Найденыш - Кулаков Олег - Страница 43

Я себя почувствовал неуютно: старика вон как корежит. А с чего бы? С чего он взял, что я над ним насмехаться буду? Но чтобы успокоить старика, я пообещал:

— Не буду я смеяться, высокородный. Клянусь острогой Старца!

— Ты не клянись. Не надо, — выдавил он, а пальцы так и барабанят по креслу.

— Ну, значит, просто не буду… — Удивлен я был без меры.

Старик еще раз тяжко вздохнул и вроде как начал свой серьезный разговор.

— Даль, ты гостишь у меня уже вторую неделю с малым. Вот… Я, как ты только объявился, стал к тебе присматриваться. О жизни твоей я знаю — уж не обессудь, а Зимородок мне о ней поведал…

— А чего там? — Пожал я плечами, — Найденыш я.

— Знаю, знаю, — заторопился он. — Не перебивай меня, прошу. — Он замолчал, шевеля губами.

Я сижу ни жив, ни мертв, удрать хочется, смерть как. Старик покивал чему-то и сказал:

— Ты, наверное, уже знаешь, что я один здесь век доживаю. — Старик еще раз вздохнул. — У тебя тоже никого нет. Ты мне приглянулся, Даль, приглянулся так… Я хотел бы тебя усыновить.

Боги!!! Что он говорит?

— Да, ты не ослышался, мальчик, — продолжал старик, вздохнув снова, но уже с облегчением, будто гору перевалил. — Не захочешь ли ты стать мне сыном?

Я молчал, не в силах слова молвить, а старик скороговоркой говорил, словно боялся, что я ему что-нибудь поперек ляпну:

— Ты станешь высокородным. И это все, — он обвел руками библиотеку, — станет твоим…

Но я молчал уже не от того, что онемел от изумления. Со мной было неладно: хворь неведомая ударила меня не ночью, как прежде, а далеко до заката. Мне показалось, что тело мое остекленело, я слышал голос старика издалека, словно мне мешок на голову одели, плотный такой мешок. Я одновременно был и сидящим в кресле в библиотеке, но под ногами моими разверзлась невидимая, но ясно ощутимая пропасть. Все внутри у меня заходило ходуном, а я изо всех сил сопротивлялся, чтобы не рухнуть в открывшуюся бездну. В хребет будто лом всадили, и я на нем — как на колу. Больно…

Сквозь застилающий взгляд туман я увидел, что старик заприметил неладное со мной. Он поднялся с кресла, наклонился ко мне и спросил:

— Даль, мальчик, что с тобой?

Я не мог ему ответить, а он, не дождавшись отклика, вызвал слугу и послал его за магом. Слуга понесся, как угорелый. Зимородка во дворце не было: у него в Тебай дружок есть из гусляров, так он к нему сходить на часок решил. В библиотеке появился Светлогор, взъерошенный и будто спросонок. Старик указал ему на меня. Рука у старика тряслась. Маг взялся за дело ретиво. Он встал напротив моего кресла, руки ко мне протянул, и на кончиках пальцев у него засветилось изумрудной зеленью. Лом проперся мне в хребет до самого затылка. Я застонал. Светлогора просто отшвырнуло прочь от меня. Он спиной влетел в полку с книгами, обрушив их на себя. Маг застыл на полу недвижим, а книги падали и падали, похоронив его под собой.

Высокородный Ставр нащупал за собой кресло и сел в него, не спуская с меня взгляда. Понял, видать, что ничем помочь не может, и стал ждать, чем дело кончится. Гора упавших книг зашевелилась, из-под книг выбрался светлый маг. Цепляясь руками за опустевшие книжные полки, Светлогор встал на ноги. Его шатало. Долго ли, коротко ли тянулась напасть, но отпустило меня, как и прежде отпускало. Но кое-что было внове. Усталости не было, была пустота внутри, и знал я, что отмерло во мне что-то навек, и недолго мне осталось. Совсем недолго.

Я пошевелился в кресле. Старик, увидев это, подскочил ко мне.

— Что с тобой, Даль? — спросил он, а сам в глаза заглядывает.

«Что ему сказать?» подумал я, — «А, пусть его… Скажу, как есть».

Я окинул взглядом библиотечные стены, заложенные книгами в разноцветных переплетах, взглянул на расписной потолок, где по весеннему полю бежал конь-огневик, и улыбнулся.

— Умираю я, высокородный, — ответил я старику.

