Мастер ветров и вод - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 30

Сжав карточку в руке, я вернулась в дом. На смену лихорадочной деятельности, которой я сопровождала отправление подруги в больницу, пришла тупая усталость и непонятная тоска. Я чувствовала себя так, словно пришла на очень важное свидание, а оно не состоялось. Я заперла двери и прошлась по холлу, гася свет, а потом поднялась к себе на второй этаж. Решив, что прошло достаточно времени для того, чтобы сдобренная моими деньгами «скорая» довезла Соню до больницы, я набрала номер приёмного покоя «Кардиосферы». Там долго не брали трубку, но наконец соизволили.

— «Кардиосфера», приёмный покой слушает.

— Здравствуйте, к вам сейчас должна поступить со «скорой» моя подруга…

— Имя, фамилия?

— Вязова Софья. Я бы хотела узнать…

— Да, Вязова Софья поступила к нам. Она уже в операционной.

— В операционной?!

— Конечно, что ж вы хотите, у неё тяжёлая форма нисходящей аневризмы, хорошо, привезли вовремя, успели, а не то… Да и дежурит сегодня доктор Гостьин, он специалист по аневризме. Вы не волнуйтесь, надежда есть.

Я почувствовала, как меня охватывает липкий страх, но не позволила себе потерять голову:

— Когда можно будет узнать, как прошла операция?

— Позвоните завтра после полудня.

— Хорошо. Спасибо вам.

— Не за что. Всего доброго, не переживайте. У нас лучшая кардиоклиника. А доктор Гостьин — очень талантливый.

Остаток ночи я не спала, а сидела в кресле у окна и штудировала большой медицинский справочник, который случайно обнаружила на полках недостроенной Сониной библиотеки.

«Аневризма нисходящего отдела грудной аорты обусловлена атеросклерозом, травмой. Обычно локализуется в проксимальном отделе нисходящей аорты… Лечение оперативное — иссечение аневризмы с аллопротезированием… Прогноз серьёзный… »

Слова из медицинского справочника только все запутывали и пугали. Откуда у Сони могла взяться столь редкая форма аневризмы? Согласно тому же справочнику этому заболеванию подвержены в основном мужчины в возрасте пятидесяти-семидесяти лет и к тому же сифилитики. Как такое могло случиться с моей бедной Сонечкой?

Измученная догадками и переживаниями, напуганная одиночеством в огромном доме, пустом и тихом, как застоявшаяся в лесном озере вода, я, наверное, все же задремала. Потому что не иначе как во сне мне могло привидеться, что я спускаюсь в нижнюю гостиную и обнаруживаю, что с её обстановкой творится нечто сюрреалистическое. Под паласом перекатываются бурные волны, пол весь ходуном ходит, так что трещит паркет и рассыпается на мелкие кусочки; журнальный столик, вертясь, пирит в воздухе, а затем разлетается на миллионы лакированных коричневых конфетти, осыпая все вокруг. Диван со сладострастными стонами исторгает из себя пружину за пружиной, и те, раскаляясь в полёте, вонзаются в потолок. А потолок уже и не потолок вовсе — это огромное безобразное лицо с трещинами-морщинами побелки. От раскалённых пружин по лицу ползут смоляные слезы, комната наполняется запахом горячей извёстки… Окна черны и жутки, но это ещё не все. Они превращаются в гигантские глаза с выпуклыми зрачками-стёклами. Вдруг эти глаза лопаются, и тысячи, тысячи мерцающих искр врываются в комнату, превращая её в подобие гигантского улья с золотыми пчёлами. Да ведь это и есть пчелы — только каждая сделана из золота, а жало у неё стальное и зазубренное как гарпун. Ох, с детства ненавидела пчёл! Надо бежать, бежать! Но пол превращается в болото, некуда поставить ноги, чтоб не выступила чёрная жижа с противным чавкающим звуком. Камин разевает киноварно-яркую пасть и выплёвывает пригоршни каких-то сверкающих стекляшек, напоминающих очень крупные стразы. Стекляшки принимаются вихрем носиться по всей комнате, образуя какой-то чудовищный то ли карнавал, то ли фильм ужасов. За стекляшками охотятся золотые пчелы… и этого уже не выдерживает моё сознание. Но это ещё не конец. Вполне мирное кресло-качалка со злорадным скрипом въехало прямо в экран телевизора, породив новую тучу стеклянных брызг. Следом за брызгами из телевизора деловито вылезают омерзительного вида многоножки числом с дюжину и размером с напёрсток. Многоножки расползаются по всему полуболоту и начинают гореть, при этом противно визжа. Тут, не выдержав всего, падает люстра. О нет, это не люстра упала, это дом перевернулся, и люстра теперь оказалась в центре нового пола! На люстру сыплются напольные вазы и, разбившись вдребезги, превращаются в грозного вида трехлапых жаб. Полчища жаб с угрожающим кваканьем исчезают где-то в недрах дома…

Кошмар мой становится все изобретательнее, все веселее, все пестрее. Лестницы текут, как разогретый на солнце пластилин, стены становятся прозрачными, и сквозь них в дом заглядывают такие чудовища, каких никогда не могла бы породить даже самая богатая фантазия. Крыша превратилась в гигантский дуршлаг, и сквозь её дыры в дом сыплются звезды, на деле превращаясь в раскалённые уголья и горящую серу. Просто библейская кара какая-то!

Проснуться, проснуться бы!!!

Кто-нибудь, ущипните меня, я же не могу самостоятельно выбраться из этого кошмара!!!

Что-то холодное касается моей руки, и я истошно взвизгиваю. Дёргаюсь в кресле, открываю глаза и тут же вскрикиваю от боли — толстенный том медицинского справочника упал мне на ногу, а это не самые лучшие ощущения в жизни.

За окном — серенький зимний рассвет, а передо мной собственной персоной стоит Марк Косарецкий и держит меня за руку.

— Как вы здесь оказались? — Я выдёргиваю руку. — Что вам нужно?

В ответ Марк Косарецкий таинственно улыбается и растворяется в воздухе, как сливки в чашке кофе.

— Замечательно, — шепчу я. — Только этого мне и не хватало — обширных галлюцинаций.

Пошатываясь, я отправилась в ванную, так как понимала, что лишь хороший душ сможет взбодрить меня.

Но в ванной меня ждал сюрприз. Нет, ничего особенного, просто на полу душевой кабины лежал пышный букет бело-розовых пионов. Едва я пристальнее присмотрелась к ним, как они превратились в обыкновенное махровое полотенце в белую и розовую полоску.

Вернув полотенце на место, я пустила душ, опасаясь, что вместо воды шибанёт или шампанское, или серная кислота. Но ничего подобного. Вода лилась обычная, и это сильно меня порадовало. Когда в мире есть вещи и явления, не подверженные странным переменам, это всегда радует и вселяет надежду.

Освежённая и взбодрившаяся, я закуталась в банный халат и решила, что пора отправиться на кухню — приготовить себе стакан апельсинового сока и творожную запеканку. По кухне, громадной как картинная галерея, я двигалась с опаской, памятуя свой полночно-утренний кошмар. Но все было спокойно и привычно. Сковороды не срывались с полок, тарелки не пускались в полет, а микроволновка послушно выполняла заданную ей программу. К творожной запеканке я сделала салат из фруктов, и это практически примирило меня с действительностью. Хотя, как ни крути, действительность эта была ужасна. Соня попала в больницу, болезнь её серьёзна и опасна, я осталась в полном одиночестве в чужом доме, в чужом городе и жутко боюсь выбираться хоть куда-нибудь, хоть и супермаркет за новой порцией творога. Нет, страх свой я переборю, и денег мне хватит — и для оплаты Сониной операции, и для собственной жизни (много ли мне одной надо?), но на кого, если что, и ставить дом? Тут ведь не Пекин, тут стоит только бдительность приутратить, как от роскошного особняка один малопривлекательный скелет останется. Ключи от дома у меня есть — те самые, что Соня забрала у мсье Косарецкого; помнится, Соня положила их в ту же шкатулку, где лежали и её документы…

— Нила, не паникуй, — приказала я сама себе. — Или, коль на то пошло, паникуй, имея на то все основания. Проверь этот дом — все ли с ним благополучно. Сонина внезапная болезнь не могла возникнуть ниоткуда, все взаимосвязано…