Найденыш - Кулаков Олег - Страница 19

Очнулся я на коленях, зажимая глаз ладонями и уткнувшись теменем в мох. Боль в глазу пропала. Я поморгал для проверки, вроде как все в порядке, и посмотрел на своего врага. Ворожей валялся поодаль, его босые пятки судорожно скребли землю. Первым моим порывом было бежать, пока не поздно, но я не мог пошевелиться. Ворожей дернулся еще пару раз и затих. И вдруг я понял, что затих он надолго. Навсегда. Мне стало страшно и холодно, дрожь затрясла меня до стука зубовного. Я клацал зубьями, а сам непослушной рукой тянулся за спину к ножу. На всякий случай. Дрожащие пальцы нащупали пустые ножны. Нож-то где? Где?! Потерял?!

Что-то смутно бродило в черепе, уверяя, что нож не потерян. Я осторожно встал на подгибающиеся ноги и сразу увидел свой нож. Оказывается, за это время успела взойти луна. Темная рукоятка торчала из левой глазницы ворожея. У моего ножа есть маленькая гарда, как у меча, а на конце рукояти вырезана оскалившаяся морда льва. По ней я и узнал свой нож, гарды я не увидел: она ушла глубоко в глазницу. Ворожей стал покойником. Лезвие у ножа — ой-ой-ой — в полторы ладони кормчего: метать его всегда было удовольствием.

Дрожь и страх проходили, уступая месту новому чувству. Покойника я не боялся, тоже мне невидаль — покойник. Это ж выходит — я его уложил, так что ли? Я пытался собрать мысли в кучу и размышлять более ясно, но у меня только закружилась голова. Я закрыл глаза и подождал, пока мельтешение пройдет. Меня пробило на шумный, судорожный вздох, и после него сразу полегчало, а в мозгу засвербило: надо бежать, предупредить Ожерелье и Зимородка. И тишина, окружавшая меня, в одночасье распахнулась, будто кто мне пробки из ушей вынул. Лес закряхтел, загукал, где-то поблизости защелкала какая-то ночная тварь. Ее щелчки окончательно привели меня в чувство.

Пошатываясь, я направился к ворожею, которого спровадил в тартарары. Мне совсем не хотелось, чтобы он прихватил с собой заодно и мой нож. Я приблизился к мертвецу. Да, личико я ему подпортил. Ладно, ему уже все равно, а в преисподней и не таких принимают. Я уцепился пальцами за морду льва на рукоятке ножа и потянул. Лезвие засело крепко, голова покойника приподнялась. Я не ожидал подобного и разжал хватку, голова тюкнулась о землю и застыла. Я разозлился. Еще чего не хватало — без ножа уходить! Крови из раны вытекло совсем немного: маленькое пятнышко потемневшего мха возле левого уха да черная струйка, сбегающая по виску. Моя тень легла на осунувшееся лицо трупа. От неожиданности я отшатнулся, а потом сообразил, в чем дело. Демоны, луна-то на небо вскарабкалась! Вон и тени от деревьев вокруг залегли, и горицветы побледнели. Говорят, маги умеют оживлять мертвецов, распалял я себя, но тут же постарался урезонить не в меру разыгравшиеся страхи. Мертвецов, может быть, и могут, а себя вряд ли. Я ухватил рукоятку покрепче, поставил пятку на лоб покойнику — меня аж передернуло, нет, не от страха, просто я его так ненавидел — и силой дернул за нож. Лезвие вышло с противным хлюпаньем, с него на мою босую ступню упала тяжелая темная капля. Я отдернул ногу. Лезвие ножа из-за налипшей крови казалось черным, я вытер его о линялую рубаху ворожея, все равно на гарде осталось много крови, и надо будет тщательно почистить нож. А ноги уже тянули меня прочь от трупа. Карта, вспомнил я, надо взять карту. Ежели он ее стянул, это будет лишним доказательством. И нам она тоже пригодится: хорошие карты — редкость и ценятся соответственно. Свернутый в трубку лист валялся рядышком с залитой лунным сиянием скрюченной кистью ворожея. Я обошел мертвеца, подхватил карту с мха и, держа ее в одной руке, а нож в другой, бросился бежать к берегу.

