Мой дом на колёсах (сборник) - Дурова Наталья Юрьевна - Страница 11

Я мечтаю перевоспитать проказницу мартышку Чичи и думаю: «Почему бы сейчас мартышке не заняться уроком труда – полезным притом да и важным». Её я опекаю куда больше, чем других учеников. Одеваю так, что нигде не встретишь уморительней портрета нашей обезьянки. А она этого не ценит и точно специально старается быть неопрятной, доставляя мне огорчения.

«Урок труда! Именно так я и поступлю. Вот костюмчик и утюг. Приятное с полезным, развлечение и труд», – решила я, улыбнулась и сказала:

– Чичи! Ведь ты можешь стать прекрасной ученицей, да нужно для этого совсем немножечко: просто стать серьёзной, аккуратной. Посмотри, Кара перед занятиями приводит в порядок свой костюм – клювом укладывает пёрышко к пёрышку. А Дымка-то как следит за своей шёрсткой! Язычком приглаживает, лапкой расчёсывает. Заметь, ведь никто из них не имеет таких красивых настоящих кукольных костюмчиков, как у тебя, а ещё проворных обезьяньих ручек, как твои, Чичи! Сегодня мы проведём урок труда. Ответственной дежурной будешь ты. Друзья-одноклассники тебе помогут. Садись поближе к звонку. Урок начинается! Сегодня мы поможем привести в порядок Чичин туалет для выступления, а в следующий раз, я надеюсь, она справится сама.

Я прикрыла за собой дверь и стала наблюдать сквозь щёлочку за учениками.

Чичи, почувствовав себя полновластной хозяйкой, села за мой письменный стол, произнесла серьёзную, понятную только ей речь. Дымка прислушалась, а Дадон, растерявшись, бросился за ней. Невнимательный, он, как всегда, ничего не понял и остался ротозеем. Но Дымка, спрыгнув с дивана, тотчас образумила его. «Дежурит Чичи – она и покажет, чем мы будем заниматься на уроке труда», – ясно говорил её вид. Чичи же так и распирало от важности, от того, что сегодня она – самая главная и что наконец-то она докажет: мартышкин труд тоже бывает полезен.

Итак, есть утюг. Все тотчас повернули головы к утюгу. Утюг-то утюг, а пользоваться им как?

Кара закаркал и произнёс слово, которое хорошо знал: «Инструкция!»

Сейчас, сейчас! Чичи переставила утюг на диван и вспомнила, как утром она жевала бумажку и, чтобы избежать наказания от меня, бросила эту бумажку в корзину с мусором. На бумажке было слово, которое произнёс грач.

Скорее, скорее! Инструкция там!

Обезьяна побежала к мусорной корзине, заглянула внутрь, но бумаг было так много, а читать она не умела. Чичи пожевала остатки инструкции и решила сравнить каждую бумажку из корзины на вкус.

Инструкция лежит в коробке, а не в мусорной корзине!

Кара включил лампу, но, увы, как он ни листал книжечку, ничего не мог понять, ведь инструкция была написана человеческим языком. А грач всего-то знал несколько слов, из которых было ясно только одно: «инструкция».

И снова все окружили утюг. Чичи расправила джемперок, а мудрая Дымка, набрав воды из тазика, попыталась сделать то, что делала я, проглаживая Чичино бельё и пелёнки: целым фонтаном брызг обдала утюг и джемперок. Утюг зашипел, и тотчас Дымка, Дадон и Чичи бросились врассыпную.

«Кар, кар, кар! Глупые!» – возмутился Кара и стал клювом передвигать утюг. Передвинет – посмотрит. И ещё раз. Джемперок становился всё краше, а Чичи задумчивее.

Ей так хотелось отличиться! Увы, шипящий утюг и отлично выглаженный грачом джемперок доказывали, что она не справилась с утюгом – с уроком труда. И всё же я похвалила обезьянку, ведь, почувствовав доверие и ответственность, она впервые забыла о проказах, и, понимая это, я первый раз оставила учеников одних, спокойно покинув школу.

Урок труда – урок жизни, где воспитывается характер, и не важно, кто это – человек или мартышка Чичи.

Ежонок Тимка и мышонок Невидимка

Гроза началась утром. Светлое небо сразу стало вечерним. Молния запрыгала по чёрным тучам, разрезая их на мгновение и разливая по ним огненные ручьи. Гром бил деревья по макушкам. Те скрипели, трещали, накренялись, но силы свои знали. Там, где прочный ствол, и гроза не страшна, зато листья испуганно трепетали, совершая от страха бег на одном и том же месте. А ветер беспощадно полоскал их зелень в косых струях ливня.

На всех действовала гроза, даже в комнате вещи и те стали угрюмее, темнее. Только стенные часы отбивали своё время: тик-так… Они-то знали, что гроза – это явление временное. Тик-так…

Я жду, когда окончится гроза, и смотрю на темнеющий в углу клубок ниток. Едва заслышится раскат грома, как клубок вдруг начинает ершиться, становиться больше, и, если подойти ближе, можно заметить, как он часто и взволнованно дышит. Конечно, только издали можно принять колючий шарик с хвостом за клубок ниток. На самом деле передо мной два друга – Тимка и Невидимка. Тимка – ёж, Невидимка – мышонок.

Вы удивляетесь? Вы правы! Они – исконные враги. Но чего не случается в грозу! Вот послушайте.

Однажды я приехала в пионерский лагерь. Началась гроза. Сильная, с бурей. Пошумела, пошумела и вскоре прошла. Мы с ребятами в лес отправились. И тут увидели большое дерево. Сломанное буреломом, оно упало наземь, подмяло под себя маленькие деревца. А самой верхушкой, где ветки тоненькие, – кажется, дунь, и они зашелестят, – дерево убило ежиху. Так она и лежала, распластавшись и выпустив все свои иголки. Рядом маленький ежонок толкался мордочкой в её бок и, наколовшись, отскакивал в сторону.

Ребята подняли его и сказали:

– Возьмите, у вас ведь много животных. Он вырастет, артистом будет. Возьмите, пожалуйста!

Я развела руками, но ежонка взяла и решила: артистом, может, ёжик не станет, а меня выручит. В старом буфете живёт мышь, а я, хоть и дружу с животными, мышей боюсь и терпеть не могу мышеловок. Поэтому когда я прохожу мимо буфета, сердце моё всегда там, где, во всяком случае, должны быть пятки. Вот я и решила: ёжик подрастёт и поймает эту мышь.

Только мы приехали домой, а мне говорят:

– Теперь мимо буфета можешь проходить спокойно. У нас гроза была сильная, мышь испугалась грозы, выскочила из буфета – и угодила собакам в лапы!

– Что теперь делать? Живи, ёжик, безработным, – сказала я.

Так и стал жить ёж у нас дома. Днём прятался подальше от собак, ночью наперегонки с часами отбивал топаньем время. И, проснувшись, я иногда путала: часы ли твердят своё «тик-так», или ёжик бегает по комнате, где вместо мягкой травы паркетный пол, поэтому и раздаётся гулко его «топ-топ-топ».

Прошло два дня. На третий день утром я хотела покормить ёжика, но от неожиданности застыла на месте. По комнате к блюдечку с молоком топал маленький ёж, а за ним, с напёрсток величиной, – едва опушившийся мышонок. Он, видимо, сидел два дня в буфете, ждал маму, но её всё не было. Тогда мышонок вылез и растерялся. Он увидел ежонка. Но глупый мышонок принял его за маму. Новая мама была почти такая же, только у неё не было хвоста и она так кололась, что мышонку нельзя было согреться возле её бока. Однако мышонок был упрям и не отставал ни на шаг от ежонка.

Все мои четвероногие друзья были озабочены новыми соседями. Особенно собаки возмутились неожиданными жильцами и, задрав хвост, бросились на малышей. Через минуту собаки, воя, забрались под тахту, а на полу остался игольчатый шарик.

Но где же мышонок? Я обыскала все углы квартиры и не нашла. К вечеру друзья опять бороздили комнату. И я заметила, что, как только кому-нибудь из них грозила опасность, на полу оставался один колючий шарик – ёж Тимка. Мышонок же исчезал. Поэтому и пришлось исчезавшего непонятно куда мышонка назвать Невидимкой.

Вскоре друзья подросли. И мне стало ясно, где прячется Невидимка. Стоило собакам приблизиться к ним, как Тимка сворачивался в клубок, а из него торчал Невидимкин хвост.

Как-то пришла ко мне моя подруга и, узнав, что у меня есть ёж, сказала: