Право Света, право Тьмы - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 50

«А ну стой, – прозвучал в раскаленной ревностью душе дьякона строго-трезвый голос– Ну ты хорош, брат. За одну минуту жену свою до блудницы вавилонской низвел! Какие у тебя доказательства? А если б и были они, то не верь. Ради любви своей к ней – не верь!»

Чуть-чуть тут дьякону полегчало. Он сильно, глубоко вздохнул, обжигая морозным воздухом легкие, и словно протрезвел. А тут уж и вампира рядом с женой не стало – исчез, как будто стерли его ластиком с картины зимнего вечера. И Ольга торопливо зашагала к выходу из некрополя – так торопливо, что дьякону пришлось, прячась за надгробиями, чуть не ползком ползти, чтоб не заметила. Оттого чувствовал он себя прескверно и унизительно.

Но все равно, как ни торопился дьякон, а не удалось ему попасть в дом раньше жены и сделать вид, что ничего не случилось и ничему он не был свидетелем. Когда отец Арсений вошел в квартиру, Ольга уже была там, суетилась на кухне, разогревала на ужин гречневую кашу с луком и постным маслом. И до того аромат разогретой гречневой каши показался дьякону домашним, уютным, даже родным, что он устыдился – как ему в голову пришло заподозрить жену в измене?!

– Ты где был? – удивилась Ольга, привычно целуя мужа в щеку (тот неожиданно для себя внутренне содрогнулся от этого невинного поцелуя). – Прихожу, а ты еще где-то гуляешь…

– Мне кажется, это ты… гуляешь, – сказал отец Арсений и сам ужаснулся: очень эта фраза была двусмысленной до непристойности.

Ольга отстранилась, внимательно посмотрела на мужа:

– Что ты хочешь сказать? Так, погоди, сама догадаюсь. Ты за мной следил, да? Сеня, как ты мог?

– Вот и мог! – разозлившись, рыкнул дьякон. – Потому что я за тебя волнуюсь, когда ты бродишь неизвестно где!

– Дело все-таки не в этом, – заметила Ольга. – Не в волнении. Думаю, ты просто заметил меня с Вадимом.

– С кем? А, так, значит, он для нас уже Вадим!

– Сеня, никаких «нас» нет. Вадим – вампир.

– О, это я заметил!

– Значит, действительно следил, – вздохнула Ольга. Отошла от мужа, села на табуретку, принялась разглаживать складки на своем пестром, под хохлому, переднике. – Арсений, это низко.

– Да? А свидания с вампиром – это не низко?!

– Ты не смеешь со мной так! Это были вовсе не свидания, а деловые встречи! – Ольга вскочила с табуретки, метнулась в комнату, потом вернулась и сунула дьякону в руки сложенный вчетверо лист бумаги. – Читай!

– Что это? – не собирался сдаваться дьякон.

– Это письмо от Зои. Да. Что ты так на меня уставился? Вампир Вадим ее давний друг и поклонник, он знает, где Зоя скрывается, и передает мне письма от нее. Это письмо – сегодняшнее. Могу и остальные принести.

– Оля…

– Нет, ты читай, читай, мой драгоценный подозрительный супруг! Отныне нарекаю тебя дьяконом Отелло… Вот! Из-за тебя каша подгорела!

Ольга подскочила к плите, сердито шипя, схватила сковородку и принялась ожесточенно выскабливать из нее пригоревшую кашу. Потом открыла форточку – на кухне от чада стало нечем дышать. Но отец Арсений даже не обратил внимания на эти манипуляции, он читал письмо и одновременно терзался угрызениями совести.

