Русская Доктрина - Кобяков Андрей Борисович - Страница 122

В случае увеличения курса юаня до реального уровня покупательной способности промышленного юаня (чего домогаются от КНР США) Китай со своими огромными приростами сбережений и положительным экспортным сальдо может в ограниченное время превратиться в опасного конкурента ведущих финансовых держав на финансовом рынке, как он превратился в их конкурента на товарном рынке.

Согласно полностью доминировавшему в соответствующих кругах Запада в 80-е годы мнению, разгром Советского Союза решал на перспективу все проблемы, с которыми мог столкнуться Запад. Сегодня нетрудно видеть, что эта точка зрения абсолютно ошибочна. Стратегическим системным конкурентом Запада и в 80-е годы было “Срединное государство” (так китайцы называют свою страну). Разгромив Советский Союз, Запад уничтожил не столько своего противника, сколько евразийский противовес возрождающемуся мощному “Срединному государству”. Упорствуя в ставке на неолиберальную экономическую политику и продолжая навязывать ее России, Запад лишь ухудшил собственное стратегическое положение.

Общий итог западной политики к 2020 г. (завершающему году очередного 20-летнего плана развития экономики КНР): соотношение экономической массы Запада (ЕС и США) вернется к уровню, на котором соотношение экономических масс Европы и Китая находилось в XV–XVI веках, в период расцвета империи Мин.

2. Утрата Западом технологического превосходства

Расчет на сохранение лидерства в мировой экономике, если над этой проблемой на Западе вообще задумываются всерьез, делается там на превосходство в области новых технологий и в сфере “постиндустриальной экономики”.

Действительно, даже в удаленной перспективе западная экономика будет являться основным генератором новых технологий.

Но вот другая сторона медали. В 2003 г. КНР импортировала товаров высоких технологий на 119,3 млрд долл., и в том числе из США – меньше чем на 30 млрд долл. Основная часть импорта КНР высокотехнологичной продукции приходится на Японию и Южную Корею. Экспорт высокотехнологичной продукции КНР в 2003 г. составил 110,3 млрд долл. и был незначительно меньше импорта.

Из этих цифр виден следующий важный факт: лидерство в разработке высоких технологий одно, а лидерство в производстве продукции высоких технологий – другое.

Восточная Азия (Япония, Китай, Южная Корея) уже превратилась в мирового лидера в области производства продукции высоких технологий гражданского назначения.

Лидерство в разработке высоких технологий одно, а лидерство в производстве продукции высоких технологий – другое. Восточная Азия (Япония, Китай, Южная Корея) уже превратилась в мирового лидера в области производства продукции высоких технологий гражданского назначения.

В общем объеме производства промышленной продукции развитых стран доля товаров, производимых с использованием технологий, созданных за последние 5–10 лет и характеризующихся существенной новизной, невелика (даже по самым оптимистическим расчетам, она не превышает 10–15%). Поэтому можно отставать от развитых стран по технологическому уровню на 5–10 лет (и больше) и в то же время являться для них опаснейшим конкурентом. Это и показывает пример КНР.

Реально и интервал времени, в течение которого производитель новой технологии лишается на нее монополии за счет ее утечки по легальным и нелегальным каналам, не превышает в огромном большинстве случаев 5 лет. Соответственно Китай имеет сегодня в своем распоряжении практически все технологии, появившиеся на свет 5 лет назад. США, как показывает доклад Кокса, не в состоянии пресечь утечку в КНР даже самых секретных военных технологий.

В этой ситуации рассчитывать на то, что западные державы и даже вместе взятые развитые страны могут обладать на перспективу экономически значимым технологическим превосходством над КНР, не приходится. В сфере военных технологий, согласно опубликованным в КНР данным, эта страна сравняется с США в 2010 г.

Для минимизации разрыва в области новых технологий КНР прибегла и к такому нестандартному средству, как размещение в собственных пределах занимающихся научными исследованиями и разработками подразделений ТНК с тем, чтобы они использовали на рядовых должностях местных специалистов, которые, как считается, не уступают в квалификации японским, но обходятся гораздо дешевле. Глупо предполагать, что технологии, производимые китайскими учеными и инженерами на территории КНР, недоступны для китайской экономики.

Поскольку значительный технологический отрыв развитых стран от КНР невозможен, соответственно он неосуществим и в сфере технологий, которые принято именовать постиндустриальными.

Если кто-то думает, что в рамках западной экономики можно создать мощный “постиндустриальный сектор”, а в КНР нельзя, он глубоко ошибается.

Поскольку значительный технологический отрыв развитых стран от КНР невозможен, соответственно он неосуществим и в сфере технологий, которые принято именовать постиндустриальными. Если кто-то думает, что в рамках западной экономики можно создать мощный “постиндустриальный сектор”, а в КНР нельзя, он глубоко ошибается.

Не нужно забывать, что за термином “постиндустриальная экономика” скрывается по преимуществу производство услуг в области обработки данных и связи с использованием продукции электронной промышленности и обычных программных продуктов, причем значительная часть таких продуктов для Запада сегодня производится в Индии и может прекрасно производиться в Китае.

Сферу научных исследований и разработок в целом (НИОКР) также можно отнести к “постиндустриальному” сектору экономики, хотя 9/10 НИОКР тесно связаны с промышленным производством.

Несколько слов нужно сказать по поводу самого феномена так называемой “постиндустриальной экономики”. Когда говорят о “постиндустриальной экономике”, то фактически имеют в виду особый сектор экономики, включающий часть электронной промышленности, производящую разного рода системы по переработке и передаче информации, и сектор сферы услуг, занятый предоставлением в широком смысле слова информационных услуг. При чем тут “постиндустриальная экономика”? С натяжкой можно говорить о “надындустриальном секторе” экономики. Какой же его удельный вес в экономике, например, в тех же США? Несколько процентов. Развитие этого сектора в экономике США не привело к свертыванию промышленности, ни даже к заметному уменьшению индустриальной занятости. (Следует отметить, что хотя “в фоновом режиме” процесс деиндустриализации в США идет, он в действительности представляет собой проявление другого процесса – формирования несправедливой системы международного разделения труда, а фактически – эксплуатации странами Запада дешевой рабочей силы развивающихся стран. С неизбежным и уже идущим изменением существующего расклада геополитических и геоэкономических сил не в пользу США процесс вывода производственных мощностей за пределы развитых стран прекратится и примет обратный характер.) Само собой, что информация не может заменить ни хлеб и мясо, ни автомобили, ни строительные материалы.

Так что “постиндустриальная экономика” – это модный брэнд, и не более того. Это символ надежд на сверхобогащение путем использования компьютеров и построенных на их основе информационных систем. Надежды эти, кстати, не оправдались.

Так что бросаться в омут неолиберальной экономики в расчете на преобразование собственной экономики из обычной в постиндустриальную нет никаких оснований.

Все, что нужно, чтобы завести у себя “постиндустриальную экономику”, можно купить сегодня по дешевке на мировом рынке, что в России уже и делается.

Строго говоря, термин “постиндустриальная экономика” более или менее имеет смысл только в приложении сферы НИОКР (научных исследований и опытно-конструкторских разработок). К сожалению, в период реформ у нас ничего не делалось для развития этого сектора экономики России и делалось немало для его свертывания.

Бросаться в омут неолиберальной экономики в расчете на преобразование собственной экономики из обычной в постиндустриальную нет никаких оснований. Все, что нужно, чтобы завести у себя “постиндустриальную экономику”, можно купить сегодня по дешевке на мировом рынке, что в России уже и делается.