Война по понедельникам (сборник) - Первушин Антон Иванович - Страница 65

«Я не знаю, как вам это удалось, — думал он с отчаянием. — То ли в нас, человеках, действительно заложен настолько изощренный механизм приспособляемости, то ли вы все — очередной эксперимент Хозяев, однако в любом случае — мне с вами не по пути…»

Они гнались за ним. Отец и сын. Им легко было преследовать Валентина: он оставлял за собой четкий след в снегу. Валентин оборачивался и видел, как они бегут метрах в ста позади, размахивая руками. Константин Александрович что-то все время кричал ему. Но Валентин разбирал только отдельные слова:

— Стойте же… стойте, Валентин! Подождите минутку!.. Вы не понимаете!.. Не пугайтесь!.. Мы не… плохого… Мы поможем!.. Стойте же, черт вас побери!..

А скольких вам пришлось убить перед этим? Скольких вы загрызли до того, как место вашего поселения стали бояться и обходить стороной? И где вы их всех закопали? На заднем дворе? Или, может быть, не свинину я у вас ел?.. От этой страшной догадки Валентину захотелось бежать еще быстрее, но еще быстрее он бежать уже не мог.

— Остановитесь наконец!.. Валентин… это то, что вы ищете!.. Это правда!.. Здесь обратная связь с пришельцами!.. Мы… научим вас!.. Вам понравится!.. Вы будете таким же…

Нет, спасибо. Таким, как вы, я быть не хочу: рычать в снегу, выть на луну, жрать «свининку» — не хочу! А обратная связь… Это для меня тоже не ново; хватит с меня всяческих обратных связей, хватит — надоело!

Скоро Валентин начал уставать. Он сбросил меховую куртку, отшвырнул арбалет, которым так и не воспользовался, но и это ему не помогло. Пот заливал глаза, искрящийся под солнцем снег слепил. И наверное, поэтому Валентин до последней секунды не понял, куда завел его ужас, пока пустота не раскрылась вдруг под его ногами, и он, перевернувшись в воздухе, не полетел вниз головой к стремительно приближающемуся дну ракетной шахты.

Все замерло в Валентине. А в следующее мгновение истошно возопило. Человек Валентин хотел жить. Он умолял в эти доли секунды, которые отделяли его от дна, умолял Бога, черта, Хозяев остановить, задержать неуклонное падение, не дать долететь, удариться о твердое холодное дно. И словно вняв мгновенной, как молния, исступленной мольбе, стала рваться с металлическим скрежетом основная реальность, разошлись швы на стыках измерений, и место одной привычной черно-белой заснеженной вселенной, вторгаясь в нее яркими свежими красками, шумом улицы, человеческими голосами, заняла совершенно другая.

Валентин все-таки упал, но упал мягко, на кучу валежника и сухих листьев. А когда поднял голову, то увидел… 

День третий. Поминки по Черномору.

Витязи собрались в «Чуме», и Антон получил уникальную возможность лицезреть их всех в полном составе. Они подходили по одному или вдвоем — молчаливые, невеселые — сегодняшнее собрание не давало повода для жизнерадостных приветствий и отбивания плеч.

Ким привел Антона в «Чуму», когда Витязей собралось там уже человек десять. Там же сидели задорный парень Роб и звезда «Пленительного» Алина. Влад почему-то отсутствовал. Витязи с хмурыми лицами толпились у стойки. Антон узнал среди них Игина. Игин спорил о чем-то с барменом Филом.

— Не могу, ребята, — говорил Фил, насупясь. — Утром установление пришло. Курс неблагоприятный сегодня. Сами судите, ну чем я могу помочь?

— Нас, знаешь ли, эти ваши курсы и установления мало волнуют! — заявил Игин, пыхтя трубкой. — И за себя, и за свое желание выпить сегодня за упокой души Черномора мы постоять сумеем. Так что наливай и ни о чем не беспокойся.

— Вам-то, конечно, ничего не сделается, — ворчал неумолимый Фил, — а у меня тут недвижимость.

— И недвижимость твою отстоим. Для нас «Чума», небось, не чужая.

— Что за проблемы? — осведомился Ким, пожимая руки Витязям и поворачиваясь лицом к Филу.

— Пришло установление, — скучным голосом объяснил Игин, кивая на плотный лист бумаги с машинописным текстом, который лежал на стойке, — и наш гостеприимный хозяин сразу струсил.

— ?

— Очередная антиалкогольная кампания. Запретили все и навсегда. Стопроцентный сухой закон.

— Этого нам только не хватало, — Ким взял в руки пресловутое установление и, наморщив лоб, просмотрел его. — Какой-то бред! В самом деле, Фил, — обратился он к бармену. — Не порти поминок. Плюнь и забудь, а с этой ксивкой сходи сам знаешь куда. Мягкая бумажка… Видишь, сколько ребят ждет? А в течение получаса остальные подойдут. Мы же у тебя привыкли собираться; ты нам всегда помогал. Помоги и сейчас. Докажи, что ты не просто сочувствующий.

— Ладно, мужики, — подумав, махнул рукой бармен. — Делайте, что хотите. Налью вам.

— Вот это другой разговор, — Витязи обрадовались. — Да ты не трусь, Фил. Отстоим если что «Чуму».

— Молодец, Фил, — Игин показал бармену большой палец. — Я всегда в тебя верил.

Фил польщено улыбался, но озабоченность не оставила его. Полки за спиной Фила сегодня были практически пусты. Стояли только, занимая неполный ряд, бутылки с безалкогольными напитками ярко-ядовитых расцветок. Фил потому даже не посмотрел в их сторону; он наклонился и достал из-под стойки две огромные бутыли, наполненные по горлышко мутноватой жидкостью.

— Вот, — сказал он, — и весь выбор. Точнее — его полное отсутствие. Первач подпольного образца, продукт борьбы за трезвый образ жизни.

— Сойдет, — кивнул Ким. — Давай посуду и закуску какую-нибудь.

Он взял в руки одну бутыль, вторую подхватил Игин. Витязи сдвинули столики в ряд. Подошли еще четверо, сразу включились в подготовку. Ким познакомил с ними Антона. Антон пожимал руки, вежливо говорил: «Очень приятно!», но толком никого не запомнил: слишком много новых имен и лиц. Один из представленных ему Витязей оказался поэтом, двое — художниками, остальные — представителями других творческих профессий от телевизионного мастера до инженера-программиста. Потом нашлось время поздороваться наконец с задорным парнем Робом и звездой «Пленительного» Алиной.

— Да, невеселый сегодня день, печальный повод, — заметил задорный парень Роб. — Я Черномора знал. Первыми всегда уходят лучшие.

Антон посмотрел на Роба с недоверием. Впервые на его памяти Роб казался настолько серьезным.

Ким, а с ним еще один Витязь, представившийся художником Иннокентием, разливали сосредоточенно мутноватую жидкость по стаканам. Фил собственноручно принес тарелки с острым салатом.

— А девочки твои где? — поинтересовался Ким.

— Да так… — бармен беспомощно развел руками. — Увели их. И Нину, и Марго. Особое какое-то распоряжение, говорят, вышло. Женская мобилизация…

— А кто увел?

— Три такие бабищи мужеподобные.

— Что ж, — Ким прищурился, — будем надеяться, им ничего плохого не сделают.

— Будем надеяться, — Фил вздохнул.

— Ну давайте, братцы, выпьем! — Ким встал.

За ним встали и остальные.

— Выпьем за упокой души Константина Павловича Куратова, известного нам под именем Черномор. Он был добрый человек и делал по-настоящему доброе, по-настоящему святое дело. Пусть земля ему будет пухом!

Все выпили. Первач шибанул в нос, и Антон, морщась и смахивая слезы, поспешно зажевал его хлебом.

— Что здесь происходит? — услышал он вдруг знакомый голос.

Поднял глаза. Спускаясь по лестнице в зал, к ним шел старый знакомец Влад, одетый как-то очень странно, а именно — в набитый чем-то спереди и застегнутый наглухо пиджак и в длинную почти до пят юбку. Кроме того на носу у него красовались новенькие очки в пластмассовой женской оправе. А сам он был непривычно умыт и причесан.

Витязи уставились на Влада, открыв рты.

— Ого-го! — только и смог сказать Роб в наступившей тишине.

Затянувшуюся ошеломленную паузу прервал Ким:

— Здравствуй… — он запнулся, — э-э-э… Влад. Я не ошибаюсь? Это ведь ты?

— Ошибаешься, — отвечал Влад высокомерно. — У меня другое имя.

Кто-то из Витязей присвистнул. Задорный парень Роб демонстративно покрутил пальцем у виска.

— Честь имею представиться, — объявил Влад громко. — Владислава, коронер Эмансипированного Адмиралтейства.