8

Пока я мчался сквозь лес, почти не разбирая дороги, меня снова начало трясти. Я боялся. Я вспомнил, что сказал темный маг напоследок. Сказал, что они уже близко. Может быть, я уже опоздал, колотилась в башке затравленная мысль. Я несся как угорелый, несколько раз со всего маха чуть не налетел на дерево. Если бы не луна, которая светила ярко, я бы точно где-нибудь шею свернул. Лишь когда я увидел лежащую на боку лодью в зареве пылающих костров и темные точки людей рядом с нею, камень свалился с моей души, не весь, но облегчение я почувствовал. По песку я бежал чуть ли не на четвереньках, а обогнув корму лодьи и в очередной раз возблагодарив богов за то, что они навели меня на мысль последить за купцом и вывели на ворожея, с ходу налетел на Три Ножа, при этом ударив его головой в живот.

Три Ножа разъяренно зашипел от удара и ухватил меня за ворот.

— А, вот ты где? — рявкнул он и тряхнул меня. — Где тебя носит? — Баллистер добавил парочку выражений, которыми баловался Руду. — Ожерелье тебя обыскался, собирается фризругам юшку пустить. Ты… — Глаза его округлились, и пыла в голосе заметно поубавилось. — Эй, малыш, что случилось?

Я дышал, как загнанный конь перед кончиной, разевал рот и со всхлипыванием втягивал воздух в легкие, не в силах что-нибудь произнести. Три Ножа свел брови к переносице. Размышлял он недолго.

— Ну-ка, пошли, — сказал он и дернул меня за руку.

Ноги мои, дрожавшие мелкой дрожью, подогнулись, и я стал валиться на песок. Три Ножа озадаченно крякнул. Он не дал мне упасть, подхватил меня, как куль, под мышку и потащил. Я висел на руке баллистера и старался отдышаться перед разговором с Ожерельем.

Капитан раскрыл рот при виде нас двоих. Они с палубным о чем-то горячо спорили, сидя у костра. Разгрузка лодьи, видать, была закончена, и те из наших, что были на берегу, развалились на песке вокруг огня кто где, задрав кверху ноги. Я завозился, пытаясь увидеть фризругов. Увидел. Они разбили бивак возле другого кострища, не смешиваясь с нами.

— Не елозь, — буркнул Три Ножа сквозь пыхтение. Он свалил меня у сапог Ожерелья и встал надо мной, отдуваясь. — Тяжел ты, брат, стал…

Я почувствовал, что дар речи потихоньку возвращается ко мне.

— Зимородок… — просипел я, — где?

На лице Ожерелья было написано намерение дать мне хорошую выволочку, но упоминание мага направило ход его мыслей в другую сторону. Он помрачнел и пожал плечами.

— Ты-то сам где шатаешься? — зарычал он.

Горло мое саднило, сухой язык прилип к нёбу, но я все забыл, помнил только главное.

— Беда, — с хрипом выплюнул я.

Ожерелье насторожился, взгляд его стал жестким. Три Ножа с палубным напряглись в ожидании дурной вести.

— С Зимородком случилось что? — спросил Ожерелье.

Я помотал головой, отрицая, и облизнул шершавым языком запекшиеся губы. Ожерелье это заметил.

— Воды! — крикнул он за спину. — Воды с вином.

Мне сунули в руки кружку, она очень быстро опустела. Братва, привлеченная шумом, собралась в кружок вокруг нас. Я заметил новые лица: хмурил белесые брови Братец, из-за него выглядывали Нож и другие, которых раньше тут не было, — видать, Ожерелье решил, что нас на берегу маловато в отличие от фризругов.

— Ну? — спросил капитан.

Я сообщил:

— Маг с фризружской лодьи заложил нас темным магам. Надо Зимородку сказать.

Лицо Ожерелья напряглось и заострилось, на виске забилась жилка, шевеля шрам.

— Ты не спятил, парень? — тихо переспросил он.

— Я прикончил его в лесу, — сказал я.

— Что?! — Ожерелье всем телом подался вперед, ко мне.

Вокруг зашумели.

— Тихо! — рявкнул палубный.

Вместо ответа я протянул капитану карту и нож. Ожерелье сначала взял нож и повертел его перед глазами. Ну да, я ж его так в песке извалял… Капитан передал нож баллистеру, а сам потянулся за картой. Развернул лист и присвистнул. Три Ножа поднес мой нож к носу и стал сосредоточенно его обнюхивать.

— Э-э, Ожерелье, а на ноже свежая кровь, — протянул он и сунулся мизинцем в гарду, после чего вытянул палец к свету. На нем красовалась темная густая капля.

Капитан поднял голову от карты и воззрился на мизинец Три Ножа, затем свернул лист и хлопнул им по колену.

— Рассказывай, — велел он. — И покороче. Самое главное.