Тайны ушедшего века. Сенсации. Антисенсации. Суперсенсации - Зенькович Николай Александрович - Страница 26

Рейхсканцлером намечался Карл Герделер, бывший бургомистр Лейпцига, а в тот момент финансовый советник владельца концерна по производству электрооборудования Роберта Боша. За Герделером стояли деловые круги Германии, с которыми он был тесно связан. В военные министры прочили генерала пехоты Ольбрихта или заместителя Канариса генерала Остера, главнокомандующим всеми вооруженными силами — фельдмаршала Витцлебена. В правительство Бека — Герделера должны были войти крупнейшие промышленные тузы Германии, такие, как Юнг — от целлюлозной промышленности, Лозер — от концерна Круппа. Им предполагалось вручить портфели министров экономики и финансов.

Сначала главари заговора вели пространные разговоры о том, как бы повернее отделаться от Гитлера, но затем события развернулись таким образом, что пришлось торопиться.

Заговорщиков заподозрили. Прокол был совершенно случайный. На чешской таможне попалось несколько абверовцев, которых обвинили в валютных махинациях. Гестапо потребовало немедленной выдачи задержанных. Мюллер, шеф гестапо, соперничавший с руководителем абвера Канарисом, обошелся с его сотрудниками жестоко: их подвергли пыткам. Не выдержав истязаний, абверовцы рассказали гестаповцам о заговоре против фюрера, который созревал в недрах ведомства Канариса.

В частности, были названы имена заместителя Канариса генерала Остера и начальника отдела Донаньи. Последнего арестовали. Остер пробрался в его кабинет, чтобы уничтожить компрометирующие документы. Однако от всех улик избавиться не удалось. Они оказались в руках Мюллера, который мог покончить с заговорщиками одним ударом. Но он не сделал этого. Более того, даже не арестовал Остера, а Донаньи вскоре был освобожден.

Загадка, не правда ли? Ну как не сослаться на расхожую версию о том, что Мюллер был советским агентом! Иначе чем объяснить проявленную им лояльность по отношению к заговорщикам? Дело ведь происходило весной 1943 года. До покушения Штауффенберга оставался целый год, даже больше.

23 июля 1944 года советская газета «Красная звезда» опубликовала статью Ильи Эренбурга. Популярный писатель и публицист так характеризовал заговорщиков: «Седые, лысые, беззубые генералы восстали против Гитлера». Нечто подобное произошло и в СССР в августе 1991 года. Такие же седые, лысые, беззубые партийные генералы потерпели поражение.

Бомба Штауффенберга была не единственной. О других попытках избавиться от Гитлера известно меньше, хотя их зафиксировано множество. Самой неафишируемой была попытка взорвать фюрера в его собственном самолете, находившемся в воздухе. Нелепая случайность сорвала тщательно продуманный план.

Замысел расправиться с Гитлером таким оригинальным способом — под видом несчастного случая — принадлежал начальнику штаба группы армий «Центр» генерал-полковнику Хеннингу фон Трескову. Ему удалось убедить Гитлера в необходимости поездки на Восточный фронт. Визит фюрера в Смоленск был намечен на март 1943 года.

Во второй половине февраля в этот город с группой офицеров разведки прибыл шеф абвера адмирал Канарис. Он должен был подготовить визит Гитлера. Один из офицеров Канариса, Ганс фон Донаньи, привез с собой новую английскую взрывчатку. Внешне она была похожа на замазку. Ее легко можно было прилепить к телефонному столбу или к якорной цепи судна, просунуть в дверь сквозь замочную скважину, подложить под рельсы. Кислотные взрыватели действовали с помощью проволочки, которая удерживала ударник. Время взрыва зависело от толщины проволочки.

В Смоленске прошла конфиденциальная встреча Донаньи с генерал-полковником Тресковом и его адъютантом лейтенантом Шлабрендорфом. Обсуждались возможные варианты уничтожения Гитлера. Сошлись на самом безопасном — закладке взрывчатки в его самолет. Канарис знал обо всем, но считал, что подготовкой к покушению должны заниматься другие.

Когда после инспектирования центральной группы армий фюрер покидал Смоленск, а это произошло 13 марта 1943 года, к полковнику из его свиты Брандту подошел адъютант фон Трескова Фабиан Шлабрендорф и попросил передать сверток с коньяком своему приятелю генералу Штифу из генштаба. Брандт согласился.

