Чужая семья. Мачеха (СИ) - Мека Владислава "Калигула" - Страница 27

Вот и поговорили. Вот и решили. Во ти разобрались. Смешно, но ничего из перечисленного не может передать тех эмоций, что я испытала глядя на его удаляющуюся фигуру. Я так и не разобралась, что же двигало этим избалованным мальчиком. И признаться по чести, не особо меня тянуло на разбирательство. Смертельная усталость разливалась по телу и пустота заявила свои права на мою душу. Мне сейчас было не до Алексея и его чувств, как бы со своим грузом вины, гадливости и боли справиться.

И я справлялась, кое-как, сжав зубы и замирая от горя, я справлялась. Паковала чемоданы, вызывала такси, отпирала дверь своей квартиры и падала на пыльную кровать, рыдая навзрыд. Я справлялась. Как могла и как умела.

По кому я тогда плакала? Я и сама не могла ответить на этот вопрос. Отчасти по Саше. Отчасти по Алексею. Отчасти по родителям. Но в основном, от жалости к себе. Человек так устроен. Когда умирает кто-то близкий или когда приходится расставаться с любимыми, мы плачем не по ним. Мы плачем от жалости к себе. Эгоистичной жалости, что остались без них, что нас бросили. Я ничем не отличаюсь от остальных. И да, я плачу от жалости к себе. Неправильно? Возможно. Зато, откровенно.

Весь день я провела в постели, кто-то звонил, кто-то стучал в дверь, но я не открывала, просто лежала в кровати и жалела себя. Это нормально. Так и должно быть. Сегодня я позволю себе это. А завтра зачеркну все свои неудачные попытки жить, как полагается и начну жить, как умею. С такими мыслями я и уснула.

Все ночь мучили кошмары, я плакала во сне и звала сама не знаю кого, мне хотелось тепла, хотелось перестать ощущать жгучее одиночество, но вместо этого я металась по холодной постели, пока утренние лучи не ворвались в спальню.

Моя комната сегодня казалась какой-то маленькой, после нашей с Сашей спальни, где при желании можно было бы уместить не один спальный гарнитур — эта комната давила близостью стен. Я отвыкла от нее. Ничего, привыкну.

Приняла душ, расчесала волосы, нашла черное платье и одела его. Я не стала смотреть на себя в зеркало, итак было понятно, что выгляжу я сегодня ужасно. Да и не стремилась я блистать. Это не подиум Милана — это похороны моего мужа.

На кладбище я прибыла у самый разгар похорон. Народу было — не перечесть. Сашу многие знали и многие были готовы преодолеть немалый путь, чтобы проститься с ним. К примеру, та женщина, что бережно поддерживает за локоть Алексей — это первая жена Саши. Она рыдает. Чуть поодаль стоит любовница мужа. Куча его знакомых и друзей, которые присутствовали на нашей свадьбе. Все они столпились у гроба, да так, что я самого Сашу не вижу за их спинами.

Осмотрелась в поисках местечка и заметила рядом с одной могильной оградой лавочку. Присела и стала ждать, когда толпа рассосется. Время шло, но расходиться никто не спешил. Опустила голову и прижала замерзшие ладони к пылающему лицу. Мне не плохо, мне просто пусто. Кто я ему? Жена на пару — тройку месяцев? Сиделка на год? Любовница на несколько часов в день? Кто? И что я здесь делаю? Все эти люди знали его гораздо лучше меня. Все они, если не любили, то уважали его. А я? Я его боялась и терпела, не пытаясь особо этого скрыть. Зачем я разыгрываю эту комедию? Зачем пришла сюда?

От мыслей оторвала пощечина, что обожгла щеку. Сфокусировала взгляд. Бывшая жена. Ее удерживает пасынок. Она что-то кричит. Обвиняет меня в чем-то. Чего-то хочет добиться. Смешная. И я смеюсь над ней, запрокинув голову, смеюсь, а по лицу стекают дорожки слез. Истерика. Докатилась.

— Тварь! Если бы не ты, мой Сашенька еще жил и жил! — надрывается женщина.

— Он давно уже не «твой» Сашенька. Хотя бы потому, что за этот год ты ни разу не появилась у него в больнице. И все, кто пришел сюда, вы! Вы! И вы! — вскочив, я начала тыкать пальцем в толпу — почему никто из вас, таких близких и важных для него людей, не пришли к нему?! Почему вы все ждали его похорон, чтобы попрощаться?! Чертовы лицемеры!

