Повелители времени - Пеш Гельмут - Страница 34

Но с каждым шагом внутрь горы порода становилась тверже, а туннели делались уже. Появились первые признаки запущенности: в углах лежали груды щебня и мусор, а на потолке пауки плели свои сети.

Некоторые лампы не горели; некое маленькое четвероногое существо прошмыгнуло через туннель, но так быстро исчезло, что невозможно было определить, кто это был.

Это не выглядит цветущим садом, подумал Альдо, но не стал произносить это вслух. Лицо Бурина с каждым шагом становилось все мрачнее.

До сих пор они еще не увидели ни одного строителя подземного города. Не доносилось ни единого звука, кроме глухого стука в глубине, более угадываемого, чем слышимого.

Очередной туннель закончился прямоугольным залом. Бурин разыскал выключатель, вспыхнули некоторые из светильников, встроенных в ветхий фриз. В стенах зияли ниши. Низкие каменные скамьи стояли по периметру зала. Но никто на них не сидел.

Комната стражи, подумал Альдо. Но где же сами стражники?

Горбац, шедший последним, кряхтя выпрямился. Альдо вообще не заметил, что туннель стал столь низким.

– Эти туннели созданы не для больгов, – отважился он пошутить.

– Да уж, – прорычал Бурин. Юмор, похоже, покинул его.

Горбаца, впрочем, это не заботило. Он опустился на гранитную скамью и втянул плечи.

– Шлем, – сказал он и повторил еще раз совершенно отчетливо: – Мне нужен шлем.

Он провел ладонью по лбу. Ладонь оказалась в крови.

– Откуда ему тут взяться? – заявил Гилфалас. – Если только наш друг Бурин не найдет потайной сундук с доспехами.

Горбац пошарил под скамьей, на которой сидел. И что-то оттуда вытащил.

– Шлем! – сказал он торжествующе и водрузил его себе на голову.

Действительно, это был шлем из тисненой кожи, укрепленный стальными обручами и украшенный горным хрусталем. Очевидно, это был шлем гномов. Для широкого черепа Горбаца он был маловат, но, когда больг застегнул ремни под подбородком, шлем сел как влитой.

Бурин словно остолбенел. Наконец дар речи вернулся к нему.

– Откуда… откуда у тебя это? – заикаясь, спросил он.

Горбац молча ткнул пальцем под скамью.

Между скамьей и стеной лежало еще что-то. Можно было подумать, что это просто куча тряпья и веник. Однако куча эта имела слишком упорядоченные формы. Это был скелет, на котором еще сохранились клочки одежды.

– Гном? – спросил громко Альдо.

– Нет, – произнес Бурин, – не гном.

Горбац порылся среди костей и достал какой-то продолговатый предмет.

– Молот, – сказал он и взмахнул им, испытывая оружие. – Хорошо. – Затем, увидев, что Бурин пристально смотрит на него, он наморщил лоб:

– Разве это не молот гномов?

– Молот-то гномий. Снаряжение и оружие происходит из кузниц гномов. Но взгляни…

И Горбац увидел странно исковерканные кости, высокий лоб с отверстием между надбровными дугами, как будто там располагался третий глаз, несоразмерно длинные руки и намного более короткие ноги с уродливыми ступнями.

– Мы называем их карликами, – продолжал Бурин. – Они – рок рода гномов. И наше собственное творение, – добавил он.

– Карлик, – произнес Горбац озадаченно. – Об этом я должен…

– …Поразмыслить, – завершил Альдо.

Гилфалас высказал то, что подумали все:

– Значит, здесь происходил бой между гномами и карликами. И гномы, очевидно, победили.

– Не очевидно, – проворчал Горбац.

Все изумленно посмотрели на него.

– У карликов оружие гномов, – констатировал он. – Так что победили скорее карлики. Но не здесь, а где-то раньше. А если гномы победители – то где они?

Если бы взгляд Бурина мог метать молнии, тогда Горбац был бы сожжен заживо. Однако во взгляде Бурина был не только гнев – оттого, что больг выказал сомнение в превосходстве гномьей расы, – но и потрясение тем, что Горбац способен к логическому мышлению.

– Он не совсем неправ, – подтвердил слова больга Гилфалас. – Здесь, вероятно, произошла только небольшая стычка, и это – павший одной стороны. Кто знает, что стало с другими?

– Это нам не поможет, – проворчал Бурин.

– И куда нам теперь идти? – переменил тему Альдо.

Из сторожевого зала имелось два выхода. Первый, справа, был высоким и узким и вел наверх; другой, слева, – широкий и под стать росту гнома. Он спускался в беспросветную глубину.

– Куда нам, Бурин? – спросил Гилфалас.

Бурин указал на гладкую каменную стену перед ними:

– Туда.

– Я за правый туннель, – высказал свое мнение Гилфалас. – Он, по крайней мере, ведет к свету.

– А я – за левый, – пророкотал Бурин. – Если мы хотим понять, что здесь произошло, нам нужно внутрь горы, ответ – там.

Горбац пожал плечами.

– Этот слишком узок для больга, – кивнул он направо, – а этот слишком низкий. Мне все равно.

– Я тоже не знаю, – сказал Альдо. – Охотнее всего я отправился бы опять наверх, но, может быть, господин Бурин прав.

Все обернулись к Итуриэль, которая молча стояла позади всех. Ее ответ был ясен – она уже давно решила.

– Мы отправимся налево, – произнесла она. – Там, в глубине, что-то зовет меня.

Кап-кап-кап.

Капает вода.

Вода – это пища.

Это оно знало. Оно знало немного, не намного больше, чем животное, состоящее из нюха и вкуса, осязания и слуха. Ведь увидеть в этой всепоглощающей темноте невозможно.

Кап-кап.

Руки с худыми острыми пальцами ощупывают скалу. Скала сырая. Язык облизывает камень, ловит капли, проглатывает сочащуюся влагу.

Вода – это жизнь.

Оно не знает, как долго оно здесь. У него нет представлений о времени. Годы, десятилетия, века погребенное в глубоком карцере, отрезанное от внешнего мира; здесь время не имеет значения. По человеческим представлениям, оно давно должно быть мертво.

Но оно не человек.

И не способно умереть.

Кап-кап-кап-кап.

Капли превращаются в струйку, в ручеек, питаемый тайным источником. Вода течет, брызжет в лицо, в глаза. Существо мотает головой, чтобы избавиться от этого ощущения, и внезапно…

…внезапно возвращается воспоминание о солнце на коже, о цветах и траве, о птицах и бабочках, о тумане, лежащем над болотами, и о голубом ясном воздухе над покрытыми снегом горами. Воспоминание о тепле и безопасности, о голосах, беседах, дружбе и любви.

Из горла вырывается крик.

Он поднимается снизу, из живота, и, как вода в горе, ищущая свой путь, он, однажды начавшись, больше не в состоянии остановиться. Крик звучит резко. Громкий, пронзительный, отчаянный, крик потерянной души, вечный крик живого, чувствующего существа, осознавшего в один миг, что оно одиноко.

Один!

Из плеска воды донесся ответ.

– Вы что-нибудь слышали?

Итуриэль подняла голову и вслушалась в темноту. Альдо, следовавший за ней вплотную, чуть не натолкнулся на нее.

– Что случилось?

Она покачала головой:

– Ничего. Мне показалось.

– Идем дальше! – прорычал Горбац, как всегда шедший в арьергарде.

Туннель, по которому они следовали, здесь, где гранит уступил место другому камню, был чуть выше. Но по-прежнему недостаточно высок, чтобы эльфы или больг могли идти выпрямившись. Согнутое положение не только заставляло болеть мышцы, но и действовало на нервы.

Покуда не было прямого повода для вспышки, Горбац переносил это. Гилфалас и Итуриэль страдали не только от тесноты, но и от мрака. Не считая редких прожилок матово мерцающего лишайника, подобно паутине спускавшегося с потолка, освещение состояло из вделанных в стену ламп, расположенных в нишах на порядочном расстоянии друг от друга. То, что они вообще горели, было чудом. Но их сияние пронизывало мрак лишь на пару шагов. А дальше была абсолютная тьма, которая рассеивалась, когда силуэты спутников внезапно появлялись в голубоватых сумерках, бросая на стены гротескные тени.

– Как долго это будет продолжаться? – снова прозвучал голос Горбаца. Он был явно несколько рассержен.