3

Со смертью сталкиваться мне было не впервой. Я видел мертвых. Разных. Изрубленных в крошево, напоротых на копья, утыканных стрелами так, что живого места не видать. Я видел обугленные трупы и вывалившиеся кишки — все это было. Дважды я умирал сам, но не умер. Зачем же Изделие Исполинов спасло меня на галере темных магов? Чтобы убить потом. Мне не было бы страшно умирать в море, в бою. Но вот так… Куда улетит моя душа, клейменная Изделием? Пустят ли ее в подводные сады Морского Старца, где сейчас пируют Ожерелье, кормчий и палубный? А если не пустят, то примут ли ее души Исполинов к себе? А может я стану демоном? И будут меня вызывать маги… А, может, так оно и лучше? У меня все равно никого нет — никому и всплакнуть не придется. Одно жаль — не поплавать мне больше по морю. А ведь потряс бы купцов. Сын Моря и Маг — ни одна холера бы со мной не сладила. Только б надоело мне это вскорости. Это я понял. Как понял и то, что жизни мне спокойной не видать, пока Изделие Исполинов у магов. Светлые-то маги меня оставят в покое, а вот темные — ни за что. Даже если светлые маги запрячут Изделия за тридевять земель, за кудыкину гору. Была у меня надежда: решил сам отдать Изделие Баюнам. К Баюнам маги не суются. Никакие. Да лопнула моя надежда: не откликнулось мне Изделие. Будто и не будил я его никогда. А без него мне не то что с Зимородком, со Светлогором не справиться. Оставалось одно — бежать подальше от Изделия. Может, оно и отпустит меня. Или же все сложится само собой. Кому смерть уготована богами, от нее не уйдет: как ни бегай, за что ни цепляйся — все одно не минует.

Я даже не успел уйти из дворца, как задумал: решил стянуть лодку, выйти в море и плыть, плыть, пока в общем… или жив буду, или нет. У магов все делается быстро. Светлогор, видать, сразу же кликнул Зимородка, а тот появился, как из-под земли вырос.

— Почему ты молчал? — спросил маг.

Я отвернулся и стал смотреть в окно на снующую по двору челядь высокородного.

— Почему ты молчал? — повторил он.

— Помирать мне или жить — это мое дело, — ответил я.

— Ох, Даль… — сказал Зимородок.

— Поздно охать, — огрызнулся я. — Когда Изделие Баюнам отдадите?

Зимородок смешался, видать, не ожидал от меня такого вопроса.

— Так, — протянул он. — Что-то ты, брат, не о том печешься…

— Мое дело, — гнул я свое. — Отдадите или нет?

Зимородок сощурил на меня глаза и усмехнулся.

— Ладно, магов ты ненавидишь — это я знаю, — сказал он. — Об этом потом, на досуге. А сейчас…

— Отдадите или нет? — повторил я упрямо.

Маг оборвал себя и опять посмотрел на меня с прищуром.

— Круг решил не отдавать Изделие Баюнам. Ну что? Узнал, что хотел? — Маг ткнул в пол указательным пальцем. — Встань сюда.

— Лечить меня собрался? — поинтересовался я, не двинувшись с места. — Хочешь, как Светлогор, хвататься за бока и кряхтеть? — И я повернулся спиной к магу, стал снова смотреть во двор. — Не надо. Уходи.

И осекся. Я уже не стоял возле окна, а был в другом углу комнаты; меня и Зимородка разделяла кровать, вдруг вставшая между нами. А Зимородок сидел задницей на полу и глядел на меня широко распахнутыми глазами, и морда у него была такая, будто он пляшущий с бочкой вина скелет своего прадедушки увидел. Я разозлился. Вот, хрен, что тут делается-то?

— Кто ты? — спросил маг сиплым шепотом, а сам снизу вверх смотрит так, словно не я перед ним стою. Я встревожился не на шутку.

— Ты чего? — спросил я.

Зимородок вмиг переменился, он обмяк лицом и отер лоб.

— Даль? — позвал он, как будто не веря.

— А то кто же? — Мне стало не по себе. Вот те раз — я уже сам себя не помню. — Что стряслось-то?

— Погоди, — оборвал меня маг. — Ты стоял у окна. Как к кровати прошел, помнишь?

— Нет.

— Так… — протянул он и задумался.

Я опустился на пол и уткнулся в покрывало на кровати лицам. Вот оно и случилось… Доканывает меня Изделие: я — уже не я. Не успел…

— Пойдем, — произнес надо мной голос Зимородка.

Куда он меня тащит, устало подумал я и сказал: