В погоне за рассветом - Дженнингс Гэри - Страница 79

— Gesu.

— Вот почему я решила, что ты начал ухаживать за мной именно с этой целью. Но, конечно, если ты не хочешь моего брата, то никак не можешь получить меня.

— Почему же нет? Мне показалось, что ты обрадовалась, узнав, что я хочу тебя, а не его.

— Да, это правда. Ты меня удивил, но я очень тебе благодарна. Весьма необычное предпочтение. Я бы сказала, причуда христианина. Но я девственница и должна ею остаться ради моего брата. Ты уже проехал много мусульманских земель и, конечно, все понимаешь. Именно поэтому девственные дочери и сестры содержатся семьями в строгом pardah и добродетель их ревниво оберегается. Только если девушка остается непорочной или женщина — честной вдовой, она может надеяться на выгодное замужество. По крайней мере, так принято здесь, в Кашане.

— Ну, вообще-то то же самое принято и у меня на родине… — пришлось признаться мне.

— Так вот, я постараюсь удачно выйти замуж, то есть буду искать достойного мужчину, который станет кормильцем и хорошим любовником для нас обоих, потому что, кроме Азиза, у меня больше нет родных.

— Подожди минутку, — перебил я ее возмущенно. — Целомудрие венецианской девушки тоже часто становится предметом торговли. Да, венецианцы сплошь и рядом продают своих дочерей и сестер. Но у нас выгодное замужество приносит родным девушки лишь богатство или положение в обществе. А ты, если я правильно понял, хочешь сказать, что здешние женщины смотрят сквозь пальцы на то, что один мужчина вожделеет другого, да еще и потворствуют этому? Ты сознательно станешь женой мужчины, если тебе придется делить его со своим братом?

— Разумеется, я не выйду за мужчину, если ему не понравится мой брат, — сказала она беззаботно. — Тебе должно польстить, что мы с Азизом оба выбрали тебя.

— Gesu.

— Видишь ли, сношения с Азизом ни к чему тебя не обязывают, потому что у мужчины нет девственной плевы. Но если ты пожелаешь нарушить мою, тебе придется жениться на мне и взять нас обоих.

— Gesu. — Я вскочил с дивана.

— Ты уходишь? Ты что, не хочешь меня? А как насчет Азиза? Ты не хочешь взять его хотя бы один разок?

— Боюсь, что нет. Спасибо тебе, Ситаре. — И я неуклюже двинулся к двери. — Не обижайся, просто я оказался несведущ в местных традициях.

— Азиз расстроится. Особенно если мне придется сказать ему, что ты захотел меня.

— Так не говори, — пробормотал я. — Просто объясни брату, что я оказался невежественным чужеземцем. — И с этими словами я вышел за дверь.

Глава 2

Между домом и конюшней был разбит маленький садик, в котором росли травы, используемые на кухне. Там-то я и встретил вдову Эсфирь. На ней был лишь один шлепанец, а второй женщина держала в руке, время от времени ударяя им по земле. Мне стало любопытно. Я подошел ближе и увидел, что она колотила по огромному черному скорпиону. После того как Эсфирь раздавила его, она двинулась дальше и приподняла камень. Еще один скорпион медленно выполз из-под него и она убила и его тоже.

— Единственный способ избавиться от этой напасти, — пояснила мне вдова. — Эти твари заползают сюда ночью, когда их невозможно разглядеть. Уж не знаю почему, но Кашан просто наводнен ими. Мой покойный муж Мордехай (прекрасный был человек), бывало, ворчал, что Господь совершил прискорбную ошибку, наслав на Египет простую саранчу, гораздо лучше было бы послать туда этих ядовитых скорпионов.

— Должно быть, ваш супруг был смелым человеком, мирза Эсфирь, раз он критиковал самого Господа Бога.

Вдова рассмеялась.

— Перечитай-ка свои Священные книги, молодой человек. Иудеи издавна порицали Бога и давали ему советы, еще со времен Авраама. Ты можешь прочесть в Книге Бытия, как Авраам сначала поспорил с Богом, а потом принялся пререкаться с ним, надеясь заключить более выгодную сделку. Мой Мордехай тоже не колеблясь критиковал Бога и его деяния.

Я сказал:

— У меня когда-то был друг — иудей по имени Мордехай.

— Иудей был твоим другом? — Эсфирь отнеслась к этому скептически, но я не мог понять, что именно вызвало у нее сомнения.

— Ну, — пояснил я, — вообще-то, когда я впервые встретился с ним, он был иудеем и называл себя Мордехаем. Но мне кажется, я продолжаю встречать его под другими именами и в иных обличьях. Однажды я даже видел его во сне.

И я рассказал ей обо всех многочисленных случайных встречах и о том, как меня неизменно предостерегали против кровожадной красоты, и о том, как предостережения эти всегда оказывались уместными. Вдова изумленно слушала мой рассказ, и глаза ее становились все больше, а когда я закончил, она сказала:

— Bar mazel, ах ты глупый язычник! И ты не слушался этих предостережений! Да ты хоть понимаешь, с кем все время встречаешься? Это, должно быть, один из Lamed-Vav. Тридцати Шести.

— Тридцати шести кого?

— Tzaddikim. Постой-ка, сейчас вспомню, как называют их христиане. Ага — святыми, праведниками. Это старинное иудейское верование. Говорят, что на Земле всегда существует ровно тридцать шесть настоящих праведников, не больше и не меньше. Никто не знает, кто они такие, да и сами они не осознают того, что являются tzaddikim, — видишь ли, осознание этого ослабит их безупречность. Но эти Тридцать Шесть постоянно странствуют по земле и делают добрые дела, причем вовсе не затем, чтобы заслужить награду или славу. Некоторые говорят, что tzaddikim бессмертны. Другие считают, что, если один tzaddikim умирает. Бог тут же избирает другого доброго человека, но тот не знает, что удостаивается такой чести. Еще кое-кто утверждает, что якобы существует лишь один tzaddikim, который может пребывать в тридцати шести местах одновременно, если захочет. Но все, кто верит в эту легенду, сходятся на том, что, если однажды Lamed-Vav вдруг прекратят делать добрые дела, настанет конец света. Должна, однако, сказать, что никогда не слышала, чтобы хоть один из них помогал язычнику.

Я возразил:

— Но тот, кого я встретил в Багдаде, возможно, даже не был иудеем. Он был всего лишь fardarbab — предсказателем будущего. Кстати, он больше напоминал араба.

Вдова пожала плечами.

— У арабов есть похожая легенда. Они называют праведников abdal. Abdal тоже не знают своей истинной сущности, она известна только Аллаху. Мусульмане ведь считают, что миром правит Аллах. Уж не знаю, позаимствовали ли арабы легенду о наших Lamed-Vav, или же и правда, как утверждают некоторые, мы с ними были одним целым в те далекие времена, когда Землю населяли потомки Ноя. Но кто бы ни был тот, кого ты повстречал, молодой человек, — abdal, который даровал покровительство неверному, или tzaddik, пришедший на помощь язычнику, — тебе оказана великая честь и впредь ты должен быть осмотрительным.

Я сказал:

— Интересно, почему они ни о чем другом со мной не говорили, только о кровожадной красоте? Я уже познал красоту и избежал кровожадности, причем не один раз. Так что едва ли я нуждаюсь в чьих-либо дальнейших советах относительно этого.

— Мне кажется, что это две стороны одной медали, — проговорила вдова, расправляясь с очередным скорпионом. — Если опасность заключена в красоте, нет ли также и красоты в опасности? А иначе почему же мужчина с такой охотой отправляется в путешествие?

— Вы имеете в виду меня? О, я путешествую только из любопытства, мирза Эсфирь.

— Только из любопытства! Послушайте его! Молодой человек, никогда не следует умалять страсть, которая называется любопытство. Но вот возможно ли отделить опасность от любопытства и красоты?

Я не смог усмотреть видимой связи между этими тремя вещами и призадумался: а может, моя собеседница слегка divane? Я знал, что пожилые люди порой отличаются странностями, и лишь укрепился в своих подозрениях, когда вдова вдруг ни с того ни с сего поинтересовалась:

— Хочешь, я поведаю тебе самые печальные слова, какие только слышала в своей жизни?

Похоже, это был чисто риторический вопрос, поскольку, не дожидаясь моего ответа, она продолжила: