Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры - Мартова Нелли - Страница 6

Сейчас еще не поздно сказать: я не справилась, я не сумею. Тогда больше не придется возвращаться в серый офис, ловить волну презрения, слушать бессмысленные разговоры. Только у отца сразу найдется один аргумент, который перевешивает все на свете. Значит, нужно во что бы то ни стало убедить его: новая работа ей нравится.

– Все хорошо, – Софья выдавила улыбку. – Много работы было, пришлось задержаться.

– Что поделаешь, серьезная работа всегда много времени отнимает. Ну уж небось поинтереснее, чем коробки-то заворачивать?

– Куда уж интереснее, – вздохнула Софья, опустила голову, не в силах сдержать саркастическую улыбку, и засунула ноги в тапочки.

– У нас сегодня праздничный ужин, – сообщила мама. – Важные события в жизни семьи надо обязательно отмечать особенным ужином.

Мама уже пять лет писала книгу о правилах семейной жизни и цитировала ее при каждом удобном и неудобном случае. «Библия идеальной жены» – так она сама называла свое произведение, а Софья про себя звала его «Энциклопедия домашней рабыни». Она б еще продолжение написала, про воспитание детей: «Тысяча способов свести с ума родную дочь».

У Софьи совсем не было аппетита, но она покорно поплелась на кухню. Ей не терпелось забраться к себе в мансарду. Просторная квартира на верхнем этаже элитного дома с первого дня переезда не вызывала у нее ничего, кроме отвращения. Вряд ли на свете найдутся другие люди, способные годами поддерживать интерьер в точно таком же виде, как его задумал дизайнер. Не дом, а мертвая картинка из глянцевого журнала: у каждой табуретки и вазочки свое место, новую картинку на стене труднее себе представить, чем дверь на потолке. В каком еще жилище увидишь девственно-чистую дверцу холодильника, без единого магнитика? Во всем доме, кроме своей мансарды, Софья чувствовала себя как в музее: смотреть можно, но руками лучше не трогать.

– Соня, ты куда? У нас же праздничный ужин, я накрыла в гостиной, – окликнула ее мать.

– Мам, ну сколько раз я тебя просила, пожалуйста, не называй меня Соней! Ты же знаешь, я терпеть этого не могу.

– Ну ладно, ладно. Иди за стол, мы с отцом уже проголодались.

Софья уселась за стол и в очередной раз поклялась себе, что, когда будет жить отдельно, в ее доме не будет ни одной накрахмаленной кружевной салфетки, ни одной хрустальной вазочки, ни одного графина, никаких фруктовниц и салфетниц. И уж конечно, ни одного буфета, чтобы там все это расставить, как на выставке достижений кухонно-столового хозяйства.

Официальная церемония праздничного ужина началась, как полагается, торжественно и неспешно. Папа произнес тост «за деловые успехи Софьи Павловны» и разлил по бокалам вино, мама разложила по тарелкам салат с ананасами, а Софье то и дело мерещился лакей за спиной. Она вяло перебирала салат вилкой.

– У тебя красные глаза, ты хорошо себя чувствуешь? – спросила мама.

– Устала с непривычки.

– Ну что ты опять ковыряешься в еде! Разве ты сможешь нормально работать, если совсем ничего не ешь. Посмотри на себя, такую тощую селедку никто замуж не возьмет! – Отец ткнул в ее сторону вилкой, и Софья болезненно вздрогнула, словно вилка и вправду воткнулась ей под ребро.

Мама закусила губу и протянула Софье тарелку с ветчиной. Отец посмотрел выразительно, и Софья послушно подцепила вилкой самый маленький кусочек, засунула в рот и принялась старательно жевать. Она терпеть не могла мясо, но сейчас съела бы и сырую свинину, только бы он не узнал, как на самом деле обстоят дела на новой работе. Лишь бы не сорваться, главное, не начинать с ним спорить. Она проглотила ветчину, но в горле застрял комок.

– Все врачи говорят, животный белок необходим организму, особенно такому молодому, как твой, – поучительно произнес отец. – Для мозгов полезно.

Софья с тоской посмотрела на своего единственного союзника – фарфорового негритенка. Обладатель жемчужных бус, пухлых ярко-красных губ и зеленой набедренной повязки, негритенок занимал добрую половину журнального столика, махал всем кривой ручкой и кокетливо отводил ножку в неизвестном танце. Это произведение китайского искусства подарили отцу на работе по случаю юбилея. Мама категорически не желала видеть в доме «эту жуткую безвкусицу», но отец настоял: «А вдруг кто-то из коллег заглянет в гости, неудобно ведь?» Негритенок единственный вносил в гостиную живую нотку, из-за него родители тоже частенько ругались, и потому Софья чувствовала его почти что своим другом.

Отец сложил вилку с ножом на тарелке, мама поспешно подхватила ее и понесла на кухню. Он откинулся на спинку стула, вытер уголки рта салфеткой, довольно улыбнулся и спросил:

– Ну, как прошел первый рабочий день? Расскажи поподробнее, как тебе сотрудники, что было интересного?

– Папа, извини, я сегодня очень устала, пойду к себе.

– Мне не нравится, как ты выглядишь.

Софья выпрямила спину и потянулась к тарелке с ветчиной:

– Я, пожалуй, возьму еще кусочек, такая вкуснятина.

– Что-нибудь не так? – настаивал отец. – Ты справляешься с работой? Проблем нет?

– Все в порядке. Просто устала.

Отец вдруг стукнул кулаком по столу, да так, что тарелки подпрыгнули, Софья привычно вжалась в стул, по коже побежали мурашки.

– Главное, с первого дня правильно расставить все точки над «и»! Чтоб каждый знал свое место. Соблюдай дистанцию, требуй, чтобы тебя звали только по имени и отчеству, и коллеги, и подчиненные. Тебе дали отдельный кабинет?

Софья поковыряла вилкой в салате, потом промямлила:

– У них там нет отдельных кабинетов, – и тут же громко добавила: – Но меня посадили за самый лучший стол, откуда я всех могу видеть.

– И все-таки у тебя несчастный вид. В пятницу позвоню вашему директору, узнаю, как ты там справляешься.

Софья поперхнулась, закашлялась так, что из глаз выступили слезы.

– Вечно торопишься за едой, – проворчал отец.

Она вдруг подумала, что отец и офис – одинаковые по ощущениям. Принадлежат друг другу, как две стороны одной монеты. Что с решки, что с орла, а все одно и то же – холодный на ощупь металл.

– Бери горячее. – Мама пристраивала на столе блюдо с курицей и картошкой.

– Нет, спасибо, ма. Я уже наелась. Попью чаю у себя, наверху.

– Не понимаю, как ты можешь жить посреди этого склада барахла… – донеслось вслед, когда она уже поднималась наверх.

Если всю остальную квартиру Софья от души ненавидела, то свою мансарду с такой же силой любила. То, что для отца было «помойкой, складом барахла и старого хлама», а для матери – «настоящим свинарником», для Софьи превращалось в уютную нору, куда она могла провалиться, как Алиса в Страну чудес. Иногда ей казалось, что это совсем отдельное, независимое жилище, дом в доме, куда никто, кроме нее, не имеет права зайти. И в самом деле, родители заглядывали наверх редко, уж слишком не нравилась им обстановка в комнате.

Одна стена мансарды представляла собой огромное окно, от пола и до потолка, в нижней части огражденное кованой решеткой. Из окна всегда чуточку дуло, и поэтому в комнате чувствовалась атмосфера города, который открывался отсюда как на ладони. Еще одну стену сверху донизу занимал стеллаж. На нижних полках расположились старые пластинки, которые отец собирался продать коллекционерам, но Софья с трудом отвоевала. Слушать их было не на чем, но она любила перебирать пыльные обложки, вдыхать запах старых вечеринок и чужих первых поцелуев. Верхние полки сплошь были заставлены банками из-под конфет и печенья со сценками из старинной жизни. Софья могла часами разглядывать свою коллекцию, и фантазия уводила ее далеко на вымышленные жестяные улицы. А еще на полках были книги, старые, с желтыми страницами, и совсем новые, пахнущие свежей типографской краской, пыльные журналы бог знает каких годов, музыкальные диски и коллекционные DVD с фильмами. Ей достаточно было подойти и дотронуться до цветного корешка, и тут же рождалось волшебное чувство соприкосновения с выдуманным миром. И тогда реальность вокруг растворялась, исчезала, рассыпалась в мелкую пыль.