Звезда-беглянка - Картленд Барбара - Страница 8

Там было на что посмотреть!

Баронс-Холл получил свое название от баронов, живших там еще в стародавние времена. Лорд был прямым потомком Дэмиенов, пришедших в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем. Здание несколько раз горело, а неумолимое время оставило на нем свой неизгладимый след, и дом, несомненно, отличался от того старинного замка, в котором некогда жили знаменитые предки.

Результатом стало смешение стилей: громадные величественные залы раннего георгианского периода чередовались с небольшими прелестными комнатками елизаветинской эпохи с низкими потолками и красивыми прозрачными окошками.

Восточное крыло было просто очаровательным, оно особенно нравилось Грейсиле, любившей все романтичное. Кроме того, Грейсила была уверена, что новый лорд Дэмиен там не появится.

Гостей всегда поражали своим величественным видом громадные кровати с пологами в дворцовых спальнях, над которыми висели восточные опахала из страусиных перьев.

Они восхищались лепниной, роскошной позолоченной резьбой работы самого Адана, георгианскими окнами в квадратных рамах…

Грейсила шагала вслед за мисс Ханселл по темным гулким коридорам восточного крыла и ощущала, как погружается в далекое прошлое.

Она спасалась здесь так же, как иезуитский священник во времена Елизаветы, спасающийся от пыток и костра, или как роялистка, скрывающаяся от солдат Кромвеля.

Наконец они вошли в комнату Елизаветы. Мисс Ханселл поставила на столик свечу, освещавшую их путь, и сказала:

— Вот я все думаю, миледи, что же нам такое придумать? Как объяснить, почему вы здесь поселились?

— Давайте, я буду вашей племянницей! — предложила Грейсила.

— Племянницей? — улыбнулась мисс Ханселл. — Это неправдоподобно. Будто ваша милость никогда моих племянниц не видели!

Конечно, Грейсила хорошо помнила этих крупных, неповоротливых женщин, вечно окруженных оравой галдящих ребятишек.

— Вот что я надумала, миледи, — после недолгого молчания проговорила мисс Ханселл. — Вы будете знатной дамой — а вы и есть знатная дама, — переживающей тяжелые времена. Это звучит более правдоподобно.

— Если вы хотите сказать, что у меня в кармане нет ни единого пенса, то это сущая правда, — подтвердила Грейсила.

— До того, как я попала в Баронс-Холл, миледи, — медленно заговорила мисс Ханселл, — я служила у сэра Рональда Диринга. Прекрасный был джентльмен!

— Я слышала от Митти, что вы жили в то время в Лондоне.

— Потом у сэра Рональда случились неприятности с кредиторами, и он полностью разорился, — продолжила свой рассказ экономка. — Ему пришлось продать дом и имущество, а я оказалась здесь.

Грейсила слушала внимательно. Она давным-давно знала эту историю, но ей было хорошо известно, что мисс Ханселл не любит, когда ее перебивают.

— Так что, миледи, я представлю вас как одну из внучек обанкротившегося сэра Рональда, которая осталась одна-одинешенька после его смерти.

— Прекрасная мысль — воскликнула Грейсила. — Мне остается только запомнить мою новую фамилию — Диринг. Это не так трудно. Ах, какая вы умница, мисс Ханселл! Вы придумали такую замечательную историю!

— Я рада, что вашей милости понравилось, — ответила довольная экономка.

— Надеюсь, что Митти наша идея тоже понравится, — улыбнулась Грейсила. — А завтра я придумаю, как объяснить присутствие Цезаря. Ведь у бедной дамы тоже может быть своя лошадь, не так ли?

— Миледи, — быстро проговорила мисс Ханселл, — его светлость ни сном ни духом не должен знать о вашем присутствии! А Цезаря мы спрячем и поручим Томасу — он женат на нашей кузине.

— Тогда ему можно верить, — снова улыбнулась Грейсила.

— А с утра я поговорю с конюшим, — продолжала экономка, — он парень хороший, хотя иногда туго соображает.

Главного конюшего звали Кейбл, и Грейсила знала его еще с тех давних пор, когда вместе со своим отцом приезжала в Баронс-Холл.

