Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Рождественский Роберт Иванович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе - Рождественский Роберт Иванович - Страница 92

Изменить размер шрифта:

Горы

Горы —

там, где планета

наморщила

лоб…

Упирается в небо

застывший галоп.

Брови

глухо нависли

там,

куда забрели

все бессонные мысли

уставшей

земли.

Здесь увидишь в подробностях

откровение ветра.

Здесь

щербатые пропасти, —

как безумие

века!

Здесь, —

ворча и ворочаясь, —

по тропкам неистовым,

по завалам пророчеств

продираются

истины.

Здесь туманы

колдуют,

здесь мир

нерушим…

Но обвалы

стартуют

от самых вершин.

Тишина

В траве – тишина,

в камыше – тишина,

в лесу – тишина.

Так тихо,

что стыдно глаза распахнуть

и на землю ступить.

Так тихо,

что страшно.

Так тихо,

что ноет спина.

Так тихо,

что слово любое сказать —

все равно что убить.

Визжащий,

орущий,

разболтанный мир

заболел тишиной.

Лежит он —

спеленут крест-накрест

ее покрывалом тугим.

Так тихо,

как будто все птицы

покинули землю.

Одна за одной.

Как будто все люди

оставили землю.

Один за другим.

Как будто земля превратилась

в беззвучный

музей тишины.

Так тихо,

что музыку надо, как чье-то лицо,

вспоминать.

Так тихо,

что даже тишайшие мысли

далеко

слышны.

Так тихо,

что хочется заново

жизнь

начинать.

Так тихо.

«В остывающей золе…»

В остывающей золе

искры обнаружились…

Люди спали

на земле,

будто к ней прислушивались.

Говорила им она

что-то очень важное…

В реках

стыла

глубина.

Шли туманы ватные.

В дальней,

сумасшедшей мгле

мир

гроза раскачивала…

Люди спали

на земле,

а земля рассказывала.

Говорила, как могла, —

монотонно,

буднично, —

про куницу,

про орла,

про медведя бурого.

И про то,

как спит марал,

зябко вскинув голову.

И про то,

где есть уран.

И про то,

где – олово.

Про горячие ручьи

аж до Ледовитого!..

Тайны главные свои, —

не стерпела, —

выдала…

Из-за сопок вылез день.

Солнце в море парилось…

Люди встали.

У людей

за ночь

дел

прибавилось!

«Дождь не шел (разве так идут?!)…»

Дождь не шел

(разве так идут?!), —

так наваливаются,

крича,

всей наукою —

на недуг,

всею правдою —

на палача,

ледокольной мощью —

на льды,

головой хмельной —

на столы…

И слепые столбы воды

были каменны и круглы.

Мир

уменьшился,

опустел.

И казалось:

в мире пустом

ждет хозяйка

прихода гостей

и до полночи моет дом…

Пот —

вода,

и слезы —

вода.

Сквозь песок —

вода,

сквозь сердца…

Так когда же, земля,

когда

ты отмоешься до конца?

«Доживает свое квартал…»

Доживает свое

квартал.

Доживает.

Дошептывает.

Тяжело распластав

руки опустошенные.

Все разъято,

распято.

В прихожих —

туман паутин.

На обоях —

квадратные пятна

сбежавших картин…

Доживает квартал.

Деревянная песенка спета.

Есть раздолье

котам, —

их глазищи

пылают

победно!

По гостиным вчерашним,

где пыли махровой полно.

По раскрытым чуланам,

в которых —

как после Махно!

Доживает квартал.

Дремлют лестницы шаткие.

И по лестницам,

как по склада?м,

ковыляет шамканье.

Бормотанье,

покряхтыванье,

чертыхаясь,

ползет из угла:

«Вольнодумцы проклятые…

Ладно!

Ваша

взяла!..»