В погоне за рассветом - Дженнингс Гэри - Страница 36

— Нет, — ответил Висконти, раздраженно фыркнув. — Потребуется переводчик. — Он пожал своими узкими плечами. — Отлично. Давайте удалимся в другую комнату, пока мне будут читать послание, нет нужды тратить время их высочеств.

После этого архидиакон с моим отцом удалились для беседы. А принц Эдуард и принцесса Элеонор, желая смягчить грубость манер Висконти, ненадолго задержались, чтобы продолжить разговор со мной и дядюшкой Маттео. Принцесса спросила меня:

— А вы читаете на фарси, молодой Марко?

— Нет, моя госпожа, ваше королевское высочество. В этом языке используется арабская система письма, напоминающая рыбок и червячков, я не могу понять его.

— Читаете вы на фарси или нет, — сказал принц, — но вам следует обязательно научиться говорить на нем, если вы направляетесь на Восток. Фарси — столь же распространенный по всей Азии торговый язык, как французский в Средиземноморье.

Принцесса спросила моего дядюшку:

— Куда вы отправитесь отсюда, монсеньор Поло?

— Если мы получим священников, как того просим, ваше королевское высочество, то должны доставить их ко двору великого хана Хубилая. Это означает, что нам придется каким-то образом миновать сарацинские земли.

— О, вы получите священников, — заверил его принц Эдуард. — А может, вам нужны монахини? Вот уж Тео будет рад избавиться от них всех, поскольку именно из-за монахинь постоянно пребывает в дурном расположении духа. Не обижайтесь, что он так с вами разговаривал. Сам Тео родом из Пьяченцы, поэтому вряд ли следует удивляться, что он недолюбливает жителей Венеции. Он человек уже старый, благочестивый и набожный, нетерпимый к любым проявлениям греха. Хотя, признаться, говорят, что и в молодости нрав у него был ничуть не лучше.

Я сказал дерзко:

— Надеюсь, что отец поставит на место Висконти, невзирая на его дурной нрав.

— А я надеюсь, что ваш отец мудрее вас, — возразила принцесса Элеонор. — Ходят слухи, что Теобальд станет следующим Папой.

— Да ну? — выпалил я в изумлении, совершенно забыв о правилах приличия. — Но он же сам сказал, что даже не принял духовный сан!

— Теобальду очень много лет, — сказала принцесса. — Но, кажется, именно это и является его основным достоинством. Конклав пока что ничего не решил. Как водится, возникло много группировок, и у каждой есть свой ставленник. Среди мирян растет недовольство, христиане нуждаются в Папе. А Висконти подходит всем — и простым людям, и кардиналам тоже. Если конклав и дальше будет пребывать в тупике, то, скорее всего, выберут Тео, именно потому что он стар. В конце концов в Риме появится Папа, хоть и ненадолго. В результате у представителей различных группировок будет достаточно времени, чтобы совершать закулисные действия и плести интриги, дабы в конце концов решить, чей кандидат наденет папскую тиару, когда Висконти скончается.

Принц Эдуард лукаво заметил:

— Боюсь, Тео умрет очень быстро: его хватит удар, когда он обнаружит, что Рим ничуть не благочестивее Льежа, Акры или Венеции.

Дядюшка улыбнулся, а его высочество продолжил:

— Да. Вот почему я думаю, что вы получите священников, которых так желаете. Висконти, возможно, и будет роптать для виду, но уж точно не опечалится при виде зрелища, как эти священники отправляются подальше из Акры и как можно дальше от него. Здесь пребывают члены всех монашеских орденов, разумеется, для поддержки наших воинов-крестоносцев. Однако многие из них слишком легкомысленно относятся к своим обязанностям. Помимо того, что они ухаживают за больными и смягчают их душевные страдания, они еще и предоставляют некоторые услуги, которые пугают праведных основателей этих орденов. Можете представить, как именно утешают страждущих кармелиты и клариссы, я уж не говорю о том, что это приносит им прибыль. А в это время монахи и священники богатеют, незаконно торгуя всякими пустячками — лекарствами и провизией, которые пожертвовали монастырям добросердечные христиане дома, в Европе. Да вдобавок тут все священники также торгуют индульгенциями и занимаются распространением абсурдных суеверий. Хотите посмотреть?

Он достал узкую полоску бумаги красного цвета и вручил ее дядюшке Маттео, который развернул бумагу и прочитал вслух:

— «Благослови, Господи, и освяти этот документ, дабы он мог разрушить деяния дьявола. Тот, кто носит с собой сей документ, записанный при помощи Святого Слова, освободится от посещений Сатаны».

— Существует целый рынок, занимающийся продажей этой пачкотни среди воинов, идущих на битву, — сухо сказал принц. — Причем покупают такие бумаги представители обеих враждующих сторон, поскольку Сатана является врагом как мусульман, так и христиан. Мало того, священники за отдельную плату — четыре английских пенса или один арабский динар — излечивают раны святой водой. Причем абсолютно все — хоть глубокий разрез мечом, хоть язвы от сифилиса. Последний, кстати, здесь встречается чаще.

— Радуйтесь, что вскоре покинете Акру, — вздохнула принцесса. — Дай бог, чтобы ваша миссия оказалась успешной.

Дядюшка Маттео поблагодарил принца и принцессу за аудиенцию, и мы ушли. Дядя сказал мне, что вернется обратно в хану, поскольку хочет побольше узнать о свойствах мази мамум. Я же отправился просто прогуляться по городу, в надежде услышать некоторые слова на фарси и запомнить их, как посоветовал принц Эдуард. Однако в тот день я выучил такие слова, которые принц вряд ли мог одобрить.

Я подружился с тремя местными мальчишками примерно моего возраста: их звали Ибрагим, Дауд и Насыр. И хотя французский они знали очень плохо, но мы все-таки ухитрялись общаться при помощи жестов и мимики — мальчишки между собой всегда договорятся. Мы вместе бродили по улицам, я указывал на тот или иной предмет и сообщал название, под которым знал его по-французски или на венецианском наречии, а затем спрашивал: «Фарси?» И они называли его на своем родном языке, иногда между ребятами возникали споры, о каком именно предмете идет речь. Таким образом я узнал, что торговец, купец или негоциант называются khaja, все молодые люди — ashbal («детеныши льва»), а все молодые девушки — zaharat («маленькие цветы»). Фисташки на фарси — fistuk, верблюд — shutur и так далее; все это могло пригодиться мне во время путешествия на Восток. Позже я выучил и некоторые другие слова.

Мы миновали лавку, где арабский khaja предлагал на продажу письменные принадлежности, включая тонкий и очень тонкий пергамент, а также бумагу различного качества, от ломкой индийской, сделанной из риса, и до изготовленной из льна хорасанской и дорогой мавританской, которая называлась пергаментной тканью, оттого что была одновременно мягкой и прочной. Я выбрал то, что мог себе позволить: не слишком роскошную, но прочную бумагу, — и заставил khaja нарезать ее на небольшие листы, которые мог бы носить, сложив в пачку. Также я купил несколько красных мелков, чтобы писать ими, если у меня не будет времени приготовить перо и чернила. Тогда я впервые начал записывать новые слова, которые узнал, в словарик. Позднее я стал также записывать названия мест, где я побывал, и имена людей, с которыми повстречался, а потом стал делать записи о событиях, которым был свидетелем. Впоследствии я частенько обращался к этим записям, когда писал книгу обо всех своих путешествиях и приключениях.

Время уже перевалило за полдень, я оказался на солнцепеке с непокрытой головой и начал потеть. Мальчишки заметили это и стали хихикать, показывая жестами, что мне жарко из-за моего смешного наряда. Но особенно их развеселило то, что мои длинные ноги были открыты посторонним взорам, а мои венецианские чулки слишком тесно их облегали. Я также не преминул заметить своим новым знакомым, что нахожу столь же неудобными их мешковатые и длинные одеяния, и высказал предположение, что в них в жару ходить еще хуже, нежели в моей одежде. После этого мальчишки принялись мне доказывать, что их одежда самая подходящая для такого климата. В конце концов, чтобы проверить наши доводы на практике, мы отправились в уединенный узкий cul de sac[104], где мы с Даудом и поменялись одеждой.