Головная боль в наследство (СИ) - Савельева Валерия Андреевна "(ВалеRka)" - Страница 22

– Рэд?

Борька успевает меня перехватить лишь на улице рядом с такси, удивлённо заглядывает в глаза, пытаясь найти ответ. Но нет его – там ведь только вопросы, я сам ничего не понимаю. Совершенно. Вот приду сейчас домой, наору на Марида, который, конечно же, ни за что не сможет понять причины моей злости, и лягу спать. Может, тогда станет лучше?

– Толь, случилось что-то? – переспросил Иринин, так и не разжимая пальцев на запястье. – Ты так внезапно ушёл.

Да уж, и ни одного слова о девушке, которую так жестоко кинули. Вот что значит – лучший друг.

– Просто хочу разобраться в себе – ответил честно, замолчал.

Борька лишь одобрительно похлопал меня по плечу, улыбнулся одобряюще. Друг будто бы безмолвно просил всё равно держать его в курсе дела, и я согласился, кивнув, принимая его заботу.

Я даже не заметил, как такси домчалось до дома, очнулся, только когда расплатился с водителем и нёсся наверх, перепрыгивая через несколько ступенек. Дверь открылась почти мгновенно, будто бы Марид караулил под ней, ожидая меня. Прямой взгляд небесно-голубых глаз, нахмуренные брови и небольшая складочка, пролегающая меж ними. Кажется, ифрит вечно чем-то недоволен.

Пальцы мои вцепились в ворот майки Марида, не давая вырваться, а сам я резко подался вперёд, сминая губы мужчины жестким поцелуем, заставляя ответить. Пара секунд дикой борьбы, в которой не желала сдаваться ни одна из сторон, и я отстранился, с силой отталкивая джинна от себя.

Наверное, это были секунды безумия. Сердце стучало как бешеное, отдаваясь гулкими ударами в висках и кончиках пальцев, сбившееся дыхание никак не желало выравниваться, предавая своего хозяина… Но главное – удовольствие. Оно было, и это самое страшное.

Злость на лице и крепко сжатые кулаки Марида были последним ударом. Я дико заржал, запуская пальцы в волосы и едва ли не складываясь пополам, наблюдая, как яростное выражение джинна сменяется удивлённым, а затем и взволнованным.

– Это шутка! – выдавил я из себя, кое-как заставив лёгкие вновь работать, а не судорожно сжиматься. – Шутка, ясно?

По роже ифрит меня всё же ударил. Кулак больно врезался в скулу, взгляд сощуренных глаз прижёг похлеще ещё одного возможного удара, которого так и не последовало: Марид просто развернулся и ушёл к себе в лампу, растворившись, будто всегда был лишь плодом воображения.

А я грохнулся на диван в зале. Сознание медленно, но верно принимало тот факт, что именно этого поцелуя я хотел сегодня вечером. И вчера, кажется, тоже.

Глава 17 - Всё по-прежнему

Джинн никогда не верил в Аллаха, Иисуса или какого иного "единого Бога", да он даже языческих божков не признавал – не было смысла и желания. Мариду выпал шанс познакомиться ещё с теми временами, когда все люди были поглощены слепой верой. Ифрит же верил лишь в существование Иблиса, но только потому, что видел его собственными глазами.

Отступники не подчиняются никаким законам, они сеют боль и разруху, они несут за собой порок…

Слов Аллаха, его заповедей, Марид, конечно, не знал, а возможно, большую их часть никогда и не слышал. Но кое-что отложилось в памяти, и с этим он соглашался. Содомия – тяжкий грех, цена которому смерть…

Размеренно шумел прибой. В отличие от сидящего на берегу мужчины, море было спокойно, его не мучили бесконечные мысли, оно вообще не обязано было думать. И если раньше шум волн успокаивал джинна, сейчас эта тихая песнь моря и сияющая на поверхности лунная дорожка, наоборот, его раздражали.

Марид понимал, что, пусть поцелуй может и был "в шутку", он должен был возненавидеть Анатолия, ведь когда-то даже порвал все связи с собственным братом, упрекнув того в мужеложстве. Но за этот месяц, который был всего лишь жалким мгновением для живущего веками, джинн настолько привязался к хозяину, что просто не мог так поступить, прощая.

Более того, он даже не испытывал отвращения. И потому было действительно страшно.

В квартире стояла тишина, в какое-то мгновение мне даже показалось, что все события последних дней, а может, и месяцев, лишь сон. Глупая блажь сознания, желающего привнести хоть какое-то разнообразие в скучную жизнь своего владельца. Фальшь!

Но если оно так, почему же, закрывая глаза, я могу спокойно восстановить образ Марида? Невозможно помнить такое количество деталей сна. Да и не могло бы подсознание выкинуть эту злую шутку! Только реальность настолько жестока, что может заставить желать поцелуев другого мужчины.

Потолок за ночь начал уже казаться удивительно родным и внимательным, даже узор на нём какой-то принялся проступать… забавный. Бессонница – злая штука, она притягивает мысли, из-за которых в какой-то момент окружающее становится совершенно нереальным. Как, например, сейчас: стены плывут, льющийся из окна свет, кажется, идёт волнами, а цветы, проявляющиеся на потолке, вдохновляют и придают думам некоторую романтичность… только вот головной боли это всё не уменьшает.

Дребезг стекла, донёсшийся откуда-то со стороны кухни, сообщил, что в квартире всё же наблюдается ещё кто-то кроме её хозяина. Честно говоря, меня этот посторонний звук действительно напугал – сердце колотилось, норовя сломать рёбра.

До кухни шёл на цыпочках, боясь оказаться раскрытым раньше времени. Замер в дверях, наблюдая, как ифрит собирает с пола осколки бывшей чашки. Когда же взгляд Марида переместился в мою сторону и остановился на пару секунд… я думал, джинн снова врежет своему хозяину по наглой морде, или, в конце концов, хмуро возвестит: "О времена! О нравы!" – вполне обоснованно подмечая слишком много вольностей, что позволяет себе наше поколение, но он сделал другое. Просто не отреагировал. Никак. Совершенно.

Чашка кофе была вручена мне прямо в руки, вторая – та, что ифрит приготовил себе – звякнула, отставленная на стол. В кухне вновь повисла тишина, лишь стрелки висящих над холодильником часов продолжали свой бег и монотонное пение. Тик-так, тик-так…

Друг на друга мы не смотрели. Вернее, Марид даже не отрывал глаз от кофе в своей чашке, пока я то и дело кидал в сторону джинна косые взгляды – просто не мог прекратить.

Смешно, но я ни капли не сожалел о вчерашнем. Наверное, правда, что фраза про нравы и времена с каждым новым поколением звучит всё более ярко. Границы дозволенного постепенно размываются и даже стираются, становится невозможно понять, когда же разрешённое перетекает в грех. А что вообще является грехом? Лишить другого жизни, за которую он цепляется всеми силами? Да, это точно. Но разве ту тягу, что испытываю я, можно назвать равным ему?

Я вновь посмотрел на Марида, остановил взгляд на губах, которые так и хотелось целовать. До сих пор хотелось.

Тишина начала уже становиться угнетающей, но первым нарушить её я не мог. А как вести себя? Как начать разговор? Я не хочу извиняться за случившееся, потому что в этой дикой тяге виноват не только я, но и джинн! На Борьку или кого ещё мужского пола бросаться совершенно не хочется, но и на девочек, похоже, тоже, а вот Марид…