Прыжок в неизвестное [Свобода] - Перуц Лео - Страница 21

Глава X

— Что с тобою, обезьянка? Мне кажется, ты плачешь. Что случилось?

Господин Стефан Прокоп так внезапно появился в комнате, что у Дембы не было времени спрятать руки под накидку. Студент замер на стуле в неподвижной позе и нашел временный приют для своих рук под доскою стола.

Что-нибудь произошло между вами? — спросил Дембу господин Прокоп.

Решительно ничего, — сказал быстро Демба. — Стеффи плачет потому, что мою собачку переехала подвода; это ее так взволновало.

Он видел с большим беспокойством, что господин Прокоп направляется к дивану, откуда можно было заглянуть под стол.

— Переехала? — спросил Прокоп.

— Да. Подвода с мясом.

Руки Дембы искали прикрытия за спинкою одного стула, но так как господин Прокоп неожиданно прервал свой обход комнаты, то им пришлось поспешно скользнуть опять под стол.

— А я совсем не знал, что у вас есть собака, господин Демба. Помню хорошо: когда вы у нас жили, то терпеть не могли собак.

Господин Прокоп лег на диван.

— Она ко мне пристала, — сказал Демба.

Пространство под столом оказалось прибежищем сомнительной ценности.

— А какая она была? — интересовался господин Прокоп.

— Маленький пинчер в коричневых пятнах. Разве вы не помните, я ее как-то приводил сюда? — объяснял Демба и силился отгородиться от господина Прокопа широкой спинкою стоявшего поблизости стула.

В самом деле, что-то припоминаю. — Господин Прокоп выпустил из своей трубки облако дыма в воздух. — Как бишь звали ее?

Кир, — сказал Демба, которому в этот миг пришла в голову только кличка его утреннего врага. Господин Прокоп вытряхивал в это время трубку, и нужно было быстро воспользоваться этим мгновением.

Кир? Правильно, — сказал Прокоп. — Забавное прозвище для собаки. Так она, стало быть, почила блаженным сном? Ну что ж, соболезную вам. Обезьянка, перестань же наконец реветь. Ступай в столовую, твой обед простыл. — Он зевнул. После еды его всегда клонило ко сну. — Вообще, разве тебе не нужно сегодня днем идти в контору?

Стеффи встала, расправила складки передника и украдкой взглянула на руки Дембы, которые как раз в этот миг собирались исчезнуть под накидкой, как лисицы в норе. Затем она ушла в другую комнату. Дверь была открыта, и в комнату проникал запах вареного мяса и топленого масла.

Тогда Демба встал и принялся рассматривать разные безделушки на комоде: гнома с белой патриархальной бородою, укрывшегося под мухомором, как под зонтиком, кошачье семейство из фарфора и арабский шатер с финиковой пальмою, произведение искусства, созданное отцом Стеффи из пробок. Старик Прокоп любил работы такого рода. Шкапик для катушек с нитками, весь построенный из старых спичечных коробок, тоже находился в этой комнате, а на стене висел портрет Франца-Иосифа, склеенный из бывших в употреблении почтовых марок.

— Обезьянка, принеси-ка мне мою кружку пива, я ее оставил на столе, — приказал господин Прокоп.

Стеффи принесла кружку. Он допил пиво и отложил в сторону трубку. Потом повернулся лицом к стене. Через несколько минут он уже спал.

Стеффи приблизилась тогда на цыпочках к Станиславу Дембе.

— Стани! Что нам делать теперь? Ради Бога, что нам теперь делать?

— Ловко я вывернулся, не правда ли? Это за сегодняшний день моя девяносто первая ложь, — сказал Демба.

Стеффи Прокоп опять начала всхлипывать.

Какое несчастье! Какое несчастье!

Да не плачь же ты! — сердито шепнул Демба. — Это ведь бессмысленно. Надо попробовать еще раз.

Ничего не выйдет. Я пилила изо всех сил, а цепочка какою была, такою и осталась. Ее не берет напильник, она из какой-то особенной стали. Что теперь делать, Стани?

— Да не плачь! Перестань плакать! Ты разбудишь отца.

Станислав Демба неловко попытался провести руками по волосам Стеффи, чтобы приласкать ее. Жалкий и в то же время комический вид производили эти обе руки, как две вьючные лошади, как два мула, впряженные в общее ярмо. Безмолвным докучливым спутником, упрямым, неотвязным провожатым казалась левая рука Станислава Дембы.

Демба опустил руки, Стеффи перестала плакать и сказала вдруг:

— Но ведь тут замочная скважина. Наручники можно отпереть.

— Разумеется.

У нас дома много таких ключиков. В передней на стене висит ящик, и в нем их десятка два-три. Должен же подойти хоть один из них. Нам надо их перепробовать.

Она принесла горсть ключиков и положила их бесшумно один за другим на подоконник. Попробовала вставить первый.

— Это ключ от футляра часов в нашей столовой. Не подходит. Слишком велик.

Взяла второй.

— Этот — от моего скрипичного футляра. Тоже велик. Он даже не входит в скважину. Погоди-ка, может быть, этот подойдет. Это ключ от шкатулки, где лежат мамины серьги и оба лотерейных билета. Нет, тоже не годится.

Она перебрала один за другим все ключи. Не подошел ни один. Нашелся ключик, который можно было повернуть в скважине, но замок все-таки не отпирался.

Она задумалась на мгновение, нерешительно опустила руку в карман передника и достала еще один ключик.

— Это ключ от моего дневника. Ты знаешь, на дневнике есть замочек. Мне кажется, этот, наверное, подойдет.

Брось, этот не годится тоже.

Нет, нет, дай проверить. Видишь… Нет! Тоже не подходит. Чересчур мал.

Она с мольбою о помощи взглянула на Дембу.

— Стани! Чересчур мал! Что делать?

— Нужно заказать ключ, — сказал Демба, — у слесаря. Мы сделаем слепок из воска… Где можно получить воск?

Воск у меня есть.

Каким образом?

— Я ведь рисую. Ты знаешь: цвета, птиц и орнаменты на шелковых лентах и бантах. Для этого нужен воск. Некоторые места, которые не должны приходить в соприкосновение с краскою, обливают воском. У меня есть еще большой кусок. Подожди, я его сейчас принесу.

Он вернулась в комнату с куском воска и сделала слепки с обоих замков.

— Отнеси их слесарю, — сказал Демба, — но будь осторожна и предварительно обдумай, что скажешь, чтобы у него не возникло подозрений.

— Нет, я не к слесарю пойду. У соседей в семье старший сын состоит учеником в большой мастерской. Он очень ловок. Нам он уже несколько раз исправлял замки. Теперь, в обеденное время, он, наверное, дома. Я скажу ему, что потеряла ключик от своего дневника. Сам дневник я не могу ему принести, скажу я ему, потому что там есть вещи, которые ему нельзя читать. Вот почему я сделала слепок, скажу я. Это его никак не может навести на подозрения… Так ты подожди меня, я сейчас туда сбегаю.

Возвратилась она только через пять минут. Но лицо у нее совсем раскраснелось от волнения и радости.

— Все сошло превосходно. Сначала он хотел непременно получить дневник, сказал, что без него нельзя обойтись. Он, знаешь ли, очень за мною ухаживает, и ему бы хотелось знать, нет ли в дневнике чего-нибудь про него. Вот почему он этого добивался. Но я его уговорила.

В восемь часов, когда он придет с работы, он отдаст мне ключ.

— Только в восемь часов?

— Да, в восемь. Раньше невозможно. До этого времени придется подождать. Но знаешь ли что? Сиди дома, запрись и никого к себе не пускай. А в восемь часов я приду к тебе с ключом. Ты должен сам открыть мне дверь, когда я позвоню. Увидит меня кто-нибудь?

— Нет.

— Ты будешь один? Ты ведь с кем-то вместе снимаешь комнату?

— С Микшем. Он по вечерам уходит на службу.

— Мне интересно, как выглядит твоя комната. Я еще никогда не бывала у тебя. Наверное, беспорядок страшный. Я у тебя приберу. Прежде, когда ты у нас жил, я у тебя частенько приводила в порядок письменный стол. Теперь иди домой и жди меня. Тебе нельзя ходить по улицам! Иначе ты выдашь себя. Обещай мне сидеть дома, Стани!

Но голова у Станислава Дембы занята была одной только мыслью: устранить соперника посредством денег. Это лишало его и ума, и осторожности.

— Это невозможно, — сказал он. — Домой мне теперь нельзя идти. Микш еще дома. Он уйдет только вечером. Да и дела у меня есть, я ведь говорил тебе. Я должен раздобыть деньги.