Тишина в которой я это кричу и вижу, как ко мне поддается пасынок и темноволосая любовница мужа. Они хватают меня под руки и тащат с кладбища. Ну и славно. Хорошо, что я не увижу Сашу в гробу, не хочу запоминать его мертвым.

— Леш, ты иди к матери, еще же и поминки будут. Я сама с ней справлюсь.

— Вера, ты уверена? — с сомнением в голосе спрашивает парень.

— Да. Все нормально. Не переживай.

И Алексей уходит, а меня будто отпускает. Я расслабляюсь и буквально падаю на женщину. Она удерживает меня и сажает в какую-то машину. Спрашивает адрес, я что-то говорю и мы уезжаем из места последнего упокоения Александра.

Туман в голове рассеивается ближе к ночи. Первое, что я чувствую — это женскую грудь, к которой прижимаюсь. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с зелеными глазами некогда ненавидящей меня женщины.

— Проснулась? — спрашивает она и столько доброты в этом голосе, столько участия, что я невольно съеживаюсь, но не отодвигаюсь от нее.

— Да, проснулась — хрипло отвечаю.

— Хорошо. Я уже испугалась, что придется врача вызывать. Странно, я почему-то представляла тебя другой. Даже смешно, что злилась на тебя. На таких, как ты не зляться.

— А что тогда? — просто, чтобы не молчать интересуюсь.

— Жалеют таких — вздыхает она — эх, Сашка, Сашка… Не хило он тебе жизнь испортил.

— Не правда.

— Правда — правда — усмехается Вера — смотреть на тебя без слез нельзя, а Наташка бить тебя полезла. Дура! Я ее всегда недалекой считала, но чтобы недобитого щенка пинать… Она превзошла саму себя.

— Щенка? Я думала ты меня сукой считаешь — понимая, что Вера просто отвлекает меня от болезненных мыслей, я все равно втянулась в этот разговор.

— Какая из тебя сука? Прости, конечно, но не зубов, не когтей у тебя нет. Ты — щенок. А вот я, да, я — сука. Наташка так, бешеная собака. Цепная. Такую пощечину тебе влепила, вон вся щека опухла. В матери тебе годиться, а мозгов — кот наплакал — мягко отстранив меня от себя, Верка поднялась с постели — ты, иди пока, умойся. Потом на кухню приходи, ужинать будем. Не сомневаюсь, что ты сегодня даже не завтракала.

— Вера, почему ты на кладбище мне помогла и сейчас так себя ведешь? Ты не пойми меня неправильно, я очень тебе благодарна, но не понимаю…

— Деточка, это раньше мы с тобой мужика делили, а сейчас, кроме общего горя, нам с тобой делить нечего. Почему бы мне тебе не помочь? — пожимает она плечами, странная, но искренняя женщина. Видимо, у нее сработал материнский инстинкт. Но, я рада, что она здесь. Со мной.

Остаток вечера и ночь я провела относительно спокойно и спасибо за это стоит сказать Вере. Она очень умело уводила меня от тем о Саше, заставляла грустно улыбаться и в какой-то момент я поняла, что не только она спасает меня, но и сама спасается за мой счет. Мы обе оказались не у дел сегодня. Любовница и кратковременная жена. Мы были не нужны той чужой семье, в которой случилось горе. И пережить это было не так тяжело, когда нас двое, а не каждая по одиночке в своем пустом мирке.

Жаль, что на утро у Веры самолет. Она улетает и вряд ли когда мы еще встретимся, а если и встретимся, то пройдем мимо. Потому, что она права — нам нечего делить и не зачем больше видеться. Мы тоже чужие друг другу люди, которые только на один день объединись в общем горе. Горе, что пройдет.

Глава 5

Алексей

Забавно, мне казалось, что успокаивать придется Еву, на деле же оказалось, что больше всего в утешениях нуждалась мать. Она вела себя, как влюбленная девчонка, которая только что потеряла возлюбленного. Мне было за нее стыдно, особенно за то представление, что она устроила на кладбище. Ее поведение было сверх всякой меры жестоко по отношению к Еве. Но, Ева оказалась единственным человеком, кто был способен сказать правду, вот так, без прекрас. И мать на какое-то время угомонила. Но я до сих пор жалею, что отпустил Еву одну с Верой. Возможно, пойди я тогда с ней и все было бы по-другому.