и не беспокоитесь…

– Иду, госпожа Мета, лечу! – засмеялся он и поспешил в кухню. В приступе хорошего настроения он подхватил ее и, покружив, снова поставил на место. – Ах, как прекрасно! Вперед, в большой мир!

Она какой-то миг смотрела на него почти с материнским участием.

– Лучше всего все-таки дома, как говаривал покойный кум Кнопф. – Потом она нахмурилась: – А теперь – за сборы!