«Здравствуй, милая Олечка, – писала Зоя. – Спасибо тебе за письмо и за советы. Верю, что писала ты от чистого сердца, да и как могло быть иначе, я ведь твое сердце знаю, такие сердца бывают, наверно, у ангелов… Но, Оля, я не могу твоему совету последовать. Ты говоришь, что мне нужно вернуться. Что, скрываясь, я навлекаю подозрения не только на себя, но и на своих родителей. Ведь весь город думает, что в ужасных этих убийствах повинны оборотни. И прежде всего подозревают вервольфов, к которым принадлежит моя семья. Милая Оля, но хоть ты-то знаешь, что чиста я от этих убийств! А я также знаю, что не могли ни мои родители, ни кто-нибудь из Стаи совершить подобные злодеяния. Ты спросишь: отчего во мне такая уверенность? Милая Оля, дело в том, что я, кажется, знаю, кто настоящий убийца. Нет. Не совсем знаю. Пока предполагаю. И мне нужно проверить свое предположение. Для того я пока и прячусь – я слежу за ним. Вот уже несколько дней, что прошли с момента последнего убийства, я буквально не отхожу от своего подозреваемого ни на шаг. Ты не знаешь, но у нас, оборотней, есть хорошее умение – оставаться незамеченными до тех пор, пока мы сами не решим, что нас пора заметить. Итак, я слежу за ним. Я очень страдаю оттого, что не смогла предотвратить совершенные им убийства, но тогда у меня еще даже не было и предположения, что их совершает именно он. Я сначала думала, что виной тому новое «пришествие» безумных оборотней или это преступление диких рысей – ведь их так много водится в Черном бору… Но теперь я почти уверена в том, что злодеяния творит он. И я слежу за ним, чтобы убедиться в этом и чтобы предотвратить новое убийство, когда он нападет на свою очередную жертву. Но как я молюсь о том, чтобы я ошиблась! Ведь если мои подозрения подтвердятся, пусть и самым фантастическим образом, потому что я не знаю, как достает у него силы совершать такие убийства, – о, как мне будет больно и горько! Милая, милая Оля, когда все откроется, ты поймешь – почему. Одно только скажу: когда мечты разбиваются, они своими осколками больно ранят сердце, так, что оно может и не излечиться от этих ран. Ты опять улыбнешься и пожуришь меня за красивость слов. Но пусть хоть слова мои будут красивы, если так неприглядна моя жизнь.

А ты за меня не бойся. Я хорошо скрываюсь, и в убежище моем благодаря стараниям Вадима, достаточно уютно – до того, что даже можно сочинять стихи. Ты заметила, я каждое письмо к тебе сопровождаю новым стихотворением. Я не хочу, чтобы ты страдала и унывала из-за меня. Ведь Бог милостив. Правда?..

Бог милостив. Быть может, не сейчас

Уйду во мглу, не дописав последней

Своей строки. У правого плеча

Декабрьский ангел замер, как посредник

Между душой и миром. Эта грань —

Не делит больше времени и места.

Бог милостив. Еще моя игра.

Не кончена у пристани небесной.

Отпущено еще страстей и льгот

На этот век. И верю, что еще я

В ликующий пасхальный крестный ход

Смогу войти с зажженною свечою…

Желаю тебе здоровья и благополучия. Понимаю, что сейчас нам всем не до того, но как бы мне хотелось, чтобы мы все встретились и сыграли рождественскую пьесу! Но это опять-таки мечты… С любовью, Зоя».

Закончив чтение письма, дьякон виновато посмотрел на жену.

– А почему ты мне раньше ни слова об этом не говорила? Устроила партизанщину…

Ольга молчала, насупленно отвернувшись к окну.

– Понял, – сказал дьякон. – Виноват, каюсь. Ну, прости меня, дурака, что гадкое на тебя подумал! Оля…

Дьяконица развернулась, пунцовая от гнева:

– Я тебе расскажу одну историю. Я ее вычитала как раз в одной из твоих семинаристских книжек. Некий монах в монастыре был одержим блудной страстью. И поскольку эта страсть очень его одолевала, то он решил, что и его сосед по келье тоже таков. Мало того. Он решил, что к соседу по ночам ходит блудница. Он стал следить за соседом и все больше убеждал себя в том, что тот нарушает монашеский обет и блудит направо-налево. Однажды ночью этот монах выскочил из кельи и увидел неподалеку нечто темное и шуршащее. Он понял, что это его сосед и блудница развлекаются, вскипел, подскочил к ним и, толкнув ногой, крикнул: «Перестаньте же блудить!» И увидел, что это просто снопы пшеницы, поваленные друг на друга. Вот что значит разыгравшееся воображение, с его помощью можно обвинить ближнего в самых страшных грехах… Так я теперь думаю: какие же мысли бродят в голове моего мужа, если он мог за одну минуту вообразить, будто я ему изменяю?

– Оля…

– Это значит только одно! Нет, два! Ты совсем меня не знаешь и не любишь!

– Вот неправда, любить – люблю. А знать – действительно не знаю, – покаялся дьякон. – Хотя до сего момента уверен был, что все в тебе мне известно и понятно. Оль, прости.

– Бог простит. И я… В общем, я тоже.

– Гряди ко мне, ма-а-аленькая, – пробасил отец Арсений из самых глубин своего уникального голоса, и Ольга не сдержалась, прыснула. Подошла к мужу, прижалась, совсем пропала в его объятиях. Дьякон шепнул ей в ухо, щекотнул кудрявой бородой: – Олюшка…