В тот момент, когда Гитлер еще стоял на взлетной дорожке и беседовал с командованием группы армий «Центр», Шлабрендорф переглянулся с Тресковом и раздавил ключом сосуд с кислотой во взрывателе. После этого он передал безобидно выглядевший пакет полковнику Брандту, поднимавшемуся по трапу самолета.

Взрыватель был установлен на тридцать минут, следовательно, взрыв должен был произойти на подлете к Минску. Но случилось непредвиденное: детонатор не сработал из-за сильного холода, бомба не взорвалась. Самолет фюрера благополучно приземлился.

Тресков и Шлабрендорф были потрясены: они надеялись на стопроцентный успех. Надо было что-то предпринимать, ибо пакет с коньяком и бомбой вот-вот мог оказаться в руках не посвященного в планы заговорщиков генерала Штифа.

Тресков немедленно связался по телефону с полковником Брандтом из свиты Гитлера.

— Произошло недоразумение, — извиняющимся тоном произнес Тресков. — Я передал не тот пакет. Не направляйте его по назначению. Завтра мой адъютант исправит эту оплошность.

Бесстрашный адъютант Шлабрендорф вылетел в Растенбург и заменил пакет.

Казалось, сам дьявол охранял фюрера!

Штауффенберг предпринимал две попытки взорвать бомбу в бункере, и оба раза они откладывались из-за неблагополучного стечения обстоятельств. Да и третья попытка успехом не увенчалась — фюрер остался жив.

Судьба как будто специально готовила ему страшные муки из-за предательств близких. Сначала измена Геринга, затем Гиммлера. Потом из бункера, переодевшись в гражданское, бежал генерал СС Фегеляйн — шурин, муж сестры Евы Браун. Это ему сдавшийся в плен генерал Власов подарил в качестве сувенира свой орден Ленина за номером 77, которым он был награжден в феврале 1941 года, за четыре месяца до начала Великой Отечественной войны. Фегеляйна, правда, поймали в Берлине, привезли в бункер, и Ева вынесла вердикт: расстрелять. Поколебавшись: а может, отправить на фронт? — Гитлер утвердил приговор.

Каждый спасался как мог. Одним из последних из бункера бежал Мюллер. Узнав о побеге начальника гестапо, фюрер, как рассказывали очевидцы, завыл страшным воем. После этого он решил принять цианистый калий.

Он ушел из жизни, так и не узнав о мастичной взрывчатке, с которой летел из Смоленска, о других замыслах своего устранения. Один из них относится к 1939 году и связан с именем генерала Томаса.

Сын фабриканта, участник первой мировой войны, генерал-лейтенант Георг Томас в гитлеровском вермахте возглавлял службу вооружения сухопутных войск. В конце лета 1939 года Томас представил на рассмотрение главнокомандующего вермахта генерал-полковника Вильгельма Кейтеля записку с предупреждением о том, что нападение на Польшу приведет к началу мировой войны, к которой рейх экономически не готов. Прочитав записку, Кейтель высмеял ее автора. Однако одержимый Томас подготовил подробный доклад с таблицами и графиками, иллюстрировавшими экономическую подготовленность к войне рейха и других великих держав, на фоне которых отсталость Германии не вызывала сомнения.

Кейтель ознакомил с этим анализом Гитлера. Фюрер сказал:

— Томас отнес Советский Союз к числу великих держав? Но ведь Кремль будет союзником рейха…

Когда Германия напала на Польшу, Томас понял, что это начало конца. В ноябре 1939 года он попытался убедить начальника генерального штаба Гальдера и главнокомандующего вермахта Браухича арестовать Гитлера. Но те наотрез отказались. Гальдер сказал, что долг солдата подчиняться приказам верховного главнокомандующего. Браухич пошел еще дальше: он сообщил о разговоре шефу абвера Канарису и предложил ему арестовать Томаса. Однако полный неразрешимых загадок адмирал, сам участник антигитлеровского заговора, замял дело.

Нападение Гитлера на Советский Союз всполошило неугомонного Томаса. В конце августа — начале сентября 1941 года он приехал на русский фронт, побывал в нескольких армейских группах, пытаясь определить степень возможности военного переворота. Хотя Томас и не получил прямых доказательств осуществления этого плана, он тем не менее остался «умеренно удовлетворен».