Лабиринт - Перри Стефани Данелл - Страница 69

Буркнув что-то себе под нос, Креспи начал колотить ногой по стене, в привинченное болтами устройство, бьющее электрическим током. Это было совсем небольшое приспособление, чуть больше кулака, а если оторвать его от стены, то как оружие оно не принесет никакой пользы. Но вот металлическая подставка, на которой оно держалось, — это совсем другое дело...

— Помоги мне, — прошептал он и остановился. Он дышал часто и неровно, его бледный лоб покрывали капельки пота.

МакГиннесс тоже ударила по стене, попав каблуком в саму металлическую подставку. Они стали работать по очереди, оба вспотели и стонали от боли.

Удары Креспи были тяжелыми, его лицо стало пунцовым, он бил по металлу с нечеловеческой силой. Полковник начал что-то несвязно бормотать, слова вылетали вместе с каждым ударом:

— Чурч... хочет... показать нам... но я... сам... вначале... покажу ему!

В конце концов послышался страшный треск и подставка свалилась на пол: им удалось согнуть металл рядом с одним из крепежных винтов. Электропровод все еще присоединялся к стене и злобно шипел на них. Из него вылетали маленькие голубые искорки.

Креспи нагнулся, радуясь победе и крича от боли, и подхватил толстый, тяжелый металлический стержень, длиной с руку от кисти до локтя. Каждый конец оказался слегка загнут — в тех местах, где стержень прикреплялся к панели.

— Я убью его, — сказал Креспи и искренне верил в это и сердцем, и душой.

Глаза полковника казались черными, в них горела ненависть, бледные губы вытянулись в узкую линию. Во всем его облике чувствовалась целенаправленность.

МакГиннесс кивнула, зная теперь, что заставляет Креспи двигаться дальше. Черт побери, он точно приложит все усилия, чтобы выполнить свое обещание. Он был полон ненависти. МакГиннесс наблюдала за выражением его глаз и надеялась и молилась, чтобы случайно не оказаться на его пути. Креспи определенно был плох, но нацелился на осуществление задуманного, пришел в ярость и не замечал больше никого и ничего вокруг.

МакГиннесс посмотрела на закрытую дверь позади них, потом перевела взгляд на ту, что была впереди.

— Куда теперь? — спросила она.

Креспи уже открыл рот, чтобы ответить, но она так никогда и не узнала, что он хотел предложить, потому что сверху раздался дикий рев, послышалось движение. Чужой был совсем близко.

Креспи поднял металлический стержень и посмотрел на отверстие в потолке.

— Отойди, — властно приказал он МакГиннесс.

Стук тяжелых шагов теперь казался громче. Над отверстием появилась тень и заслонила собой тусклый свет.

Послышался лязг зубов, потом ожидаемое шипение. Это чудовище тоже определенно было голодно и предвкушало, как с жадностью вопьется в человеческую плоть.

Чужой спрыгнул вниз, готовый к атаке, все его туловище напряглось, и оно уже собралось наброситься на людей...

Тут вперед вышел Креспи. Его глаза горели.

Он замахнулся металлическим стержнем, из горла у него вырвался какой-то воинственный клич, в котором смешались ненависть, гнев и боль. Он нацелился в блестящую, вытянутую голову чудовища — и нанес удар, вложив в него весь остаток сил.

Бах! — металлический стержень попал в цель — прямо в черепную коробку чужого.

— Нет!!! — закричала МакГиннесс, отшатываясь назад.

Дверь в конце коридора открылась как раз в тот момент, когда взревело чудовище. Из него брызнула шипящая кислота, потом полилась ручьем, сильным стремительным потоком — на металлический стержень, на стены и на Креспи.

Невероятно, но чужой повернулся и бросился в открывшуюся дверь.

Креспи рухнул на пол.

Полковник почувствовал, как кислота из тела чудовища попадает на него, как густой, ядовитый поток с всплеском льется ему на грудь. В этот момент дико закричала МакГиннесс.

«Неужели придется умереть вот так...»

Это была его последняя оформившаяся мысль перед тем, как кислота сожгла его одежду и коснулась кожи. Казалось, что все его тело пронзило раскаленным добела железом.

Креспи упал, колени сами собой подогнулись — горело все, каждая клеточка тела, — он рухнул на спину и даже не мог кричать, боль слепила его, пальцы скрючило, потом они сами сжались в кулаки у него перед глазами.

«Я мертв. Нет, еще жив. Этот подонок Чурч...» — проносилось в голове у Креспи.

Каким-то образом он нашел в себе силы, открыл рот и закричал. Получился ужасный вопль отчаяния, в котором соединились весь его гнев и вся его боль, он вложил всю свою душу в этот долгий, ужасающий звук.

Он умирал, а Чурч все еще был жив.

МакГиннесс закрыла лицо руками, когда у Креспи вырвался этот разрывающий душу крик. На ее глаза навернулись непрошеные слезы. В этом кошмарном звуке слышалась такая мука, такое отчаяние...

Пошатываясь, она бросилась к нему. Его боль стала ее болью, ее горем. Она старалась быть очень осторожной, чтобы не попасть в шипящие лужи кислоты. Наконец женщина склонилась над Креспи.

Он все еще был жив. Наверное, эксперименты Чурча ослабили защитные механизмы чужих и сделали кровь чужих не такой ядовитой, как у живущих на свободе особей.

МакГиннесс слепо надеялась — какую-то секунду, — что он выживет, что его еще можно спасти...

«Все не так плохо, как кажется, не может быть так плохо. Он выкарабкается», — думала она.

Женщина нежно подняла его голову, положила на свое трясущееся колено, потом взглянула на его грудь и живот — и быстро отвела взгляд. Передняя часть его тела представляла собой дымящуюся массу — смесь крови, плоти и раздробленных, растворяющихся в кислоте костей.

МакГиннесс взяла его руку в свою, почувствовала, как пальцы Креспи слабо сжали ее ладонь. Он был практически без сознания, она увидела, как после каждого его вздоха что-то булькает у него в нижней части живота. У нее начала подниматься к горлу рвота. Когда полковник открыл рот, чтобы что-то сказать, кровь залила его бледные губы и окрасила их в красный цвет.

Его глаза закатились. Он посмотрел на нее стеклянным взглядом, словно видел не ее, а кого-то или что-то еще, гле-то совсем в другом месте. Креспи умирал.

МакГиннес чувствовала, как слезы катятся у нее по щекам. Она не думала, что полковнику удастся что-то сказать, — но он заговорил, очень тихо, шепотом. Женщина склонилась поближе. Ее волосы прилипли к мокрому от слез лицу.