После увлекательных походов по таинственным закоулкам большого дома, девочка обычно отправлялась в конюшни. Кейбл всегда вручал ей корзину с морковками, и она с восторгом кормила превосходных жеребцов лорда Дэмиена.

— Они в отличной форме, Кейбл, — говорила девочка.

Конюший расплывался в улыбке и медленно отвечал:

— Спасибо вашей милости за то, что ей нравятся наши лошадки.

Это был их обычный разговор. Теперь Грейсила была уверена, что Кейбл не узнает об ее присутствии в доме.

Тем временем мисс Ханселл, развязав тугой узел на шелковом покрывале, одно за другим отправляла роскошные платья Грейсилы в недра бездонного гардероба.

Туалеты были вызывающе красивы и стоили, по мнению Грейсилы, астрономические суммы денег. Но мачеха, которая сама заказывала для нее наряды, сказала, что ей следует одеваться, как подобает герцогине.

«Сомневаюсь, что теперь меня кто-нибудь в них увидит, — подумала девушка, — но когда-нибудь я все-таки их надену!»

Грейсиле пришло в голову, что если ей придется самой зарабатывать на жизнь в качестве компаньонки или гувернантки (а другого пути у леди не было), то ей вряд ли понадобятся такие наряды.

Мисс Ханселл как будто читала ее мысли:

— Не беспокойтесь, миледи, времена меняются. В любой момент все может измениться, и все будет выглядеть совсем по-другому.

— Сомневаюсь, — тихонько сказала Грейсила. — Отец и мачеха будут ждать меня до последнего момента, хотя, по-моему, я вполне определенно дала им понять, что не собираюсь замуж за герцога.

— Да уж, — кивнула мисс Ханселл, — вот так смятение будет у вас в замке!

Разглядывая тончайшую вышитую ночную рубашку гостьи, она спросила:

— Так ваша милость уверены, что поступаете правильно?

Грейсила подумала, что, наверное, у Миллета и его сестры были свои соображения относительно причин ее побега.

— Я не могу… выйти замуж за герцога, — тихо проговорила девушка, — и не собираюсь возвращаться до тех пор, пока отец и герцог с этим не смирятся.

— Хорошо, миледи, раз уж вы так решили, то не будем больше об этом говорить, — согласилась экономка. — Но мы должны быть уверены в том, что никто не придет сюда искать вас.

— Это последнее место, куда они могут придти, — уверенно произнесла Грейсила.

— Не сомневаюсь, что ваша милость правы, — ответила экономка.

В конце концов мисс Ханселл удалилась, пожелав девушке спокойной ночи, а старик Миллет, который по-прежнему относился к ней как к ребенку, принес ей чашку горячего молока и несколько шоколадных бисквитов.

Все стихло, и Грейсила осталась одна в комнате Елизаветы.

Она с наслаждением разделась и нырнула в мягкую постель. Свечи отбрасывали на стены причудливые тени, отблески пламени играли на витиеватых ножках дубовой мебели и мягко оттеняли теплые складка синего бархатного полога.

Казалось, что комната ожила и говорит Грейсиле, что ее личные трудности и проблемы не настолько сложны и неразрешимы, как те, с которыми когда-то столкнулись члены семьи Дэмиенов во времена королевы Елизаветы.

Когда-то они жили в этой самой комнате. Грейсила подумала, что они тоже были вынуждены бежать и скрываться от преследователей. Что они, возможно, тоже испытывали страх. Что им пришлось бороться за то, что они считали правым делом.

Это придавало ей бодрость духа.

Грейсиле было так уютно в мягкой постели, так тепло и хорошо! Ей казалось, будто она окружена нежными духами и добрыми привидениями, которые заботливо охраняют ее сон.

Но как только девушка закрыла глаза, она с удивлением обнаружила, что перед ее мысленным взором предстал лорд Дэмиен, комнаты которого находились в противоположном крыле здания. «Интересно, — подумала Грейсила, — что он сейчас делает? И почему он вернулся? Хорошо ли ему здесь?»

Думая о лорде Дэмиене, Грейсила начисто позабыла все свои заботы.

Она размышляла о том, как, должно быть, странно провести целых двенадцать лет вдали от родины, в тех краях, где все чужое и непривычное.

Она прикинула, сколько ему сейчас лет. «Тридцать один, — решила она. — Когда он убежал с маркизой, ему было всего девятнадцать».